– Что, – оживилась Рохаган, – всё надеешься изловить её, плутовку? Уж сколько на неё мужики капканы и самострелы ни ставили, всегда она извернётся, приманку аккуратненько вытянет, съест и в лес убежит. Не по зубам она охотникам. Шибко умная и хитрая.

– Ничего, у меня с ней свои счёты. Ну что, принцесса, дашь выгулять твоего озорника?

Отдать Зоркого? Всего лишь до вечера?

Я посмотрела на пса, что сидел под забором и не сводил глаз с Вистинга, попыталась подозвать его к себе, но он долго не решался подойти ближе, то и дело оглядывался назад.

Что Зоркий, инстинкт охотничьего пса зовёт тебя в лес? Хочешь пойти с Вистингом промышлять огнёвку, чтобы он застрелил её на воротник?

Всё-таки Зоркий подошёл ко мне и дался в руки, чтобы и я его погладила. Бедный мой мохнатик, неужели ты и вправду хочешь носиться по лесу и гонять диких зверей? Неужели тебе со мной так плохо и тоскливо? Думаешь, с Вистингом тебе будет лучше и веселее? А если нет?

Вистинг тоже хорош: пришёл, полюбезничал с Рохаган и только между делом вспомнил обо мне, вернее, о Зорком. Он что, думает, будто сделка со мной уже заключена, и я так просто отдам ему пса на день, а потом и насовсем? Да, конечно!

– Рохаган, – обратилась я к своей хозяйке, – а много с Зоркого можно вычесать шерсти?

– Так если по два раза на неделе чесать такого лохматого, то за месяц можно и пару носков связать.

– Так может быть, когда мы с Эспином полетим домой, ты оставишь Зоркого у себя? Пожалуйста, не откажи. Я знаю, у тебя он будет жить сыто и вольно, да и на родной земле. Да и тебе в хозяйстве ведь нужна собака.

– Конечно, нужна, как же не нужна, – обрадовалась Рохаган.

Всё, дело сделано. И Зоркий пристроен, и Вистинг остался ни с чем. А нечего было радоваться раньше времени, я ему ничего конкретного не обещала. Сказала, что подумаю, вот и подумала. И пусть не смотрит на меня так ехидно, будто понял обо мне что-то такое, чего я о себе ещё не знаю.

– Какая же ты коварная, принцесса, – сказал он на прощание, – просто маленькая обиженная девочка.

С этими словами он развернулся и пошёл в сторону долины, а я просто онемела от его слов, что не смогла найти достойный ответ. Да и не успела бы я бросить его Вистингу в спину.

В следующий миг дверь дома отворилась, и во двор вышел Эспин:

– Чайник уже давно вскипел, – известил он.

Я послушно кивнула и хотела было отправиться дом, но Эспин не дал. Он успел заметить удаляющуюся фигуру Вистинга и тут же посуровевшим голосом спросил:

– Что ему тут было нужно?

– Так поздороваться приходил, – ответила Рохаган.

– Он говорил с тобой? – обратился ко мне Эспин.

– Не так, что бы очень… – замялась я.

– Всё понятно. Иди в дом.

В дом? Это ещё что за командирский тон? Я же ему больше не невеста, так с чего бы это вдруг так волноваться?

– Между прочим… – хотела возмутиться я.

– Между прочим, – перебил Эспин, – я просил тебя с ним не разговаривать. Или ты забыла?

Ну всё, это уже слишком, просто через край! Он ещё и указывать мне собрался, что делать, а чего нет? Вот бы я ему ответила, только перед Рохаган и Минтукав неудобно.

Так, надо остыть, чтобы искры из глаз не посыпались. Просто зайти в дом, сесть за стол и, наконец, позавтракать. Собственно, это я и сделала. Набитый рот как-то не особо способствует ругани, и потому я тихо сидела за столом и жевала бутерброд всё с тем же невкусным сыром, будто он готов вот-вот заплесневеть. И где только Эспин его взял?

– Продовольственный магазин в Сульмаре один, – видя мои мучения, объяснила Минтукав, – и еда там вся с одного парохода. Что на материке полгода назад не доели, всё к нам привезли.

– На Полуночные острова везут испорченные продукты? – не поверила я.

– Хоть что-то везут, мы и тому рады.

Я всё же решила проверить и взяла банку с маринованными томатами, которую только что купил Эспин. И вправду, мелкие цифры, выдавленные на жестянке, недвусмысленно извещали, что через пару недель продукт нельзя будет употреблять в пищу. Бедные островитяне, как они ещё только не вымерли от голода и пищевых отравлений?

Задавалась я этим вопросом недолго, потому как в дверь постучали. Не дожидаясь дозволения хозяек, визитёр бесцеремонно вошёл в дом. Им оказался всё тот же пограничник, что на днях сопровождал меня до мэрии, а после и тюрьмы.

– Эспин Крог, Шела Крог, – на одной ноте назвал он наши имена, – собирайтесь. Мне поручено сопроводить вас до аэровокзала.

– Уже? – поразилась я, ибо не ожидала, что покидать остров придётся так скоро.

– Разве дирижабль уже прибыл? – не менее удивлённо спросил Эспин.

– Сегодня нерейсовый день.

– Тогда что нам делать в аэровокзале?

– Покупать билеты. Сегодня в городском банке вы получили наличными семьсот империалов, нам это доподлинно известно. Деньги при вас имеются, так что на депортацию за счёт государства можете не рассчитывать.

– Спасибо за заботу, – процедил Эспин. – До аэровокзала можете не провожать. Мы как-нибудь сами доберёмся.

– Не положено, – был ему равнодушный ответ. – Мне поручено проследить, чтобы билеты были куплены. В назначенный день я отведу вас к аэровокзалу и прослежу, чтобы вы точно улетели.

– А если из-за непогоды рейс будут переносить на следующий день, и так целую неделю?

– Значит, каждый день будете сидеть в здании аэровокзала и ждать отлёта.

– И вы за этим проследите?

– Непременно. А теперь собирайтесь и идите за мной. Надо успеть выкупить забронированные билеты, пока их не перепродали толпе желающих отсюда улететь.

Глава 41

Аэровокзал, как оказалось, располагался вовсе не в Сульмаре, а выше по реке. Естественно, пограничник дойти туда своими двоими не мог, и потому мы добирались до аэровокзала на самоходной лодке. Зоркого на борт грозный пограничник категорически отказался пускать. Мой бедный лохматун, а ведь он так хотел снова прокатиться по реке. Благо, на бешеной скорости против течения лодка идти не могла, и потому Зоркий целых десять минут без устали бежал по неглубокому снегу вдоль берега, но всё же не отстал от нас, и даже первым достиг причальной мачты для дирижаблей. И тут рядом с ним упало что-то тяжёлое и громоздкое.

Зоркий испугался и рванул подальше от мачты, а я, высадившись на берег, поспешила подозвать его к себе и обнять, лишь бы он сидел со мной рядом и не бегал возле опасных сооружений.

Задрав голову, я посмотрела вверх. С самой верхушки мачты спускался человек, а вокруг него с противным карканьем кружило вороньё. Когда он достиг земли, то тут же подобрал увесистую махину, что скинул с мачты вниз, и направился ко мне.

– Извините, – немного запыхавшись, сказал он, – я чуть не зашиб вашу собаку. Как-то она неожиданно выскочила. Вроде смотрел, никого внизу не было, и тут она.

На вид это был молодой мужчина в рабочей одежде и вязаной чёрной шапке, что едва закрывала уши. Но не он сам привлёк мой внимание, а то, что было у него в руках. Гигантская металлическая миска, как будто сплетённая из проводов.

– А что это у вас? – не смогла не полюбопытствовать я.

Ответ поверг меня в ступор:

– Воронье гнездо из медной проволоки.

Я так и не поняла, парень решил подшутить надо мной или говорит правду. Зато чёрные птицы продолжали кружить над ним и недовольно каркать.

– Как же вы меня уже достали, – устало выдохнул он, взглянув вверх, а потом перевёл взгляд на меня с Зорким и поделился наболевшим. – Каждую весну и лето одно и то же. И ведь обязательно им надо устроить гнездо на моей радиомачте. А как сгоню их оттуда, начинают плести новое гнездо, но уже на причальной мачте. Со всей округи тащат проволоку, а потом ко мне из Сульмара приходят телеграфисты и жалуются на обрыв воздушной линии. Я что ли им провода между мэрией и крабозаводом рву? Вот, пусть теперь приходят, забирают гнездо и распутывают, раз им меди не хватает.

Вот это история. Я не удержалась и пощупала передовое достижение птичьей конструкторской мысли. До чего же плотно оно сплетено, даже ни одной дырочки в стенках и на дне не видно.