Во двор наших хозяев мы вошли с опаской. И не зря. Все упряжные собаки встрепенулись и повыскакивали из своих будок, стоило им увидеть чужого пса не из их стаи. Я придерживала Дозорку за шею, чтобы не вздумал ввязываться с драку, и в таком вот полусогнувшемся положении я загнала его в сарай. Корова с холхутом настороженно уставились на нас, но не издали ни звука. Дозорка примирительно помахал им хвостом, и звери заметно расслабились. Конечно, он ведь такой обаяшка, разве он может быть опасным?

Осталось только предупредить Тойвонына с Пилвичаной о том, что в сарае проведёт ночь ещё один постоялец. Но стоило мне войти в дом, как я тут же забыла, о чём хотела поговорить.

Перед глазами предстала всё та же картина, что я наблюдала и утром: взрослые и дети сидели за столом, а Брум расхаживал между мисок, но на сей раз не воротил нос от угощения, а что-то увлечённо грыз, держа в ручках два кусочка неведомого мне кушанья

– Белый гриб так себе, – прожевав светлый кусочек, заключил он и откусил от другого, коричневатого. – А вот подосиновик лучше. Намного лучше. Дай ещё.

Как оказалось, Пилвичана не поленилась сходить к соседям-переселенцам и попросить у них сушёных грибов, чтобы уважить маленького привередливого гостя.

– Но зачем? – покачала я головой. – У Брума есть шишки, есть сарана. Он совсем не голодает, просто вредничает.

– Каждый гость должен быть накормлен, – возразила Пилвичана. – Это старая северная традиция. Нельзя обижать гостя невниманием. Гость должен быть доволен и угощением и постелью.

– Ну, что вы, – смутилась я, – зачем столько внимания. Мы ведь вам, наверно, даже мешаем. И мы совсем не знаем, чем оплатить ваши неудобства.

– Ну, что ты, что ты, нельзя ни за что платить. Вот если мы к тебе в гости приедем, то тогда ты будешь нас угощать и привечать – такова наша северная традиция.

Всё ясно, теперь я поняла, в чём смысл северного гостеприимства. Сначала гость приезжает в дом к хозяину, потом гость принимает хозяина уже в своём доме – так они и гостят друг у друга по очереди. Да, для маленьких северных сёл это очень полезная традиция, она сильно облегчает людям жизнь в этом суровом крае, ведь куда бы они ни поехали, их везде ждут, их всегда рады видеть. Что ж, если Аксель Аструп или бабушка Матлинэвыт с Кирсимакан и Нуритынэ или Вилпунен с Тойвоныном, Пилвичаной и их детьми захотят посетить Флесмер, я буду только рада отплатить им за их гостеприимство. Но что-то я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь из них захочет покидать Соболий остров.

Внезапно мои размышления прервал лай во дворе и странный стук. Дверь приоткрывалась сама собой и тут же захлопывалась, а пузырь в окне не успевал до конца надуться и сразу оседал. На пятом хлопке Тойвонын не выдержал и встал из-за стола, чтобы открыть дверь. Стоило ему это сделать, как в дом вбежал Дозорка и тут же кинулся ко мне. Бедняжка, он так заскучал в сарае, что не побоялся выйти во двор к другим псам, лишь бы найти меня. А он, оказывается, умеет открывать не только хлипкие запоры в сарае, но и способен поддеть лапой тяжёлую отвесную дверь в доме. Какой сильный.

Теперь мне пришлось объясняться с хозяевами и рассказать им всю историю о спасении пса. Я думала, что они настойчиво попросят вывести собаку из дома, чтобы она не начала охоту на последнюю курицу, но дети мигом кинулись гладить и тискать лохматого, вымывшегося в снегу Дозорку.

– Какая красивая белая собачка, – радовались они.

А Дозорка был рад вниманию не меньше детей и уже успел лизнуть девочку за щёку. Глядя на эти нежности Пилвичана не удержалась и рассказала нам о бывшем хозяине пса.

– Петер – злой, скверный человек. Всегда обижал своих собачек. И бил, сажал на цепь на всё лето и воду в миску не подливал, и ошейники им делал из проволоки, что шкуры у них все в крови были. И кормит он их всегда плохо. Дурно это, нельзя так делать. Все мы когда-нибудь умрём и уйдём к верхним людям. И все коровы и холхуты после смерти тоже уйдут в Верхний мир к своим хозяевам, чтобы в новой жизни опять кормить их. И собачки уйдут и будут охранять вход в Верхний мир. И всех, кто обижал их в этой жизни, они при встрече загрызут, и будет душа такого злого человека летать неприкаянная. Поэтому нельзя обижать собачек, в Верхнем мире они все обиды припомнят.

Надо же, вот, значит, чем продиктовано относительно бережное обращение с собаками на этом острове. Полезные суеверия, особенно для таких милых пёсиков как Дозорка.

– Придётся взять его с собой в Каменку, – призналась я Пилвичане, – чтобы бывший хозяин его не нашёл и не пристрелил, как обещал.

– Что-что-что-что?! – взревел на столе хухморчик, отложив свои сушёные грибы. – Кого это ты собралась взять с собой?

Он даже подошёл на край стола, чтобы взглянуть на пса, а Дозорка, услышав человеческий голос, ужасно заинтересовался, кто это его издаёт. Вырвавшись из детских объятий, он подошёл к столу и нагло поставил передние лапы на столешницу. В отличие от Брума, я видела, как энергично Дозорка виляет ему хвостом. А ещё я видела, как грозно хухморчик взирает на чёрный нос, что внимательно его обнюхивает. В следующий миг Дозорка не удержался и лизнул Брума – всего, с ног до головы. Ой, сколько же потом было крику…

– Как ты могла привести это слюнявое существо в дом?! Почему оно похоже на песца?! Ты так издеваешься надо мной?!

– Какой же это песец? – примирительно спросила я. – Это обыкновенная белая собака.

– Это большой песец, – настаивал Брум, – слюнявый и блохастый!

– Он просто очень дружелюбный. Он не хотел тебя обидеть.

– Да, не он. Это ты меня обидела. Как ты могла променять меня на какой-то комок шерсти? Меня, настоящего хухморынмыла?! Нет, хватит с меня этих издевательств. Сначала притащила меня на этот остров, хотя я предупреждал, что не хочу сюда ехать. Теперь ты завела гигантского песца. Хватит, всё кончено, я ухожу от тебя.

– Куда уходишь? – оторопела я от такой тирады.

А Брум спустился по ножке стола на пол, прошёл мимо притихшего Дозорки к нарам, где сидел Эспин и залез на них.

– А ну садись сюда, к балбесу, – скомандовал он мне.

Пришлось подчиниться, хоть я и не понимала, что задумал Брум. А он, стоило мне присесть, тут же залез в мой карман, стал вытаскивать из него шишки и клубеньки сараны, чтобы переложить их в карман сидящего рядом Эспина.

– Так, я не понял, что это значит? – немного возмущённо спросил он.

– А то и значит, – окрысился Брум. – Бестолочь всё время нами помыкает. Сначала меня затащила на остров, потом уломала тебя идти на север. Пора объединять силы против неё. Пусть остаётся со своим песцом. Пусть он её всю уляпает своей шерстищей. Она ещё пожалеет, что связалась с этим бесполезным животным. Зато мы с тобой будем одной командой. Я тебе всё расскажу. И где по пути в Каменку найти дрова, и в какой пещере каменцы прячут свои лодки для переправы на Медвежий остров. Мы с тобой покажем бестолочи, что без нас она никто. Без нас она будет голодать и мёрзнуть на морозе. И никакой песец ей не поможет.

– А почему ты раньше ничего не говорил про дрова и пещеру? – изумилась я. – Мы бы тогда не пошли искать примус. Да и Дозорку бы не встретили. Что же ты молчал?

– А ты меня спрашивала? Ты меня вообще никогда ни о чём не спрашиваешь. Просто засунула в карман и потащила через непропуск. Всё, отстань от меня, больше я тебе не прислуживаю. У меня теперь другой покровитель, который не млеет от всяких разных мохнатых песцов.

Всё, переезд из одного кармана в другой благополучно завершился. Брум переложил последнюю шишку, оставив мне только мусор и шелуху. Вот так мой хухморчик бросил меня и ушёл к Эспину. И всё из-за ревности к собаке, такой же белой и пушистой, как и сам Брум. Как он мог? Так обидно, ведь я ничего плохого ему не сделала. Да нет, просто Брум с детства недолюбливал меня, и Дозорка тут не при чём. Лишь бы хухморчик не успел обидеться за что-нибудь на Эспина. Иначе он и его бросит, и мы не будем знать, какие неожиданности подстерегают нас на Медвежьем острове.