– Так, для баловства в начале лета купили, – уже за столом, полным угощений, рассказал нам хозяин дома. – На пароходе столько куриц привезли, соседи возле китокомбината целыми клетками их покупали. А подружка моей Пилвичаны, Марта, говорит ей, купи, будут у тебя свежие яйца круглый год, а не только чаячьи по весне. Ну, мы и купили. А что с этими курицами делать? Деды наши и бабки никаких куриц никогда в жизни не видели. А тут пришлось курятник строить. А толку? Собачки этих куриц во дворе начали ловить и жрать. Потом они поняли, что от кур бывают яйца, начали ждать, когда курица начнёт нестись, а потом выкатывали лапами яйца из курятника. А теперь уже нестись никто не будет. Вон, вожак моей упряжки последнего петуха на той неделе прикончил. Осталась одна курочка, Пушинка. А что ей в курятнике сейчас делать? Замёрзнет. Пришлось сюда принести. А вы попробуйте, какие яйца несёт Пушинка, ни у кого во всём Энфосе таких нет.

Дабы уважить хозяина, мы с Эспином взяли из миски по отваренному яйцу, вот только разбить скорлупу о столешницу не получилось ни с первого раза, ни со второго. Пришлось приложить немало усилий, чтобы всё-таки разломить невероятно толстую скорлупу. На вкус яичный белок и вправду оказался необычен.

– Чем вы кормите курицу? – полюбопытствовал Эспин.

– Так юколой. Зима же, зёрнышек на дворе нет.

Впервые слышу, чтобы птица ела сушёную рыбу. Правда, до визита на Соболий остров я никогда не подозревала, что и коровы могут питаться ветками деревьев, а холхуты морской капустой. Видимо, суровые климатические условия заставляют животных приспосабливаться к северной жизни всеми возможными способами. И отращивать бронебойную скорлупу тоже. Интересно, если крыса всё же утащит у Пушинки яйцо, она сможет его разбить?

– Ой, какая красивая мышка! – неожиданно заголосила девочка, сидя рядом со мной.

Я быстро поняла, в чём дело. Это Брум успел вылезти из кармана и, стоя на столе, уже вовсю хрустел сверхтолстой яичной скорлупой.

– Это не мышка и не зверюшка, – попыталась объяснить я, – это маленький мохнатый человечек хухморынмыл. Он умеет разговаривать, помогает мне по хозяйству, а теперь путешествует со мной. Он мой друг и советчик.

– Ой, а можно с ним поиграть?

– Нет, со мной нельзя играть! – в панике гаркнул Брум, выпустив из ручек скорлупу. – Одна в детстве уже поиграла, теперь приходится таскаться с ней по всяким непропускам, по сопкам, по кедрачу…

– Белый пушистик, – не вняла его словам девочка и протянула руку, чтобы погладить Брума.

С каким же криком он пробежал через весь стол, сполз на пол и попытался спрятаться по ту сторону печки... А зря. Только он попал в поле зрения курицы и приблизился к её законному месту, она тут же попыталась клюнуть Брума, видимо, приняв его за ещё одного воришку её драгоценных яиц. Хухморчик резко свернул и побежал к нарам, но там в темноте его поджидала крыса. Когда она выпрыгнула ему наперерез, я в ужасе представила, как в следующий миг она загрызёт Брума. Но нет, хухморчик оказался проворней и успел достигнуть нар, а с них мигом переполз на стену и потолок.

– Брум, – просила я его, когда ужин давно закончился и все начали готовиться ко сну, – слезай, никто не будет тебя гладить, не бойся.

– Так я и поверил, – донеслось недовольное с потолка. – Не хочу быть затисканым.

Мне так и не удалось уговорить его спуститься, несмотря на то, что дети уже лежали на расстеленных матрасах под окном, укрытые меховыми одеялами. Пилвичана достала из сундука и для нас с Эспином и Вилпунувеном запасные спальные принадлежности.

Ночевали мы на нарах по разные стороны от двери, а хозяева улеглись на широком ложе за занавеской.

До чего же узкое спальное место мне досталось. Зато одеяло из белых заячьих шкурок такое тёплое и мягкое на ощупь. Так бы и лежала под ним всё время, не вставая. Ну, или хотя бы всю эту ночь.

Глава 29

Проснулась я от того, что кто-то негромко переговаривался. Кажется, их было трое, а может быть и четверо. Но один голос я точно узнала.

– Ну, попробуй кусочек юколы, – упрашивал мужчина, – это же такая вкуснятина.

– Я что, курица, чтобы её есть? – возмутился Брум, – Хочешь, чтоб у меня шерсть затвердела и обросла скорлупой? Хочешь, чтобы я ёжиком стал?

– А кто такой ёжик? – раздался явно детский голос.

– Мышь с иглами на спине. На вашем острове такая не водится.

– Может быть, хочешь кусочек лахтачьего жира? – спросила женщина.

– Гадость какая. Лучше дай сушёных грибочков.

– Фу… – снова детский голос.

– Не собираем мы грибы, – в голосе мужчины отчётливо звучало удивление. – Только пришлые их собирают и сушат. А я даже смотреть не могу, когда они их едят. Вот уж действительно гадость.

– Ну, тогда не буду ничего есть. Пойду, возьму у моей бестолочи в рюкзаке шишку.

Я откинула одеяло и осмотрелась. За столом возле окна сидели все четверо обитателей дома, а между мисок, кружек и тарелок с угощениями расхаживал Брум и воротил нос от подношений. Тойвонын и Пилвичана очень хотели его уважить, а детям не меньше чем родителям было любопытно поглядеть на хухморчика. Кажется, отказ Брума позавтракать их очень расстроил, потому моё пробуждение хозяева восприняли как возможность реванша.

Меня угощали умопомрачительными на вкус сливками с толчёной княженикой и поили чаем с кусочками масла – вот что значит гостить у людей, имеющих корову в хозяйстве.

Я даже набралась наглости и исподволь спросила, по каким    рецептам Пилвичана делает сыр и творог. Она так удивилась моему вопросу и ответила:

– Нет, это наши соседи делают, кто с материка приехал. Им нравится с молоком долго возиться, а я не понимаю этого. Сыр – это же молочное мыло, совсем невкусно. Ты лучше попробуй студень на кислом молоке и овсянке. Это намного лучше всякого сыра.

Пока Брум сидел на нарах и с обиженным видом колупал шишку, у меня был самый настоящий праздник живота. Я даже не сразу догадалась спросить, куда пропал Эспин. Оказалось, что он с Вилпунувеном отправился на осаду здешнего магазина. Почему осаду? Потому что покупателей в единственном магазине Энфоса больше чем товаров, и ввиду дефицита нужно ещё суметь доказать продавцу, что пришельцу из Кедрачёвки, а тем более, с материка, крупы и промтовары нужнее, чем родным для продавца горожанам.

Когда в дверях показался Эспин, по его разочарованному виду я сразу поняла, что поход за покупками не удался. Как только за ним сама собой захлопнулась наклонная дверь, над обеденным столом раздался грохот, отчего я вздрогнула и едва не подпрыгнула на месте.

– Не бойся, – успокоила меня Пилвичана, – это пузырь в окне хлопает. Сыро сейчас, вот он и растянулся.

Я не поняла ни слова из того, что она сказала, но стоило мне посмотреть на означенное окно, как я отчётливо увидела провисший кожаный мешок, что крепился к раме. Это выглядело так странно, что я подошла ближе, лишь бы получше рассмотреть, что же вставлено в окно вместо прозрачного стекла.

– А чей это пузырь?

– Медведя. Каждое лето его натягиваем на окно. А как холода начнутся, вставим кусочек льда, будем обливать окно водой, пока лёд не врастёт плотно в раму. А летом, когда всё растает, снова закроем окно пузырём.

За моей спиной вновь скрипнула дверь, и как по волшебству медвежий пузырь в окне прогнулся наружу. А затем дверь захлопнулась, и потоки воздуха заставили пузырь резко надуться, хлопнуть и сдуться.

– Не горюй, – обратился к Эспину вошедший с полным рюкзаком за спиной Вилпунувен. – Сходи, куда я тебе сказал. Не может быть, чтобы там не было.

– Это самое последнее место, где я бы стал искать горелку, – не слишком-то воодушевлённо отозвался Эспин.

– И всё-таки сходи. Вон, сестрицу двоюродную возьми. Вместе будет веселее.

О, я только и ждала повода, чтобы повеселиться. Я даже не стала спрашивать Эспина, что за горелка, и где мы её будем искать. Глянув на Брума и на притихших детей, я решила, что быть затисканным хухморчику сегдня не грозит, и потому со спокойным сердцем покинула дом вслед за Эспином. Только на улице он сообщил мне, в чём причина его печали: