Пока Эспин рубил ивняк возле ближайшей сопки, а я разжигала костёр, Микальган принялся кидать в огонь кусочки пресной лепёшки и сушёной оленины, приговаривая:

– Вот, мы пришли к тебе, Хозяин тундры, бедные странники. Дали бы тебе больше, но у нас запасов мало. А ты прими, что даём, и сделай так, чтоб в дороге нас метель не накрыла, и наст был твёрдым.

Я внимательно смотрела на Микальгана, на его манипуляции с едой и не удержалась от вопроса:

– А что это за ритуал?

– Кормление духа. Надо бы задобрить его, чтобы дорога была лёгкой.

Надо же, а среди кочевников даже молодые люди верят в духов. И даже умеют обманывать их. "Бедные странники" – надо же так кокетничает перед Хозяином тундры.

После обеденного привала мы продолжили наш путь. Микальган гнал своих оленей изо всех сил, и вскоре я поняла, почему. Небо затянуло гладкой серой пеленой, а высокие горы на юго-западе скрылись за белой завесой, будто их и не было никогда.

– Скоро снегопад начнётся, – повернувшись к нам, крикнул Микальган, – но до Многоглавых гор мы добраться успеем, я же Хозяина тундры уважил. Ночь я со своими олешками у подножия пережду, а вы дальше идите. В горах свои духи, их бы надо задобрить, а после никакая буря вам не будет страшна.

Уже смеркалось, когда мы достигли скальных выступов с пятнами снежных проплешин. Настало время расставаться, и я не смогла не отблагодарить Микальгана за неоценимую помощь.

– Да что я такого сделал? – заскромничал он. – Совсем ничего. Это тебе ещё идти вперёд и идти. Но ты возвращайся, с дядей своим возвращайся. Я буду ждать и тебя, и его. Ты же помнишь? Я обещал, я приду к нему за тебя отработать. Ты только дядю своего найди.

– Обязательно найду, – не удержалась я от улыбки.

Всё, теперь настала пора расходиться. Эспин ловко, несмотря на тяжесть рюкзака, принялся взбираться по нагромождению глыб к ущелью наверху. Я следовала за ним, всё время опасаясь оступиться и упасть.

Стоило нам достичь вершины перевала и спуститься вниз, как каменистые глыбы отрезали для нас вид тундры позади, а впереди маячили лишь горы и узенький проход, что должен вывести нас в новую долину. Как только Микальган пропал из нашего поля зрения, Эспин не сдержался и хмыкнул.

– Какой самоотверженный малый. Слышала, он готов ждать.

– Перестань.

Мне совсем не хотелось обсуждать Микальгана и его наивные надежды. Наверняка, пройдёт месяц, и он напрочь позабудет обо мне, да и Яломатке найдёт ему подходящую невесту. Но одно обстоятельство всё равно грело мне душу: Микальган готов доказать свою доблесть отработкой перед главой моего рода, а ведь мог бы просто откупиться оленями. Надо же, так приятно думать, что хоть кто-то изначально не питает в отношении меня меркантильных надежд. А наше с Эспином общение началось с делёжки не принадлежащего мне наследства. Хоть и было это уже давно, а осадок всё равно остался.

Мы всё шли и шли, петляя меж горных выступов, а с неба уже сыпал снег, сначала невесомыми пушистыми хлопьями, а вскоре и стремительно летящей мелкой крупой.

Сумерки сгущались, а конца пути так и не было видно за каменными стенами. Эспин принял решение устроить привал прямо в горах, пока не разыгралась настоящая метель и ещё можно попытаться установить палатку. Пока он натягивал тент на каркас, я принялась разводить костёр, не забыв о заветах Микальгана:

 – Вот, мы пришли к тебе, Хозяин Многоглавых гор. Прими наши скромные подношения и позволь спокойно провести ночь в твоей обители.

С этими словами я бросила в костёр пару кусочков юколы и для верности добавила к ним кусочек оленины.

– Начинаешь верить в духов? – не скрывая усмешки, спросил меня Эспин.

– Нет, просто на всякий случай, – в замешательстве ответила я.

Наблюдая из распахнутой палатки, как Брум помешивает для нас гречневую кашу в котелке, я поняла, что самое время поговорить с Эспином по душам. Завтра нам предстоит нелёгкая дорога, и будет она нелегка не только поиском горной тропинки в долину, но и тем, что до Ясноморья нам придётся идти исключительно в компании друг друга, и натянутое молчание будет не лучшим нашим попутчиком.

– Эспин, прости меня за всё, что я тебе позавчера наговорила.

Да эти слова дались мне нелегко, но без них невозможно двигаться дальше. И речь не только о походе через горы.

– Что-то случилось? – с подозрением спросил он.

– Ничего непоправимого. Просто я вижу, что ты устал.

– А ты нет?

Какой провокационный вопрос. Мы уже двадцать дней идёт, плывём и едем к заветной цели, а она ничуть не приближается к нам.

– Мне кажется, – ответила я, – нам нужно просто привыкнуть и перетерпеть трудности, а потом всё пойдёт как по накатанной.

– Ты это говоришь из страха, что я поверну обратно, и ты не спасёшь дядю Рудольфа?

Какой прямой и меткий вопрос. Да, боюсь, но это и так очевидно.

– Мы вместе его спасём, – решила я напомнить Эспину.

– Знаю, – кратко отозвался он и надолго замолчал.

Каша в котелке мерно булькала, Брум исправно её помешивал, а я думала, что же делать дальше, что говорить, и не находила ответа. Что творится в голове Эспин, было решительно не понять, и это заставляло нервничать.

– Просто всё совсем не так, как я ожидал, – внезапно заговорил Эспин. – На Собольем острове всё было иначе. Мне даже начало казать, что весь наш путь будет таким же лёгким и беззаботным. Всегда будет мягкая погода, всегда будут приветливые люди, которые помогут, накормят, обогреют и ничего не будут требовать взамен. Я жестоко обманулся, не может быть так, чтобы везде нас ждали с распростёртыми объятиями. И путь по диким лесам безопасным тоже быть не может, теперь я в этом убедился. И, знаешь, в этом есть своя положительная сторона.

– Какая же?

– Я наконец почувствовал, что в этом мире есть хоть что-то, что всецело зависит от меня. Например, твоя безопасность. Помнишь, позавчера ты сказала, что все мои достижения в жизни заключаются в том, что я сын преуспевающего отца.

– Прости меня, – смутилась я, – мне и вправду не стоило этого говорить.

– Но ты сказала и оказалась права. Да, я всего лишь конторский служащий, полдня перебираю в отцовском кабинете бумажки и, если повезёт, встречаюсь с клиентами на их территории. Единственный раз мне довелось лично сопровождать груз лишь в Хаконайское королевство, на этом мои познания морской жизни и кончились. Куда мне до дяди Рудольфа? Когда-то он не побоялся обогнуть вместе с грузом Медвежий остров, правда, до Ясноморья так и не добрался. Шхуну отнесло штормом на север и затёрло где-то между Росомашьим и Песцовым островом. И дядя Рудольф тогда не потерял самообладания. Он замерзал, голодал, но не сломался. Помню, как он рассказывал о дрейфе шхуны, когда вернулся во Флесмер. Я тогда был мальчишкой десяти лет, но запомнил его слова. Никогда не отчаивайся и верь в лучшее, только надежда и уверенность в собственных силах позволят тебе выстоять и преодолеть все преграды – так он тогда мне сказал. А я теперь вспоминаю его слова, и всё время спрашиваю себя – а я смогу так же выстоять и не сломаться?

– И каков же ответ? – с замиранием сердца спросила я.

– Пока ты рядом, я буду идти вперёд и не опущу руки.

Пока я рядом? Именно я?

– Но почему ты так говоришь? – озвучила я свои сомнения. – Понимаю, если бы не я, ты бы не отправился в поход, но…

– Не в этом дело, – прервал меня Эспин. – Просто рядом с тобой я впервые почувствовал, что здесь и сейчас от меня очень многое зависит. Я должен заботиться о тебе, потому что никто другой этого не сделает. Никто, понимаешь?

– Понимаю.

– Нет, – покачал головой Эспин, – не понимаешь. С дядей Рудольфом ты жила в тепличных условиях, тебе не приходилось вникать в дела семейной фирмы и всё, что с ней связано. А я с детских лет только и слышал, что я должен делать, чего не должен, что нужно знать наследнику семейного предприятия, что нужно уметь, а что игнорировать. Нужно, нужно, нужно. Должен, должен, должен. Всё расписано на многие годы вперёд, вся моя жизнь подчинена бизнес-плану отца. Ты ведь тоже стала частью этого плана. Стоило дяде Рудольфу покинуть Флесмер, отец сразу решил взять тебя в оборот. А ты тут же взбрыкнула – тебе такое обращение непривычно. А я уже давно перестал пытаться бунтовать, знаю же, что бесполезно. Вернее, знал. В Квадене ты меня переломила. Тогда я сказал себе – сейчас или никогда. Или вырвусь из-под контроля отца, либо до конца жизни буду жалеть, что не попытался стать кем-то больше, нежели очередным Крогом-торговцем.