– В каких?
– В ваших. Она медэксперт. Но где точно, не скажу.
– Это мы сами найдём.
Он опять схватился за телефон.
– Пешкин, это Корнеев. Человечка мне пробей одного. Зайцева Кристина, двадцать восемь лет. Живёт в доме № … по улице… Квартиру там посмотри, родственников, место работы… Ну, в общем, не мне тебя учить. Сам взрослый мальчик. Да это не она, это с ней сделали. Ранили её тяжело. Да ничего толком не знаю. Сейчас там врачи колдуют. Прогнали. Пока им все карты в руки. Вот увезут беднягу в больницу, тогда и начнём работать. Пальчики снимем, кинологов пригласим.
Больше мы почти не разговаривали, прислушиваясь к происходящему на лестничной площадке. Дверь в квартиру была распахнута настежь, и в прихожей стоял лейтенант, чтобы отслеживать ситуацию и предупредить начальство, когда им можно будет приступать к своей работе.
Мне показалось, что прошла целая вечность. Потом в квартиру заглянул «разбойник».
– Всё, алес!
– Увозите в больницу? – С надеждой спросил Корнеев.
– Да, какое там… Не вытащили.
Он со злостью ударил кулаком по дверному косяку.
– Блин! Молодая, красивая! Какой гниде понадобилось такое сделать?
И обращаясь к Корнееву, сказал:
– Слышь, майор, найдёте гада, будь другом, звякни, вот мой телефон. Я его своими руками урою.
Полицейские колдовали над местом преступления до глубокой ночи. Мы с женой сидели на диване, прижавшись друг к другу. Бони умудрился протиснуться между нами. Вдруг Вера прошептала:
– Ещё к кому-то «Скорая» в наш подъезд приезжала. Что же за вечер-то такой?!
– Может, это за телом. Ну, перевозка специальная, – пробормотал я.
– Да нет, с сиреной и маячком. Это к тяжёлому больному или раненному.
– А ты полагаешь…
– Не знаю.
Утром в нашу дверь кто-то осторожно постучал. На пороге стояла соседка из квартиры напротив, Надежда Петровна.
– Доброе утро, Саша. Тьфу, какое доброе. В общем, здравствуйте. Верочка не спит?
– Нет.
– Позовите её, пожалуйста. Её помощь нужна.
Жена уже вышла в прихожую, зябко кутаясь в шаль.
– Надюша, привет. Что там? Да ты проходи, не через порог же говорить.
– Верочка, попробуй с Васькой поговорить. Он сейчас у нас. Его Женька скрутил. Васька руки на себя наложить пытался. Ночью ведь у Лили инфаркт случился. До больницы не довезли.
До меня не сразу дошло, что «Васька» это полковник Сазонов. Да, его же зовут Василий Иванович. Как-то я отупел.
– Да что же это… Прямо одно к одному, – всхлипнула жена, но тут же постаралась взять себя в руки.
– Сейчас приведу себя в порядок, а вы пока тащите Василия сюда. Усаживайте на диван. Саша, сядешь с одной стороны, а Женя с другой. И держите его покрепче. Не справимся – придется спецмашину вызывать. А не хотелось бы.
Я прошёл следом за Надеждой в её квартиру, и мы вдвоём с Евгением привели полковника Сазонова к нам. Вид у мужика был безумный. Впрочем, неудивительно.
Вскоре из ванной появилась Вера, собранная и свежая, блин, как утренняя роза.
Она взяла стул и села напротив дивана.
– Ну, что, поговорим? Для начала предлагаю всем перейти на «ты» и называть друг друга просто по имени. Никто не против?
Василий попытался рвануться, и мы с Евгением буквально повисли на нём. Сдавшись превосходящим силам, полковник мрачно спросил:
– Ну что? Уговаривать меня будешь, как маленького? Утешать?
– Не собираюсь. Что я тебе скажу? Что всё хорошо? Что все живы и здоровы? Мы же с тобой взрослые люди, и знаем, что это не так.
– А что же ты хочешь?
– А ты?
– Сдохнуть.
– Мне тебя пожалеть? Или сесть рядом с тобой и похныкать? Не дождёшься. Ты мужик. Настоящий. С большой буквы. Да, всё очень плохо. Но ты выдержишь.
– Зачем?
– Хотя бы для того, чтобы поймать эту сволочь, которая где-то ползает по миру и коптит небо своим поганым дыханием.
– Как я его поймаю? Смеёшься? Никаких зацепок! Эксперты с кнопок лифта сняли такую мешанину, что лучше не упоминать. Полицейская собака след не взяла. И, конечно же, никто ничего не видел и не слышал.
– Можешь мне не верить, но сейчас в этой комнате находится существо, которое точно знает убийцу, и никогда его не забудет.
Это в стиле моей супруги. Она умеет высказать какой-то парадокс, и пока его перевариваешь…
Это было много лет назад.
У меня был брат-близнец Лёша. Мы были очень близки, но при этом были очень разными. Я был очень тихим и спокойным: учёба, рисование, книги. А Лёшка постоянно оправдывал своё школьное прозвище – Флибустьер. Его как магнитом притягивали опасные приключения. Дрейф на льдине по Москве-реке в семь лет, Бог весть где, найденная боевая граната, брошенная в костёр – в десять лет, единоборство с озверелым алкоголиком, попытавшимся поднять руку на Леночку, первую Лёшину любовь – в четырнадцать. Он получал травмы, но не сворачивал с опасного пути. Окончив лётное училище, брат стал лётчиком-испытателем.
Это произошло прямо у меня на глазах на авиашоу. Маленький серебристо-алый самолётик Лёши вошёл в пике и не вышел из него, на полкорпуса ввинтившись в землю.
Я смотрел на это и тупо глотал воздух, не имея возможности вдохнуть. Я просто забыл, как надо дышать.
Мы тогда с Верочкой только поженились. И вот она, в ту пору ещё студентка, вдруг сказала мне что-то совершенно неожиданное. Пока я озадаченно пытался понять сказанное женой, способность дышать как-то сама вернулась ко мне. Нет, горе не стало менее острым, но организм как-то перещёлкнулся и приспособился жить с этим горем.
Вот и сейчас Вера заявила, что среди нас находится тот, кто знает убийцу. Мы все, включая полковника, огорошено уставились на неё.
Потом Сазонов неуверенно спросил:
– Ты это серьёзно? Среди нас есть кто-то, кто знает эту мразь?
– Да. Видишь ли, сильные эмоции не просто так возникают у человека. Насколько мне известно, Кристине нанесли множество ран.
– Двадцать три, – глухо пробормотал полковник.
Он уже не пытался вырваться, а подавшись чуть вперёд, буквально впитывал слова Веры.
– Сам подумай, для того, чтобы нанести молодой красивой беременной женщине двадцать три удара ножом надо дойти до крайней степени озверелости. А это значит, что в организме убийцы произошёл запредельный выброс норадреналина. К сожалению, нам этот запах недоступен, а вот Бони, запомнил убийцу на всю жизнь.
– Это как? – Спросил Василий.
Мышцы него расслабились, и теперь он просто слушал, а Вера продолжала плести словесные кружева:
– Для животных запах норадреналина – это запах опасности, и собственный запах носителя этой опасности впечатывается в мозг.
– Но ведь ищейка след не взяла, – неуверенно возразил Сазонов.
– Я точно не знаю, но, кажется, реаниматологи применяют какие-то адреналиновые препараты. К тому же на месте преступления потопталось много людей, весьма взволнованных. От перепуганной насмерть акушерки, до реаниматолога, который нам чуть дверь не вышиб от злости на убийцу. Запахи их эмоций забили запах убийцы.
– Но как я найду убийцу? Ведь Бони не сможет мне ничего сказать.
– Не сможет. Он, возможно, смог бы опознать его при встрече, но я даже не представляю, как они могли бы встретиться. Но если Бонапарт смог унюхать мерзавца, значит, ещё кто-то мог заметить и запомнить эту дрянь. Пусть бессознательно. У животных на жизнеобеспечение работает восемьдесят процентов мозга, у нас значительно меньше. Но агрессора и человек может почувствовать. Пусть и не по запаху. Понимаешь, норадреналин, хоть и быстро распадается, но не за минуту из организма выводится. К тому же за ним следует резкий выброс адреналина. А это значит, что кто-то мог заметить человека с резкими беспорядочными движениями, расширенными зрачками, вспотевшего на морозе, в конце концов! Убийца не воспользовался вторым лифтом. Он не мог дожидаться его рядом с умирающей женщиной. А это значит, он спускался по лестнице! С двенадцатого этажа! Кто-то мог его увидеть, услышать. Мы будем искать этого «кого-то». В доме, во дворе.
