Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Говорили, что до взятия Урги к дивизии барона присоединился отряд японцев под командой их подполковника. Японцы участия во взятии Урги не принимали и таинственно исчезли. Были слухи о том, что подполковник возглавлял отряд политически-разведывательного назначения.

Начальником Штаба Дивизии был ускоренного выпуска Генерального Штаба (г. Томск) капитан Д. Он долго не пробыл в этой должности. Его выдержка, хладнокровие и медлительность вывели из терпения барона, который сослал капитана рядовым в Чехарскую сотню.

Его заместил старик В-ий - инженер Путей Сообщения - "лукавый царедворец"; он действовал успокоительно на горячего барона своими льстивыми словами. Это, говорили, он вбил Унгерну в голову идею о его, барона, сходстве с Петром Великим, Вой-ий также умело ушел в сторону, упросив Унгерна освободить его от должности начальника Штаба, ссылаясь на то, что из-за ишиаса он на своем коне не поспевает за скакуном барона.

Инженера заместил присяжный поверенный из Владивостока Ив-ий. Он ладил с бароном, но иногда тоже "посиживал" на крыше - правда на короткие сроки, так как он был нужен в Управлении Штаба.

Говорили, что атаман Семенов, узнав о взятии Урги, сообщил:

- МОЙ Унгерн покорил Монголию, за это я произвел его в генерал-лейтенанты.

- МОЙ, МОЙ, - повторял барон с негодующим смешком, - попробуй, возьми сам Монголию!

Этим он отвергал всякую зависимость от атамана и подчеркивал собственную идею и стратегию захвата; тем не менее погоны генерал-лейтенанта с вензелем атамана Семенова он все-таки надел на свой монгольский брусничного цвета бушлат.

Большинство офицеров дивизии Унгерна были "сфабрикованы" самим бароном. Преобладали подъесаулы, хорунжий, произведенные из подпрапорщиков, урядников, строевых казаков. Все они были типа сорвиголов и были преданы барону не столько по любви к его личным качествам, сколько за ту вольную жизнь, которой он их вознаграждал за их храбрость, отвагу и преданность.

***

Первый день после взятия Урги очередь станичников у китайского банка не прекращалась, - кто сколько мог набивал свои карманы китайскими долларами, японскими иенами, русскими червонцами, царскими серебряными рублями; бумажными деньгами пренебрегали.

Когда же возобновилось преследование врага - горе было тому, кто нарушил военную дисциплину. Наказания были жестокие, как физические (50-100 ударов ташуром, расстрел), так и моральные, особые

по дикости их изобретения: - сидеть на льду и поддерживать костер на берегу реки, сидеть на крыше, - конечно, и в том и другом случае без пищи и питья.

Барон стоял горой за своих бойцов. После поражения под Кяхтой, обходя ночью поле, он увидел раненых, лежащих на земле, в то время, как единственный врач К. спал в юрте. Разъяренный Унгерн ворвался в юрту, подскочил к спящему доктору и одним ударом ташура сломал ему ногу.

Кроме постоянного состава офицеров, в дивизии были и те штаб- и обер-офицеры, которые примкнули одиночками или группами, спасаясь от большевистского преследования в Сибири. Около пятидесяти офицеров бывшей Оренбургской армии было мобилизовано Унгерном. Все эти "чужаки", - и как не проверенные политически, и как боевой элемент, - уважением унгерновцев не пользовались.

Во время какой-то тревоги на окраине Урги, на автомобильный двор прискакал комендант Штаба Дивизии, хорунжий Бурдуковский, с громким требованием предоставить ему немедленно автомобиль. Шоферы были в разгоне. Дежурный офицер, оренбуржец, шт.-капитан Л. сразу же стал наливать воду в радиатор ближайшего автомобиля (воду на ночь выпускали по случаю заморозков) эта процедура показалась "до черта" медленной горячему хорунжему. Он локтем бьет по шее штабс-капитана, тот "клюет" носом прямо в радиатор. Бурдуковский, видя окровавленный нос и губы, понял, что это уж совсем усложняет заправку автомобиля. Он садится на коня, осыпая ругательствами капитана, и скачет на улицу...

Этот инцидент был доложен начальнику авто-команды полковнику М. Он обещал расследовать. Мы знали, что из его расследования ничего не выйдет. Бурдуковский бывший денщик Унгерна, был его любимцем.

Однажды выпала моя очередь подать автомобиль барону. Он вышел в сопровождении монгола, одетого в яркий желтого цвета шелковый халат. На его голове была круглая, черного бархата, шапочка с темно-красным шариком и павлиньим пером, указывающим на его княжеское достоинство.

Барон занял заднее место, а князь сел со мной и указывал дорогу. Вскоре мы въехали в Маймачен, пригород Урги, и начали крутиться в лабиринте узких улиц, пока не въехали во двор, где на деревянном помосте (признак богатства) стояла белого войлока юрта. Судя по количеству монгольских "цириков" - солдат, около юрты, я решил, что здесь живет большой чин монгольского правительства.

Мои пассажиры скрылись в юрте, я же пыхтел, заворачивая свой длинный Чандлер на ограниченном пространстве двора, потом обошел автомобиль кругом, оглядывая шины, которые нужно было изредка подкачивать ручным насосом.

Вскоре барон вышел, а за ним хозяин юрты, высокий, стриженный, с круглым кирпичного цвета лицом, одетый в красного шелка халат. Они оба низко кланялись друг другу, и я вдруг опешил, когда увидел, как этот "бог войны", "грозный барон" пятился на полусогнутых ногах от приседающего монгола, с самой вежливой и дружественной улыбкой...

Когда барон повернулся к автомобилю и поймал мой растерянно-изумленный взгляд, его лицо передернулось и превратилось в каменную маску, с глазами, как горящие угли. Я знал, что он не простит мне того, что я видел его в таком необыкновенном для него "размякшем" виде.

Назад мы ехали вдвоем. Барон изредка ерзал на заднем сидении. Приближаясь к Урге, мы увидели всадника монгола, который гнал табун лошадей вдоль дороги.

- К табуну! - услышал я приказ барона. Я свернул с дороги и тихонько направил автомобиль к табуну. Дикие лошади рванули в сторону и скрылись за облаком пыли... Моя голова дернулась вперед от удара ташуром и я выпустил руль из рук.

- Остановись ! - заорал барон. Растерянный, я послушно остановил и даже заглушил машину.

Он вылез и крупными быстрыми шагами пошел к всаднику... и немного "отошел", когда услышал желаемый ответ от испуганного монгола: - Да, эти лошади были для его тургутского полка...

Молча мы оба ехали назад в Штаб, где барон так же молча вылез и скрылся за дверью. А я возвращался домой со звоном в ушах от сильного удара по голове и сам себя ругал: как это я забыл... забыл вложить рукавицу в мою меховую шапку...

***

Прощал ли Унгерн кого-нибудь, когда-нибудь, и оставлял ли без наказания за неисполнение его приказания?

Да, и я могу это подтвердить следующим эпизодом.

Вскоре после занятия Урги, начальник авто-команды, полковник М. пришел на автомобильный двор и вызвал механика.

- Сандро, - сказал он, бледный, мигая встревоженными глазами, - барон приказал приготовить для поездки на север все имеющиеся в городе автомобили, и если хоть один из них не дойдет до конца путешествия, то он лично застрелит меня там же на месте.

Все молчали. Каждый из нас понял, какой смертельной опасности подвергался полковник. Из двух дюжин автомобилей, которые были захвачены в Урге, только одна треть их была на ходу, другие же были разобраны и служили запасными частями для ремонта. В общем же все автомобили были в механическом отношении ненадежны, в особенности для длинных перегонов на предательских монгольских дорогах - вернее монгольском весеннем бездорожье...

После бессонной ночи и тяжелого труда, к утру мы приготовили пять автомобилей годных и готовых для поездки.

Эти автомобили выстроились вдоль дома, где помещался Штаб. Разогреваемые, гудящие моторы, громкие перекликания шоферов с последними напоминаниями о том, чтобы не забыть... Суетливые и немного неуклюжие, робкие монгольские князья в шелках и в своих тяжелых гутулах (сапоги с острыми носами кверху) занимали места в автомобилях, не забывая своих седел. Все это создавало атмосферу готовности, деятельности и планированного порядка.

43
{"b":"76586","o":1}