Девочка поднималась на третий этаж, медленно ступая на каждую ступеньку. Как ни странно, ей тоже не очень хотелось домой. Она знала, что там ее встретит молчаливая мама с заплаканными глазами. Обнимет и, не расспрашивая ни о чем, станет накрывать на стол к обеду.

Бабушка тоже будет прятать глаза, стараясь не показать, насколько недовольна поведением дочери. Сонечка знала, что она денно и нощно пилит маму из-за папы. Настаивает на том, чтобы они развелись.

А девчушка всегда со страхом пыталась себе представить, что такое развод. В голове не укладывалось, как это бывает:

— Это что же получается, папа не будет жить с нами? А где же он будет жить?

А как же мы без него? Мама в ответ на бабушкины слова говорила, что мы с голоду помрем без папиных денег. Страшно. Я не хочу умирать. И не хочу, чтобы умирали мама и бабушка.

Мысли маленькой девочки становились все печальнее и печальнее:

— Полгода назад умерла папина мама, моя вторая бабушка. Бабушка Нюра. Она лежала, не двигаясь и не просыпаясь. А все подходили к ней и грустно смотрели на нее. Мама плакала, а папа долго сидел у гроба, сжав голову руками.

Какое страшное слово — гроб! И зачем только бабушку Нюру положили в него? Пусть бы она лежала, как всегда, на диване. Было бы не так страшно.

А потом бабушку Нюру в этом самом гробу куда-то унесли, и все тоже ушли. Мне сказали оставаться дома, с бабушкой Валей, которая все ходила по квартире и горестно вздыхала.

Больше бабушка Нюра домой не вернулась. На мой вопрос, почему она не возвращается, папа грустно ответил: «На мазарки ее снесли».

Это было еще одно очень страшное слово — мазарки. И почему оттуда нельзя вернуться домой?

Взрослые не особенно утруждали себя объяснениями. Считали, что рано еще посвящать Сонечку в такие проблемы, поэтому и не хотели говорить с ней об этом. Поэтому она, как всегда, со своими непонятками обратилась к подружке Райке. Та знала все. Только то, что она рассказала, повергло Соню еще в больший ужас:

— Ну, короче, мазарки — это кладбище, где закапывают людей в землю после того, как крепко заколотят гроб.

— Для чего заколотят? — спросила Сонечка у подружки, холодея от ужаса.

— Ну, не знаю… Я где-то слышала, что мертвецы иногда поднимаются из гроба и приходят домой.

— Так это же хорошо. Пусть приходят.

— Ты что, ненормальная?! Они же мертвые!

— И что? — не унималась Соня, вспоминая, какие вкусные пирожки пекла бабушка Нюра. А с приездом бабушки Вали они только булки из магазина кушали.

— Ну ты совсем балда! Запомни: мертвых закапывают глубоко в землю и крепко заколачивают гроб, чтоб они ни-ко-гда-а-а не могли выбраться оттуда… Понятно?

Нельзя сказать, что Сонечка хоть что-то поняла из разъяснений Райки. Но умирать после ее объяснений ей совсем не хотелось. Поэтому слово развод стало внушать еще больший страх и звучало, как приговор.

Глава 3

В доме было грустно и тягостно. Ольга и ее мать, сердитые и недовольные, практически не разговаривали друг с другом. Нет, они разговаривали. Только их общение сводилось к отрывистым фразам. Поэтому скорее напоминало перебранку.

— Сколько можно терпеть его пьяную рожу? — Валентина Андреевна брезгливо сморщилась.

— Мама, а что мне делать? Не могу же я выгнать его. Квартира-то его.

— Вот наградил же Бог зятем! Так больше продолжаться не может.

— Ты видишь какой-нибудь выход? Я — нет.

Обе помолчали, наблюдая, как Соня ковыряется в тарелке.

— Хватит мучать тарелку! Марш в свою комнату! — тон мамы напомнил крик Райкиной матери. Сонечка внутренне сжалась, представив себе, что, выгнав папу, мама приведет в дом чужого дядю — отчима.

— Мамочка, не прогоняй папу! — Соня расплакалась. Бабушка Валя выразительно посмотрела на Олю, покрутив пальцем у виска.

— Успокойся, малышка, это мы с бабушкой… шутим. Иди к себе, отдохни после школы. — Она обняла дочку и, ласково заглядывая ей в глаза, добавила: — Все будет хорошо. Не плачь. Я люблю тебя.

— А папу?

— И папу… тоже.

Сонечка, размазывая по щекам слезы, ушла в свою комнату.

***

Их огромная квартира, состоящая из пяти комнат, вполне позволяла выделить каждому члену семьи отдельную комнату. Но именно ее габариты и были камнем преткновения, заставляющим Ольгу, подзуживаемую матерью, терпеть мужа.

Она и сама не хотела потерять эти квадратные метры в самом центре города. А он не решался на раздел, так как квартира досталась ему в наследство от родителей. К тому же, он вообще не собирался разводиться. Ведь встал бы вопрос, с кем останется Сонечка. А он не мог допустить, чтобы его любимая дочурка росла в неполной семье.

Война двух поколений на кухне продолжалась. Валентина Андреевна не уставала допекать дочку, указывая тысячу и одну причину для развода:

— И откуда у тебя такое долготерпение? Да гони ты его в три шеи. При разделе тебе с Соней положены две доли, ему — одна! Дави на то, что у тебя дочь. Обещай выплатить ему его долю.

— Мама, ты в адеквате?! Это его квартира! Только его. Как ты не понимаешь, что имущество, нажитое до брака, разделу не подлежит.

— Ну да. Ты права. Но ведь он — мужчина. Мог бы и поделиться, — буркнула уже не очень уверенно и замолчала. Правда, надолго ее не хватило:

— Вот ведь разводятся другие, и ничего. Господи, хоть бы случилось что-нибудь…

— Мама! Ты о чем? Он отец Сони. Как ты можешь?!

— Отец — по пьянке спец. Да кому он нужен такой?

— А ничего, что он нас троих обеспечивает. Поит, кормит, одевает… — Оля расплакалась.

Она вспомнила, что лет девять назад Денис из жалости приютил бедствующую студентку, оставшуюся без денег и жилья. Просто привел домой и сказал опешившей матери, что она теперь будет жить здесь.

Его голос был настолько твердым и решительным, что мать не осмелилась ему перечить. Так и осталась Оля у них. Сначала в качестве девушки Дениса (хотя только в тот памятный вечер и познакомилась с ним), а потом — в статусе официальной жены и матери маленькой Сонечки.

Ольга до сих пор испытывала благодарность к Денису, но признавалась себе, что кроме этого от былых чувств ничего не осталось.

Пока была жива его мать, она всячески старалась сгладить ссоры и недомолвки, возникающие между ними. Но с ее уходом их отношения совсем зашли в тупик, выхода из которого они оба не видели.

Денис после смерти матери стал выпивать. Сначала редко. Потом чаще — почти каждый день. Видеть его нетрезвое лицо было невыносимо. Мать, Валентина Андреевна, только подливала масла в огонь.

Единственное, о чем мечтала Оля, — бросить все и уйти с дочкой куда глаза глядят. Лишь бы не видеть его. Вот только уходить было некуда. Да и средства к самостоятельному существованию отсутствовали.

Так уж получилось, что специальности у нее не было. Она закончила три курса мединститута, но после рождения Сонюшки не продолжила учебу. Муж настоял, что до трех лет ребенок должен быть с мамой. И никакая бабушка или няня не должны заниматься ребенком. Главный аргумент — государство не случайно предоставляет матерям длительный декретный отпуск по уходу за маленькими детьми.

Переубедить его не смогли ни жена, ни его мать, которая с удовольствием занималась внучкой.

Так и пошло. Оля воспитывала дочку, привыкала к праздному времяпровождению, достатку и в некоторой степени — просто к беззаботной жизни. Бабушка Нюра помогала невестке во всем, окружая всех своей безграничной любовью и оберегая покой молодой семьи.

С ее смертью отношения с мужем совсем разладились. Ольга сначала подозревала его в измене, изводила себя и его ревностью. Пробовала следить за ним. Сначала сама. Но слишком унизительны были вечерние безуспешные попытки «застукать» мужа в объятиях другой женщины.

Мать посоветовала обратиться к частному детективу. Этот вариант показался Оле более приемлемым. Но ее ждало разочарование — тот не нашел доказательств измены, хотя его отчет так и не развеял сомнения Ольги в безгрешности супруга.