Устранение средства прослушивания не осталось для вольников незамеченным. На следующий день после уничтожения жучка, у здания участка стали появляться люди в чёрных плащах-безрукавках с плазмосаблями в ножнах. Они вели себя не агрессивно, лишь взяв в кольцо полицейский участок. Но даже так их присутствие нервировало полицейских.

– Не надо боятся. Пока что они нам ничего не сделают.

Но успокоить своих людей полковник не мог. Он сам сильно сомневался, что Драгович сдержит слово о предоставленном месяце. Нужно приступать к реализации плана.

– Значит так, – сказал он своим сотрудникам, которых собрал на для последнего совещания – Завтра заключённый «627» – Сергей Драгунов отъедет в сторону суда. Ваша задача – обеспечить его безопасность.

– Не слишком ли много геморроя от одного парня, Алексей Григорьевич? – осмелился спросить кто-то из младших сотрудников. Никитин хотел было заткнуть желторотика, указав на его место, но поймал напряжение, которое нарастало среди личного состава.

– Наш геморрой – не Сергей. – ответил Никитин – А вольники.

– При всём уважении, полковник. – воскликнула другая сотрудница – Но не проще ли отдать им парня?

– А вот эти разговоры, чтобы я больше не слышал! – строгий голос Никитина мгновенно оборвал все возмущения. Казалось будто скульптуры из раскалённого металла окатили напором ледяной воды – Мы полиция. Наша задача – защищать порядок, а не прогибаться под бандитов!

Когда возмущения утихли, то полковник продолжил, как ни в чём не бывало:

– Мальчишку передадут прокуратуре и судьям. С того момента, он станет их проблемой. Если Драгович будет недоволен, то пускай разбирается с ними. Но, до тех пор, пока подозреваемый «627» не предстанет перед судом, то ни один волосок с его тела не упадёт. Я понятно выражаюсь?

– Так точно!

– Пока все свободны.

– Не нравится мне всё это. – ворчал майор, почёсывая своё круглое пузо.

– Тебе ничего не нравится с того момента, как Никитин получил полковника вместо тебя.

Майор Лёва Гаврилов лишь грустно хмыкнул и заварил уже третью чашку кофе. Общий буфет. Предназначался исключительно для приёма пищи в обеденный перерыв, а стал обителью сплетен.

– Тут другое, Даша. – продолжал гнуть своё тучный майор – Лёша, за годы службы, настолько вжился в роль «честного полицейского», что не видит реальных вещей.

– Он всегда был идеалистом. – сказала Даша, затягиваясь сигаретой – Что пошло полиции Староярска лишь на пользу. Контора держится лишь благодаря ему.

– Даша, ты же не глупая девочка…

– Я не девочка. Мне уже третий десяток…

– Тем более. Ты должна понимать, что всё это заходит слишком далеко. Одно дело, выбивать дурь из торгующей наркотой шпаны и совсем другое – вступать в прямую конфронтацию с теми, кто не остановится не перед чем.

– Он прав, Даша. – к ним подсел её брат Марат, с которым они вместе прошли службу в полиции – Тут все такого же мнения. Мы молчали только из-за уважения к полковнику. Старик многое сделал для нас, но это не значит, что он всегда прав.

– Раньше Никитин не был таким твердолобым. – сказал Гаврилов с лёгкой ноткой ностальгии – Что бы принести порядок на улицы, он не брезговал даже договариваться с бандами, а тут так упёрся, что и бульдозером не сдвинешь.

Дарья грустно кивнула. Она знала в чем причина такого дуализма. Криминальные бароны разрослись такими средствами, что их мордовороты имели такое оснащение и подготовку, что полиция не смогла бы задержать ни одного из авторитетов даже получив ордер.

Элиту возросшая преступность не волновала, так как каждая знатная семья имела собственную профессиональную армию для обеспечения безопасности своих владений. Многие аристократы крышевали мафию, а нередко дворянский титул и вовсе получал бывший «крёстный отец».

Что бы обезопасить, хотя бы улей своего города, Никитину пришлось пойти на бесконечные сделки с дьяволом. И он ненавидел себя за это.

– А чем в итоге кончились эти «договоры», напомнить? – вступилась за начальника Даша – Платить за такую дипломатию пришлось маленьким детям!

Её довод малость остудил брата и майора. Все помнили. Никитин заручился поддержкой одного авторитета пообещавшего, что вся преступность Староярска уйдёт в контрабанду и проституцию. Больше не будет грабежей рэкета и наркотиков. И он сдержал слово. Не уточнив только возраст «жриц любви». Когда в публичные дома стали фургонами завозить девочек, из которых, самым старшим было по тринадцать лет, то давать заднюю стало слишком поздно. Все были повязаны общей тайной.

– Вот только не надо тут давить на «одну слезинку ребёнка». – наконец-то нашёл что ответить Лёва – Лёша сам нас втянул в ту авантюру по наведению порядка и не рассчитал силы. Никак не мог принять, что теперь полицая, лишь "полицаи". Так на что он рассчитывал? К тому же, ты уводишь тему разговора. Или ты считаешь, что сейчас он готов сцепится с вольниками потому что стыдится того, как всё обошлось с тем лосём-педофилом? Но если бы он действительно раскаивался, то давно пустил себе пулю в висок.

В этот раз, перевес был на стороне майора.

– Я вот вообще не понимаю проблему спора. – сказал Марат – Вы – господин майор, к чему эту тему подняли? Если не хотите в этом участвовать, то вас никто не заставляет. Полковник сам заявил, что не будет принуждать тех, кто решит на время взять отпуск за свой счёт.

– С вольниками этот номер не прокатит. – ответил Лев Гаврилов – Они всё равно из мести начнут выслеживать всех сотрудников полиции и членов их семей. Ты либо с ними, либо против. Отсидеться в стиле: «моя хата с краю» не выйдет. Такие уж они.

– И поэтому ты намекаешь на «бунт на корабле»?

Майор не ответил и испуганно отвёл взгляд. Даша знала эту особенность характера коллеги. Трус и интриган, намёками и рассуждениями подталкивающий собеседника к нужному ему решению, но никогда самостоятельно не берущий на себя ответственность. Она бы презирала Лёву, если бы он был одним таким в полиции. Служба в правоохранительных органах Ирия не была престижной и честных людей там было по одному человеку на участок. Следовательно, нельзя обвинять старое железо в наличии ржавчины.

– Я лишь хочу прожить ещё хотя бы год. – попытался увильнуть Гаврилов.

– Тогда разочарую: если ты надумал предать Алексея Григорьевича и сдать парня атаману Драговичу, то в живых тебя точно не оставят.

– Поясни.

– Вольники ненавидят предателей. Даже среди врагов.

Решимость майора подставить начальника поубавилась, но затронутая им тема для разговора произвела эффект Домино.

– Вы тут беседуете, а у меня вопрос – спросил тот самый лейтенант, что был личным адьютантом Никитина – А есть ли смысл в ваших опасениях? Мы ведь не будем защищать Драгунова, а просто передадим его в руки суда.

– Ты читал письмо Драговича? – ответил Марат – Полную версию, а не урезанную, которую полковник всучил нашему убийце? Атаман чётко намекнул, что если нам не удастся принудить суд к самому строгому приговору, Драгунов должен умереть за решёткой. «Допрос с пристрастием» или то, что мы называем «несчастным случаем». Если мы попытаемся спихнуть мальчишку в на чужие плечи, то наживём врага. Драгович в том письме, ясно дал понять, что умывания рук в стиле Понтия Пилата, он не оценит.

– Но и потакать сектантам тоже нельзя. – попытался кто-то вступится за Дашу.

– Я тя умоляю, Гриша! – парировал его коллега – невысокий человек с наполовину беззубым ртом – Мы уже зашкварились, когда влипли в историю с публичным детским домом. И после этого воротить нос от уступок вольникам будет верхом лицемерия.

– Ну что ж, – воскликнула Даша, решив уцепится за последнюю соломинку – Если вы всё так решили, то скажите это лично Алексею Григорьевичу.

Буфет мгновенно затих. Как бы не относились к полковнику, но его авторитет был неоспорим.

– Я так и думала. – победно ухмыльнулась Даша – Вы только трепаться можете и ворчать, а на реальные действия не способны. Если бы вы собирались предать полковника в тихую, то не стали бы заниматься открытой болтовнёй.