Глаза мои наполнились слезами, а Сухарь, заметив это, вдруг каким-то одновременно издевательским и отеческим жестом одновременно провел своим рукавом по моему лицу.

– Ну, не плачь. Героям не пристало плакать. Пойдем, Клычок, дорога ждет.

«Капитан!», — мысленно взмолился я. — «Прыщ, Караул! Спасите меня! Где же вы? Вы же всегда мне помогали раньше! Я же для вас что-то значил, я многое сделал когда вы принудили меня к роли спасителя-избавителя. Неужели я не заслужил обычной смерти? Неужели вот так все и закончится? Ну хоть пристрелите меня. Или направьте в нашу сторону истребительную группу спецназа. Хоть что-нибудь! Ну что же вы?!».

Лес сочувственно покачал ветками, в болоте что-то забурлило и снова наступила тишина. Мои ноги нетерпеливо перебирали на месте, ожидая следующей команды Сухаря. Оставалось надеятся на «должников». Что они догонят и спасут. Но почему-то даже в это с каждой секундой верилось все меньше.

– Я больше не могу, — сказал Караул, наблюдая как вдалеке две фигуры уходят в лес. — Я сейчас пойду и раскатаю этого урода тонким слоем!

– Нет, — твердо ответил капитан. — Нельзя и ты это знаешь. Клык должен умереть. Все идет так, как и должно идти. Так сложились обстоятельства и наши эмоции здесь не имеют значения. Иначе не будет развязки, не будет полного освобождения. Он сам влез во все это, а мы только следуем за его судьбой.

– Опять все эти недомолвки, — сказал Караул и горько засмеялся. —Опять намеки на нечто большее, что вы с Прыщом знаете, а мне знать не положено. Откуда в тебе такая жестокость во имя необходимости? Что за права ты имеешь в судьбе этого сталкера?

– Он имеет все права, — мягко сказал Прыщ, успокаивающе кладя руку на плечо Караула. — Поверь нам, мы точно знаем все роли в этом спектакле.

– Да, — сказал капитан. — Если кто-то и может тут что-то решать, так это только я сам. Если бы у нас были варианты — я бы и сам удавил Сухаря голыми руками.

– Ну-ну, — хмыкнул Прыщ. — Потише. Еще неизвестно кто бы там кого удавил.

– Как это «не прибыл на точку»? — Рвач смотрел на посыльного растерянно и сердито. — Вы точно все там осмотрели? Никаких следов?

– Рвач, не пори горячку. Ты же все прекрасно понимаешь. Если надо найти Клыка — давай возвращаться на его след. Где-то он свернул в сторону — иначе мы бы его нашли. Почему ты вообще решил, что он захочет идти туда, куда вы ему показали? Ушел свим маршрутом. Он же всю жизнь одиночкой по Зоне ходил, ему так даже легче будет спрятаться.

– Нет, нет, я уверен, что не так все. Не мог он просто уйти. Он же знает, что за ним охота.

– Ну и что? — вмешался Сток. — Он действительно мог попытаться затаиться в Зоне самостоятельно. Там, где про него точно никто не узнает. Хотя группу по следам мы, разумеется, отправим.

– Я сам поведу эту группу, — мрачно сказал Рвач. — И не надо мне тут показывать на пару царапин — я уже в норме.

– Спокойнее, Рвач, — подал голос Дзот. — Мы все пойдем, теперь это дело наше до самого конца.

Начинало темнеть. Серое обычно небо Зоны было сплошь красным от лучей заходящего где-то там, в обычном мире, солнца. Мы шли словно внутри большого бутерброда из красного неба и грязно-зелено-коричневой Зоны и вокруг стояла абсолютная тишина. Сколько раз я попадал в такие вот озера полного беззвучия, но так и не смог привыкнуть.

Мое тело само шагало следом за Сухарем, периодически мой рот сам собой открывался и оттуда вылетал тихий предупреждающий возглас. Тогда Сухарь пропускал меня вперед и я ползал на четвереньках между кустов и камней выискивая безопасный проход между аномалиями. Все это я наблюдал отстраненно и, хотя и мог что-либо сказать по своему усмотрению — такую возможность Сухарь мне все же оставил — предпочитал все же помалкивать и пытался сконцентрироваться хотя бы на одном мышечном усилии, не подвластном моему мучителю.

Все было тщетно и постепенно я стал погружаться в какую-то сонную одурь, словно придремывал на ходу и даже начинал иногда видеть какие-то сны.

«В лунном сиянии снег серебрится» — вспомнилась вдруг строчка из какой-то старой песни, из какой-то прежней жизни. Перед глазами лежала белая снежная равнина и лунные блики водили по искристым сугробам веселые хороводы. Я мысленно потряс головой, убедился, что впереди по-прежнему маячит спина Сухаря и снова погрузился в размышления.

Сон это хорошо. Было бы просто здорово заснуть сейчас, а проснуться уже потом, в самом конце, чтобы не было этого тягучего ожидания самого страшного. Или совсем взять да и умереть во сне. Эта мысль показалась мне соблазнительной и я несколько минут обдумывал ее. Потом с сожалением понял, что не смог бы себе этого позволить, даже если бы сумел. Все, что у меня теперь осталось — это моя внутренняя сила. Не показать врагу слабости своей, сдохнуть — так плюнув напоследок в чью-нибудь морду. «Если она, эта самая морда, у этого „кого-то“ конечно есть» — сказал бы сейчас Дзот и от этой мысли внезапно полегчало.

Деревья плыли мимо словно я ехал на поезде и смотрел в окно. Поезд. С него все началось. С этой чертовой задержки состава, когда опаздывающий на восемь часов эешелон завернули на какой-то полустанок и приказали выгружаться. А на что еще нужны пехотные части во время неизвестного ЧП? Правильно, для организации оцепления.

Ночной полустанок был ярко освещен прожекторами и фарами.

– Скорее, скорее, строиться! — орал кто-то хриплым басом в мегафон. Сонные солдаты суетливо лезли из вагонов, надрывались сержанты, стараясь собрать свои отделения, а сверху накрапывал тихий дождик, безразличный к делам двуногих животных, затеявших среди вековечных пейзажей свои дурацкие игры.

Я раздал все необходимые указания и стоял, высматривая своего комбата, когда ко мне пробился сквозь толпу молоденький совсем боец и закричал, стараясь преодолеть общий гам:

– Лейтенант Зубарев, на совещание в здание вокзала!

Потом была ночная дорога в кабине раскачивающегося на кочках «Урала», грязные повороты в свете фар и черная стена леса, которую надлежало охранять неизвестно от кого.

Солдаты в мокрых плащ-палатках проклинали железнодорожников, из-за которых наш эшелон оказался так близко к произошедшему таинственному ЧП. Невзирая на секретность слухи о нем распространились практически мгновенно и мне даже пришлось посоветовать кое-кому засунуть свой язык кое-куда и поглубже, пока не пришлось столкнуться с представителями особого отдела.

Приказ был неясен и дополнительных указаний следовало ожидать только на утро, поэтому наспех соорудили некоторое подобие большого шалаша, выставили дозоры и отправили пару патрулей, осмотреть «наши» два километра лесной границы.

Командиры отделений у меня были что надо и я уже готовился мирно подремать часиков пять, когда вернулся один из патрулей и возбужденный сержант доложил, что в полукилометре от шалаша, в лесу кто-то жалобно кричит.

Конечно, мы поперлись туда. И я, вместо того, отправить своего зама, пошел сам. В итоге, это спасло мне жизнь.

В суматохе короткого боя непонятно с кем, вся наша «спасательная» команда осталась там, среди черных коряг, в блеске безумного сверкания аномалий и оскаленных пастей. Я случайно остался жив и меня нашел под утро мой будущий учитель — Лик. Позже я узнал, что на месте шалаша, где оставались солдаты моего взвода, под утро осталась только большая черная лужа.

Лейтенант Зубарев пропал без вести, зато в Зоне появился новичок с учителем Ликом, а позже этот новичок получил и собственное имя.

Я уже и сам забыл, что не было когда-то никакого Клыка, что было другое время, другая жизнь, что только нелепая случайность отняла у страны офицера и дала ей сталкера. Хотя, по большому счету, стране это было безразлично.