На столе зашелся звонками один телефон, потом другой. Их поддержала бодрым пиликаньем черная мыльница мобильного. Буйнос их упорно не замечал.

Его круглое лицо с мощными мясистыми ушами казалось выкованным из бронзы. Карие глаза хорошо шли к красному загару. А подстриженные почти под корень волосы умело маскировали лысину, уже отвоевавшую себе место вплоть до макушки.

-- Ладно, -- согласился Санька.

Довольно тяжело беседовать с монументами. Но иногда приходится.

-- Я -- старший лейтенант милиции, -- представился он.

-- Слушаю внимательно.

Добавку "в запасе" Санька произнести не смог. Это бы смазало эффект. Но, судя по лицу собеседника, эффекта не было и сейчас. Монументы не меняют выражений, данных ему скульптором. А у Буйноса был слишком талантливый скульптор -- жизнь.

-- Я обладаю информацией, что кто-то пытается сорвать конкурс, -все-таки решился произнести Санька.

В миф о приборах ФСБ он не верил. Чем круче офис, тем больше вероятность "жучков" в нем. Офис Буйноса смотрелся по-столичному и вряд ли был самым бедненьким в Приморске.

-- Для срыва конкурса шантажу подверглась большая группа музыкантов, -- как можно увереннее старался говорить Санька. -- Возможно, даже все участники конкурса. Без исключения. Некоторые дрогнули и уехали.

Буйнос слушал молча, уперев взгляд в электронный таймер на столе. Две желтые точки, разделяющие часы и минуты, пульсировали в такт его сердцу. И каждый раз, когда они гасли, он ждал, что они больше не загорятся, но они возникали снова и снова. Они упрямо хотели жить, хотя жить хочет только живое.

-- Вы -- участник конкурса? -- спросил у таймера Буйнос.

-- А Нина не говорила?

-- Значит, участник... Я не могу вам ничем помочь. Места распределяет жюри, а не я. В жюри -- звезды эстрады, хорошие специалисты. Все честно.

-- Я пришел сюда не попрошайничать.

-- За безопасность проведения конкурса отвечают опытные специалисты. Они...

-- Неужели вы не получали угроз? -- вслух удивился Санька.

-- Молодой человек! -- назидательно произнес Буйнос. -- За мою жизнь в бизнесе мне пришлось выслушать столько угроз, что я атрофировался к ним!

-- А зря.

"Молодой человек" до сих пор стоял в ушах. Судя по внешности, Буйнос был старше Саньки лет на пять-семь. Не больше. Впрочем, богатство -- такой привесок к человеку, что всегда делает его старше. Хотя бы внутренне. Наверное, Буйнос ощущал именно такое, внутреннее, старшинство.

-- У вас минута, -- подсказал Буйносу таймер.

Умолкшие телефоны снова ожили, и снова мобильный подал голос позже тех, что стояли на углу стола.

-- Вы сами видите, что я -- на разрыв, -- кивнул на них Буйнос. -- В бизнесе нет ни секунды отдыха. Я и так отдал вам слишком много времени. Знаете, сколько оно стоит?

-- Я, конечно, уйду, -- выпрямился на стуле Санька. -- Я пришел к вам не потому, что мне что-то нужно. Я -- бывший милиционер. А служба такая штука, что въедается в душу. Если... Если вы не знаете, кто хочет сорвать конкурс, то нужно усилить безопасность. Особенно во время исполнительских туров...

-- Как ваша группа называется? -- неожиданно спросил Буйнос. -"Горняк"?

-- Нет. "Мышьяк", -- нервно поправил Санька. -- "Горняками" раньше только футбольные клубы называли. Они обычно играли во второй лиге.

Очень хотелось дерзить. Хотя вряд ли даже это могло раскачать памятник.

-- Я передам твою озабоченность службе безопасности, -- вяло отреагировал Буйнос. -- А почему вы съехали всем составом из гостиницы?

-- Там жарко и душно.

-- А в Перевальном лучше?

Возможно, Санька зря волновался. Служба безопасности у Буйноса свои деньги отрабатывала. Он не сказал даже Нине, организовавшей встречу, об их переезде в Перевальное, а Буйнос уже знал об этом.

-- Вы можете вернуться в свой номер. Он все равно оплачен вплоть до последнего конкурса.

-- Мы подумаем.

-- Ну, вот и хорошо.

Буйнос с грохотом встал с кресла. Громкий звук родили колесики, которые отвезли огромное черное сооружение на метр от стола.

-- Желаю успеха в конкурсе!

В официальной сухости, с какой была произнесена фраза, не ощущалось ни капли тепла.

-- Спасибо, -- в тон ему ответил Санька, вскочив, пожал шершавую руку и неожиданно даже для самого себя спросил: -- Вы гимнастом были?

-- Нет. Гребцом. Академическим.

Санька представил тяжеленное весло академической лодки, сухой валик, полирующий ладонь и подушечки пальцев, жесткую скамью, одеревеневшую спину, маятником качающуюся вперед-назад, и ему стало жаль Буйноса. Гребцы -вовсе не гибкие ребята. До гимнастов им далеко.

-- Ну тогда до свидания, -- решил Санька.

Как будто если бы вдруг выяснилось, что хозяин кабинета -- бывший футболист или легкоатлет, он бы остался.

На нижней полке шкафа рывком, словно его задули, погас огонь на раковине. Обрывая рукопожатие, Санька бросил на нее быстрый взгляд. Луч сполз ниже, на дверку шкафа. Луч перестал украшать раковину, и она сразу перестала ощущаться призом.

Сразу за дверью в Саньку втемяшился бычьим взглядом мужик в черной матерчатой куртке. На левой стороне его груди прямо на пуговицу накладного кармана была прищеплена пластиковая визитка с английским словом "SECURITY" поверху. На брюхе охранника кошельком висела пистолетная кобура. В такой кобуре раньше милиционеры носили соленый огурец на закусь. Теперь -- только пистолеты.

-- Где мне найти Нину, -- спросил Санька черного охранника.

-- Кто это?

Он смотрел на Саньку с таким видом, будто гость не вышел только что из кабинета Буйноса, а собирается входить и вообще способен на любую гадость.

-- Нина -- ваш технический сотрудник.

Большего он не знал.

-- Какой сотрудник?

-- В оргкомитете конкурса.

-- Это не наши сотрудники. Они в штат фирмы не входят.

-- Правда?

-- Ну, как дела? -- вышла из ближайшей же комнаты Нина. -- Поговорил?

У телохранителя был вид мудреца, которому мешают думать над очередной великой идеей. Он смотрел мимо Саньки и Нины на длинный конец коридора и усиленно морщил лоб.

-- Поговорил, -- отвернувшись от охранника-философа, вяло ответил Санька.

-- Понятно. Я тебя предупреждала.

-- О чем?

Он что-то не помнил никаких предупреждений. Ни хороших, ни плохих.

-- Я же говорила, Владимир Захарыч -- очень волевой и бесстрашный человек...

-- Бесстрашие и безрассудство -- разные вещи.

Саньке хотелось дерзить. Теперь уже Нине. Возможно, само здание было таким, что делало всякого, входящего в него, нервным и злым.

-- А что здесь было... Ну, до вашего офиса? -- поинтересовался он.

-- Детская комната милиции.

-- Серьезно?.. А их куда же?

-- В другое место перевели. Уплотнили, скажем так...

-- Значит, у вас в Приморске с подростковой преступностью -- полный порядок?

-- Никакого порядка, -- устало ответила она. -- Как и везде...

-- Ниночка, зайди! -- крикнул из приоткрывшейся двери Буйнос.

По девушке словно прошла волна. Из усталой и грустной она вдруг стала задорной, энергичной, готовой бежать хоть на край земли. Она даже как бы подросла.

-- Извини, -- коснулась она санькиной руки своими холодными

пальчиками и молнией метнулась ко все еще приоткрытой двери.

Как она умудрилась проскользнуть в такую узкую щель, Санька так и

не понял. Ему стало нестерпимо грустно, будто то вялое и скучное,

что жило в Нине и что она только что сбросила с себя, развернув плечи, упало на него и теперь с исступлением подминало и подминало под себя.

Он быстро вышел из офиса, даже не ощутив, что только что покинул ледяной холод и окунулся в полуденное пекло Приморска.

Глава тринадцатая

РАКОВИНЫ ГИБНУТ В ОБЕД

-- Хто тут, гад, ходит?.. А-а?

По голосу можно было определить, что в желудке бывшего портового