- Ты ничего не слышал?

Сайед шагнул в тень из круга света.

- Это ветер да голоса пришедших из царства мертвых, - сказал он мрачным голосом.

Девушка улыбнулась:

- О, правда? Тогда это, наверное, люди Корина. Они любят гулять в такие ночи, как эта.

Сайед засмеялся и покачал головой; затем встал и плотно закрыл дверь, чтобы ветер не проник в жилище.

- Я и забыл.

- Что?

- Ты еще так молода, но ты уже сполна испытала горе и боль. Значит, в следующей своей жизни ты будешь счастлива.

Габрия наморщила нос и присела на одну из подушек, разбросанных на полу.

- Почему у вас в Турике так любят изводить себя разговорами о переселении души? У нас в кланах верят в рай, и это нравится мне куда больше. Уж лучше я после смерти отправлюсь в царство теней, где буду ездить на прекрасных лошадях и пировать с богами.

Она наполнила чашку вином из фляги, осушила ее и наполнила вновь, прежде чем передать ее Сайеду. Голова ее кружилась от вина и музыки, а щеки еще не остыли после танцев. Вечер был так хорош, а Сайед так внимателен и ласков. Она не признавалась себе, что все больше и больше привыкала к нему; но хотя ее молодое тело тянулось к юноше из Турика, мысли ее были с Этлоном. Она весь вечер ждала, что он пригласит ее на танец, но он удалился куда-то с Ша Умаром. С ней рядом был только Сайед.

Он, со своей стороны, прекрасно сознавал, какое впечатление производит на Габрию, и сердце его наполнялось надеждой. Улыбаясь, он сел напротив нее, и, потягивая вино, набрал в ладонь гладких камушков, которыми они обычно играли.

- Переселение душ - достаточно трудная для понимания вещь, но мне она представляется совершенно ясной. Как еще душа может достичь совершенства? Одной человеческой жизни недостаточно, чтобы постигнуть красоту, величие и мудрость Бога.

Габрия сделала глоток вина и откинулась на подушки.

- А что говорит ваш Бог о колдовстве и колдунах?

- Наши священники объявляют магию ересью, ты знаешь, почему, - сказал Сайед. - Магия и колдовство запрещены силой власти Бога.

- Ты веришь в это?

- Нет, хотя мой отец верит. Он изгнал меня. Сейчас я, как ты. У меня нет ни племени, ни семьи, - он скорбно воздел руки. - Только магия.

Габрия переменила позу, чтобы видеть его лицо. Голова у нее слегка кружилась, и лицо Сайеда расплывалось.

- Ты все еще хочешь учиться?

- Я не могу лгать себе: пока я знаю, что мой талант может принести хоть какую-то пользу, я должен действовать. Я верю, что магия - это дар Бога, он поднял палец, - или Богов, если это тебе приятнее.

- Я тоже думаю, что это дар свыше, - ответила она шепотом.

- Поэтому я и разыскал тебя. Ты единственная, кто может научить меня законам колдовства, - он взглянул на нее и поймал ее хмурый взгляд. - В чем дело, прекрасная леди? - спросил он, но она лишь покачала головой и отвела глаза.

Он, удивившись, заметил слезы, блеснувшие в уголках ее глаз.

Сайед быстро нагнулся к ней и повернул ее лицо, взяв в ладони так, чтобы заглянуть ей в глаза. Слезы потекли по ее щекам.

Габрия провела пальцем по его подбородку и заставила себя улыбнуться. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но глаза ее затуманились, и, медленно опустившись на подушки, она погрузилась в царство сна, успев прошептать:

- Сайед, я не могу... - и глаза ее закрылись.

Юноша долго смотрел на нее, и желание вспыхнуло в нем с почти непреодолимой силой. Но он сумел подавить его. Он полюбил Габрию сразу, когда увидел ее впервые тем полуднем, сидящую в седле на своей великолепной хуннули. Потом он понял, что Габрия из тех женщин, которых невозможно покорить силой, их любовь нужно завоевать. Он также знал, что она все еще любит Этлона.

Вождь Хулинина был связан с этой девушкой узами, которые не так-то легко порвать.

Сайед вздохнул и встал на колени для молитвы. Он молил своего Бога, чтобы когда-нибудь - он согласен ждать - она сама выбрала его. Он поклялся вечно любить ее и оберегать - и он твердо знал, что сдержит слово, данное перед лицом Бога.

Сайед встал с колен и подошел к спящей девушке. Он нежно и осторожно, боясь разбудить, отвел со лба непослушные локоны и провел по щеке кончиком, пальца. Кожа была теплой и нежной. Он накрыл ее теплым шерстяным одеялом и вышел из шатра.

Ливень все продолжался, на земле уже образовались целые ручьи, ветер гудел и завывал в листве деревьев. Сайед нашел глазами шатер, где он собирался провести ночь, и покачал головой. Убежище, которое он собирался покинуть, было так уютно, а его собственную постель отделяли от него целые потоки.

Сайед вернулся, отыскал второе одеяло и прилег на ковры, в стороне от Габрии. Засыпая, он подумал, а что бы сказал Этлон, если бы знал, кто был рядом с Габрией в эти ночные часы и разделил с ней кров? Юноша уснул с улыбкой на губах.

Но спал он недолго. Странный звук заставил его резко вскочить. Рука его сразу потянулась к кинжалу. Он притаился, ожидая нового шума. Он повторился, это был крик, даже, скорее, стон, полный боли и скорби.

- Габрия! - вскричал Сайед.

Он метнулся к ней и положил ладонь ей на щеку. Щека была холодной как лед.

Она опять застонала, и этот стон поразил его в самое сердце. Он принялся тормошить ее, пытаясь разбудить, но она, казалось, находилась в глубоком плену страшных видений. Лицо ее было искажено, а ладони сжали его руку со страшной силой.

- Нет! - вдруг закричала она. - Ты не посмеешь! Не делай этого! - ее крик перерос в леденящий кровь вопль - столько в нем было ужаса.

- Габрия! - закричал Сайед, не в силах больше вынести этого.

Он тряс ее изо всех сил, но она извивалась и сопротивлялась, не просыпаясь. Тогда он начал хлопать ее по щекам, еще и еще, пока наконец вопли не стихли и она, всхлипывая, не затихла в его объятиях.

Снаружи послышались голоса, и у входа столпились люди. Первым в шатер ворвался Этлон, его лицо было мертвенно-бледным. Он увидел все: Габрию на руках у Сайеда, смятые постели, пустой винный кувшин, и его ум затуманился. Он знал, что Габрии нужно помочь, но не мог заставить себя сделать ни шага.

В этот момент сквозь толпу у входа в шатер пробрался Пирс. Он быстро огляделся, прежде чем поспешить к Габрии. Ее вид испугал его. Ее лицо было белым как бумага, ее трясло. Она вырвалась из рук Сайеда и спрятала лицо на груди своего старого друга. Ни один из них не заметил Этлона, стоявшего в тени входной двери с выражением ярости на лице.