Полина отвела глаза:
– Даже не знаю, что сказать… Кино – это ведь всегда немного выдумка.
– Немного? – рассмеялся Геннадий Викторович.
– Ну вы же понимаете, что реальность обычно страшнее любого вымысла? – упрямо заметила Полина. – На мой взгляд, мистика – это то, что никто не может объяснить. В силу определенных причин. Ну, скажем, потому что люди, не знакомые с научными выводами, не способны адекватно воспринимать какие-то вещи. Если задуматься, то мистика не более чем непознанное отдельно взятым индивидуумом.
– О как! И что же, вам приходилось сталкиваться с чем-то подобным? – спросил Кушнер.
– Да! – заявила Полина, прижав руки к груди. Ей вдруг нестерпимо захотелось поделиться своими мыслями с режиссером, но она осеклась, поняв, что ни к чему хорошему это не приведет. – Мне не стыдно признаться в том, что я тоже многого не знаю. И поэтому в свое время восприняла увиденное как нечто… Не важно. На самом деле, это всего лишь фантазии, которые не стоят вашего внимания. Мне, как и многим, свойственно делать неправильные выводы. И называть это мистикой.
– Андрюша бы с вами не согласился, – с легкой усмешкой возразил Кушнер. – В его мире мистика является основным звеном к познанию человеческой природы.
Полина с удивлением взглянула на темноволосого молодого человека. На его губах играла высокомерно-презрительная улыбка. Только сейчас Полина заметила, что перед ним стоит бутылка минеральной воды. Обхватив красивыми длинными пальцами бокал, он неторопливо помешивал в нем соломинкой, избавляясь от пузырьков.
– Ну его-то вы узнали? – не отставал Кушнер.
Полина на автомате покачала головой:
– Нет… И кто он? – игнорируя этикет и забыв о воспитании, спросила она.
Над столом пролетел вздох, кажется, полный искреннего восхищения ее непроходимой дремучестью.
– Господь всемогущий! – взвыл Геннадий Викторович и едва не свалился со стула. Развернувшись к Полине, чтобы получше рассмотреть ее, он потрясенно цыкнул языком. – Вы так невинны, дитя мое, что можете позволить себе говорить самые страшные вещи! Это же Андрей Сайганов! Звезда проекта "Темное Зазеркалье"! Колдун, ёшки-матрёшки!
Не сдержавшись, Полина прыснула в кулак, но тут же дипломатично откашлялась:
– Колдун? Вы серьезно? Как в сказках?
Они пересеклись с Сайгановым колкими взглядами. Щеки и шею Полины внезапно обдало странным холодком, но в следующее мгновение она заметила неподалеку официанта с пультом, настраивающего кондиционер. Нет, определенно, этот Сайганов умел произвести впечатление. Вон как на него смотрит молоденькая Мара! А он словно не замечает этого. Действительно, следовало сначала побольше узнать о фильме, чтобы не выглядеть полной дурой…
– Значит, ваша история про колдовство? – обратилась Полина к режиссеру Кушнеру.
– Не совсем, – помялся тот. – Скорее экранизация легенд в естественном антураже. Вот, к примеру, следующий эпизод будет о Чертовой горе.
– Серьезно?! Представляете, а я была там! Но знаете, это место уже такое исхоженное, что вряд ли сохранило свою настоящую мистическую суть, – довольно резво понесло Полину. Видимо, три капли шампанского возымели свое действие, развязав ей язык. «Эх, Варвара, теперь понятно, почему каждый раз ты приносишь с собой бутылочку… Посмотрим, как тебе удастся общаться с клиентами на сухую». – Там теперь, наверное, столько туристов, что яблоку негде упасть – сплошь кемпинги и походные палатки, – вздохнула она. – Раньше было по-другому…
– Э… – Кушнер полистал в блокноте, – Почему туда едут? Потому что это место популярно?
– Вот именно! На слуху. А знаете, сколько еще есть неизученного и по-настоящему страшного? Да в той же Вологодской области. И практически рядом с этой Чертовой горой!
– Вот как? – заинтересовался режиссер. – И вы знаете такие места?
Полина сглотнула и снова прикусила губу. Ну вот кто тянет ее за язык?! Отец частенько говорил о том, что только природа никогда не врет, старательно оберегая свои владения, прячущие нечто необъяснимое… Но разве люди готовы прислушиваться к ее словам? Их манит неизведанное, страшное… Костров прав – божьим детям хочется вкусить блюда поострее…
– Знаете, мои слова могут показаться вам глупыми. И, наверное, вы будете правы. Однажды, когда я была ребенком, мы с отцом были в одной деревне…
– Где она находится? – приготовился записывать Кушнер.
– В нескольких километрах от Чертовой горы. Там же, в Заемье… Повторюсь, я была ребенком. И довольно впечатлительным… Когда вы сказали, что ваш фильм называется «Черное озеро», я подумала…
– Это собирательный образ, – заметил Костров, орудуя вилкой в салате.
Остальные тоже вовсю налегали на еду, и лишь Сайганов смотрел на Полину своими невозможными черными глазами, словно просверливая дырку.
– Я видела это озеро. И оно действительно черное… Может, потому что там вокруг болота и дремучий лес. Но мне потом всегда казалось, что именно в тех местах поселилось настоящее зло…
– Как романтично! – воскликнула блондинка постарше.
– Аллочка, тебе всегда все кажется романтичным, – хихикнул Геннадий Викторович. – Посмотрю я на тебя, как ты взвоешь в деревне.
– Ой, можно подумать, я никогда не была в провинции! Сериал «Люби меня осенью» помните?
– Это тот, о доярках? – уточнил Костров.
– И о них тоже. – Алла поджала губы. – Мы полтора месяца жопой в навозе сидели, пока черновой вариант отсняли.
– Господи, ужас какой! Это еще в эпоху соцреализма было, кажется? – Костров слизнул прилипший к губе листик петрушки.
– Тьфу на тебя, Веник! – обиделась Алла.
– Да я шучу, заинька! Все мы понимаем, о чем речь! Вот Маре это все в диковинку будет. Правда, лапочка?
Мара наморщила хорошенький носик и вытянула губы трубочкой:
– Я знаю, что такое деревня! Там много травы и комаров…
– А еще душ из ведра и лежак из соломы, – добавил Костров. – Коровы, овцы и бараны. Все как в Москве, чего уж…
– Продолжайте, Полина, – Кушнер нетерпеливо помахал рукой.
– Да собственно… – смутилась она, – что еще сказать? Это необычное место. Кажется, там даже воздух другой! Опасный…
– Где, говорите, оно находится? – икнув, спросил Костров у Полины.
– Я не очень хорошо помню дорогу. Но вот деревню, да, – Ненастьево… Там мы останавливались.
– Дело ясное, что дело темное, – поморщился он. – Ладно, поговорили и хватит! Давайте выпьем за то…
– Подожди, Веня, – Кушнер потер подбородок и несколько раз подчеркнул что-то в своих записях. – Скажите, Полина, а вы не хотели бы поехать с нами?
– С вами? – опешила она. – Вы имеете в виду, на съемки?
– Помилуйте, Лев Яковлевич, – Костров отложил вилку. – Полина очень занятой человек…
– Я могу! – воскликнула она, схватив за локоть художника. – Я хочу! А можно?
– Полина, – Костров покачал головой, – душа моя, ну зачем вам это надо? Ничего романтичного, поверьте, в этой поездке не будет. Я вам больше скажу, съемки – это рутина!
Кушнер молчал. Не торопил с ответом, задумчиво уставившись в блокнот.
Полина обвела взглядом присутствующих в попытке встретить поддержку. Но то ли всем было наплевать, то ли подобные приглашения были нормой, однако каждый продолжал заниматься своими делами – ел, пил, копался в телефоне. Поэтому она снова обратилась к режиссеру:
– Вы действительно не против того, чтобы я поехала? Только с какой целью?
– Покажете мне это Черное озеро, – пожал он плечами. – Мне нравится, как вы говорили о нем. Это правильная подача.
– Но, если это всего лишь детское восприятие? – пошла она на попятный.
– Что ж, в таком случае мы потеряем день, – развел он руками. – Но хотя бы снимем это озеро. Черное – это его официальное название? Что-то я не вижу его на карте.
– Не знаю… Я наткнулась на него случайно…
– Хорошо, спросим у местных, в конце концов, – Кушнер захлопнул блокнот и допил свою воду. – Приходите в воскресение вечером. Часиков в восемь. Отправляемся в ночь.