«Вот, летаю, летаю всю жизнь. Аж надоело. Хоть бы за что-нибудь зацепиться». – Так думал Господь, который тогда так никем и не назывался, просто никого ещё не было, чтобы усладить Его слух.

И устроил Он себе пристанище, в виде некой твёрдости. Остановился, присел, отдохнул и сказал: «Ах, как это хорошо! Ну, просто весьма хорошо! Теперь и отдохнуть хоть на чём-то можно. Не всё же время летать, а и походить, полежать, посидеть, поползать».

Но это «хорошо» скоро надоело, потому что когда не было этой твёрдости, то и спокойно можно было мотаться с разной скоростью и ускорением – ушибиться было просто не обо что. А тут – того и гляди, что шмякнешься обо что-то слишком жёсткое. Да и было несколько раз. «Ах, как это, всё-таки, нехорошо, что ничего не видно», – подумал тот же Господь. – Надо как-то бы осветить всю эту, что Я сотворил». Думал-думал, поискал какой-то рубильник или выключатель (по воспоминаниям прошлого времени в других местах). Но и вспомнил, что такие устройства совсем даже и не Он придумал, а какие-то ничтожные козявки, о которых даже и вспоминать-то противно.

Но придумал! Вскричал:

– Эврика!!! Свет! Зажгись!

Что тут же и произошло. Посмотрел Господь по сторонам и снова ему это понравилось, и сказал Он: «Ах, как это хорошо! Даль-то, оказывается, просто неоглядная!» И стал вдумчиво любоваться тем, что Он сотворил. Но и тут же внёс и поправку, поскольку свет кругом просто резал глаза. И создал Господь к нему придаток – темноту. Вот теперь стало ещё лучше, прямо божественная картина (свет, тени, полутени и прочие свето-теневые явления), только жаль, что показать эту красоту некому.

Всё бы было хорошо, да что-то нехорошо. Пустыня кругом с горами, речки и ручейки текут безрадостно. Голоса никакого не слышно, хоть Самому вой, глядя на эту картину. Внизу под ногами твёрдо, а вверху – ничего просто нет, никакой зацепочки. Пустота звенящая. Подумал-подумал и решил чем-то твёрдым украсить и сверху эту конструкцию. Сделал и колпак твёрдый над первой твёрдостью, который и назвал соответственно – небо. И с водой тоже разобрался: часть её оставил на первой твёрдости в виде ручейков, речек, озёр с морями и океанами, а вторую часть отправил на вторую твёрдость, на небо. «Ах, и это-то как хорошо! Какой же Я молодец и искусник», – в который раз подумал Господь.

Скоро и это приелось. Вода да суша, суша да вода. И сверху льёт, вдобавок с громом и молниями. Прямо даже пугаешься иногда, так громыхнёт, что всё затрясётся. И картинка-то какая-то серая, почти однообразная, как недавние полёты ни в чём неизвестно куда и неизвестно зачем. «Надо бы что-то такое придумать красивенькое», – подумал Господь. Ну, прямо ничего в голову не лезло толкового. И снова – эврика! Придумал веточки с листочками, которые из первой твёрдости торчат. Но очень разные: травка с кустиками, кустики с деревцами, деревца с большими деревьями, большие деревья с очень большими деревьями. Красота, да и только. Снова Ему это понравилось, даже в ладошки захлопал: «Ах, какой Я талантливый, до чего смог додуматься! Жаль, что никто этого не видит, не оценит по достоинству».

Посмотрел Господь вокруг на первую твёрдость, взглянул на вторую твёрдость и ахнул: «Вот пузырь старый, про верх-то Я и забыл! Что бы такое туда прилепить? Чтобы тоже красиво было». И налепил всяких светлячков: звёздочек разных, цветных и не очень, ярких и не очень. Потом добавил большого светлячка, назвал его солнышком, потом ещё одного светлячка, такого же размером, но не такого яркого, назвал его луной. Это чтобы упорядочить сотворение света и темноты: солнышко – днём, а луна – ночью, чтобы ночью было не так темно. Но немного ошибся с этими творениями,

и оставил всё с этой ошибкой, для божественного разнообразия в виде всяких каких-либо знамений для Себя. Тоже всё это понравилось. И ещё подумал, что же это Я, мол, раньше-то не догадался так сразу и сделать.

Пожил так, пожил. И снова в голову пришло, что никто другой такую красоту не видит. Кто бы мог тоже восхититься такими штуками. Да и похвалить за искусство. И отважился Господь на создание разных ползающих, ходящих, плавающих и летающих тварей. Чтобы ходили они, летали и плавали на твёрдости, питались её произрастаниями, радовались несравненной красоте, да и Господа хвалили. Всего такого столько придумал, что и запутался в их видах и образах. Кто-то получился, как и задумывал сначала, питающийся травой и ветками кустарников и деревьев, а кто-то не стал этого делать и стал питаться себе подобными, живыми тварями. Сначала это Господу не понравилось, но потом решил так всё и оставить, для пущего разнообразия. После такого решения снова сказал Себе: «Ах, снова как у Меня хорошо всё получилось! Хотя Я такого и не думал делать, а всё равно – замечательно. Вот теперь подожду, когда хоть кто-то из них обратит внимание на Мои дела».

И заселилась первая твёрдость живыми тварями. Но они не умели похвалить Господа, совсем не тем были заняты. Кому-то надо было пропитаться зеленью, да и убежать от тех, кому надо было пропитаться живностью. Словом, своих забот полная пасть, самим бы не пропасть, других и не надо.

А Господу было это не очень приятно, опять захотелось Ему, чтобы какое-то животное хоть бы подумало, Кто же это такое всё сделал, ах, какой этот Кто умелец! И тут Господь и решился на великий шаг – сотворить Себе подобного, такого же как и Он, но с гораздо меньшими возможностями, только чтобы могло это подобие обратить внимание на красоту вокруг него и восхититься ею. И сотворил Господь двух человек, мужчину с женщиной, как и у предыдущих тварей, чтобы род таких ценителей созданной Им красоты не исчезал на этих твёрдостях. Только лишил Господь это последнее творение вечной жизни: пусть род человеческий живёт и нескончается, но сменяются люди, не задерживаются в жизни, чтобы не стали как Он Сам.

И снова пробормотал про Себя: «Весьма и весьма хорошо Я придумал с этим Моим подобием». Пойду-ка Я теперь и отдохну.

Нашёл место поспокойней, под кустиком смородины, да сначала и призадумался о том, что всё это Он делал без всякого плана, как придётся, то это, то – другое. И получилась какая-то мешанина в Его действиях, недостойная Его ума и возможностей. Подумал о плане на будущее, где бы его взять? И придумал. Что увижу во сне – то и будет у Меня в плане.

И приснился Ему необыкновенный кошмар, ужасы и события одно хуже другого. Проснулся, погоревал о Своём решении в отношении плана жизни, но – куда денешься, нельзя же отменять Своего божественного решения. Разровнял Он песок около кустика, взял веточку от кустика и начертал коряво: БЫТИЕ. И составил подробный план этого Бытия, в последовательности того кошмара, который Ему пригрезился. До самого того момента, в котором есть и моя точка на этой странице под названием – Аминь!

Прошлые летописи очень грешат некоторыми несоответствиями и ошибками. До сих пор ещё неизвестен год начала крещения Руси. Традиционно считают, что это произошло в 988 году, поскольку так указано в Повести временных лет. Но исследователи ещё раньше склонялись к периоду 1000-1008 годов. И церковники это знали.

В 1735 году Академия наук решила опубликовать летописи. Но это вызвало большие беспокойства в Синоде. Как написано в «Чтениях в обществе истории и древностей российских» (М., 1866, т. 1, с. 24), Синод на это направил свои соображения:

« …в Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а потому «таковых историй печатать не должно».

Вот как, даже Синод не побоялся признать, что в истории много всяких несуразностей, которые могут привести народ в смятение, поскольку на проповедях да и в обычной жизни о них не говорилось. А ведь история нашего государства неразрывно была связана с государственной религией. Поэтому в совместных действиях государственной власти и религии, а то и по отдельности каждой из них, эти несуразности наверняка найдутся.