В подвале особняка его дед устроил отдельную комнату, укрепленную не хуже хранилища казны империи, и всю жизнь собирал артефакты, обладавшие незаурядными свойствами, вот только вид они имели подчас довольно своеобразный, но это ни в коей мере не смущало героя Объединяющей войны.

И вот теперь Эдману предстояло выбрать для себя лишь малую часть из них да еще таким образом, чтобы ни одна охранная система не смогла заподозрить наличие у него запрещенных вещиц. Просматривая один артефакт за другим, Эдман никак не мог решить, что взять, а чем пренебречь. Каждый магический предмет был по-своему хорош.

«Разрушающие атакующие амулеты вряд ли пригодятся, – думал он. – Все же там будет много ни в чем не повинных людей, и я не имею права подвергать их жизни опасности. Лучше взять отвлекающие, маскирующие, усыпляющие артефакты и желательно, чтобы их истинное предназначение было надежно скрыто. Нельзя допустить, чтобы меня раньше времени рассекретили».

Он остановил свой выбор на вытянутом футляре с неприметными пуговицами, способными источать слезоточивый, едкий дым, запонках, сбивавших действие любых заклятий, булавках, скрывавших от посторонних глаз своего носителя, защитных кольцах и крошечной трубочке с набором метательных игл.

Вернувшись в столицу, Эдман отправился в свой дом, расположенный в центральном районе. Небольшой двухэтажный старинный особняк полностью соответствовал неприхотливому вкусу его деда. Именно он и приобрел дом, как только получил от первого императора награду за боевые заслуги и родовое имение, передающееся по наследству, в придачу. Генерал посчитал, что его потомкам будет сподручнее в Гимсбере останавливаться в собственном углу, нежели отираться по гостиницам или родственникам.

Дом, построенный из светлого камня, имел правильную прямоугольную форму, секционные вытянутые окна с выкрашенными белой краской рамами, каменный пояс между этажами, невысокое крыльцо и серую черепичную крышу со слуховыми окнами и пологими фронтонами. Тяжелую входную дверь по бокам ограждали две полуколонны, а сверху нависал портик с высеченным из мрамора гербом рода Джентес – перекрещенные меч и цветущая ветвь на щите, символизировавшие защиту самой жизни потомственными военными.

Цокольный этаж предназначался для кухни, комнат прислуги и хозяйственных помещений. На первом этаже располагалась гостиная, столовая, пара кабинетов и библиотека, а на втором – спальни хозяев дома и гостевые комнаты. За порядком в особняке приглядывали старый дворецкий, медин Симпел, и его супруга, медина Вафия, оба служили еще деду Эдмана и всем сердцем были преданы роду Джентес. Им помогали молодая, расторопная лоунка Гретель и ее муж лоун Рон.

Эдман питал привязанность к пожилым супругам, зная их с раннего детства, и определил на службу в столичный дом, чтобы они могли дожить свой век в достатке и спокойствии. Особняком он почти не пользовался, поскольку предпочитал жить вблизи от беспокойных адептов в течение учебного года, а лето проводил в фамильном имении. Но иногда он все же наведывался туда, если получал приглашение во дворец или на светский прием и никак не мог отказаться от посещения.

– Максис Джентес! – обрадовался ему дворецкий, по привычке ежедневно облачавшийся в форменный узкий синий пиджак, голубую жилетку и белый галстук-бабочку, считая, что является лицом дома и обязан выглядеть идеально, даже если в этот самый дом месяцами никто не наносит визитов. – С прибытием!

– Приветствую, медин Симпел, – тепло улыбнулся ему Эдман, похлопав по плечу. – Как здоровье? Как супруга себя чувствует?

– Благодарю, господин, – засиял в ответ старик, – вашими заботами все в порядке. Снадобья доктора Хрюста творят чудеса.

– Вот и славно, – кивнул Эдман, отдавая дворецкому пальто, шляпу и перчатки.

Он давно оплачивал лечение пожилой пары у хорошего лекаря, знакомого ему еще со времен воинской службы, и ни разу не пожалел о своем выборе.

– Вы останетесь на ужин, господин? – поинтересовался медин Симпел.

– Да. Я поживу здесь некоторое время. И, возможно, в доме будут гости.

– Вафия будет вне себя от счастья, – искренне обрадовался он. – Пойду отдам соответствующие распоряжения.

Небольшая квадратная прихожая всегда казалась Эдману довольно темной и тесной, но что-то менять он не хотел. Зачем, если именитых гостей дом не видел уже несколько лет? А сам Эдман испытывал стойкое отвращение к любым переменам в своем быту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лестница с широкими деревянными ступенями и крепкими перилами уходила на второй этаж, начинаясь с правой стороны от входа в особняк, и Эдман сразу поднялся в свои покои, расположенные в западной части дома окнами на юг. Первая комната служила ему своего рода малым кабинетом. Здесь стоял письменный стол у окна, книжные шкафы и пара кресел перед камином. Дальше шла просторная спальня с широкой кроватью, укрытой плотным бархатным темно-зеленым балдахином, комодами и кушеткой. К спальне примыкала гардеробная и ванная комната.

Эдману требовался костюм для посещения закрытого клуба, а большая часть такого рода одежды хранилась именно здесь, поскольку на все светские мероприятия он отправлялся из своего столичного особняка. Он отыскал дорогой, но не броский костюм из плотной черной ткани, идеально подходивший для того, чтобы нашпиговать его артефактами, как утку черносливом, подобрал к нему сорочку, белую шелковую жилетку и шейный платок. Теперь дело было за малым – продумать распределение привезенных из фамильной сокровищницы вещиц так, чтобы в случае необходимости он мог ими легко воспользоваться.

В комнату постучали, и, получив разрешение войти, на пороге появилась мединна Вафия, полная низенькая старушка, обожавшая носить накрахмаленные чепцы, гору нижних юбок по моде времен своей первой молодости и питавшая просто маниакальную страсть к толкованию различного рода примет, снов и явлений.

– Максис Джентес, доброго дня! – воскликнула она, с обожанием глядя через круглые толстые стекла очков на хозяина, точно он был ее родным внуком, прибывшим на каникулы к своей живущей в провинции бабушке. – Медин Симпел предупредил меня, что в доме будут гости. Скажите, чем я могу быть вам полезна?

Она с таким волнением и предвкушением мяла свои пухленькие крохотные ладошки, что Эдман невольно улыбнулся и ответил:

– Подготовьте ближайшую к моим покоям спальню. Сами решите, какую именно.

– А кого вы ожидаете? – с плохо скрываемым любопытством поинтересовалась она, поправляя кипенно-белый передник. – Господина или госпожу?

Эдман в задумчивости потер подбородок. В том, что Сонар рано или поздно найдется, сомневаться не приходилось. И самым лучшим будет разместить ее именно в столичном особняке, отсюда легко было добраться до департамента внутренней безопасности, если вдруг Беатрис вызовут на допрос. А то, что таковые последуют Эдман не сомневался. Да и никто лучше медины Вафии и ее мужа не позаботится о девушке. Но стоит ли заранее говорить о прибытии дайны? Слуги могут все не так понять, и потом придется с ними объясняться, а отчитываться в своих действиях Эдман не любил.

– В доме будет гостить свидетельница по одному очень важному делу, – наконец определился он с будущим статусом Сонар. – Когда именно она приедет, сказать сложно. Но комната должна быть готова в кратчайший срок. Мало ли как сложатся обстоятельства.

Ясные светло-серые глаза мединны Вафии зажглись неподдельным восторгом, будто хозяин сообщил, что будет принимать в доме нареченную.

– Сиреневая спальня идеально ей подойдет, – поправив на носике-пуговке очки, сообщила она. – Пойду осмотрю ее и запишу, что нужно подготовить.

И тут же исчезла за дверью.

«Ох уж эти женщины», – с тоской подумал Эдман, вовсе не собираясь селить Сонар в бывшей комнате своей матери.

Вот только спорить с мединной Вафией, если она что-то решала, было абсолютно бесполезно. Старушка нашла бы бесконечное количество доводов в пользу своей идеи и так заболтала бы хозяина, приводя все новые и новые аргументы, что проще было сразу смириться и не мешать осуществлению ее планов. И Эдман счел свой покой гораздо важнее временного размещения дайны в одной из господских спален.