«Даже ты меня осуждаешь, мама, – с щемящей душу печалью подумала Бетти. – Наверное, тебе зазорно, что твоя дочь выросла такой отвратительной. Прости, пожалуйста. Я исправлюсь. Я обязательно исправлюсь. Прямо сейчас поеду к часовне и помолюсь Богам. Попрошу помощи в укреплении духа для борьбы со сладострастием».

Глава 17

Оседлав Снежинку, Беатрис выехала за ворота, и никто ей слова не сказал против.

«И какой смысл был запрещать мне кататься верхом? – с недоумением размышляла она, поправляя висевший на цепочке медальон с портретом так, чтобы он не мешал при быстрой езде. – Атли вернулся, и теперь никому нет дела, что я одна еду в пустошь. Все же Пруденс очень странная. Или она не хотела, чтобы хозяин на нее прогневался?»

Перелесок остался позади, и перед Бетти открылась запорошенная пушистым снегом равнина с изредка торчащими из сугробов засохшими стебельками. То и дело налетавший ветер гнал по необъятному белесому простору поземку и насвистывал в ушах заунывные мотивы. Солнце скрылось за нависшими над землей облаками, небо посерело, и вдалеке Беатрис заметила собирающиеся свинцовые тучи, сплошной стеной надвигавшиеся на усадьбу.

«Будет буря», – мелькнула в голове мысль.

Но Бетти будто назло грозящей непогоде, а вернее было бы сказать самой себе и Атли, подстегнула кобылу и понеслась рысью к уходившей вбок дороге.

Снежинка, почуяв, что наездница не против отправиться туда, куда ей давно хотелось, поспешила свернуть направо. И скоро за холмом выросла старая, полуразрушенная часовня.

Каменные стены почернели от времени и местами осыпались, оконные и дверные проемы сиротливо зияли, обнажая темное нутро пристанища богов на земле. Долгие годы принесли разрушение и остроконечной крыше, то тут, то там виднелись участки, не покрытые черепицей. Шпиль, установленный последователями культа божественной пары на самой вершине, накренился и грозил вот-вот рухнуть вниз.

Место показалось Беатрис мрачным и пустынным. Где-то невдалеке слышался рев беснующегося океана. Она поежилась от крепчающего мороза и пошла ко входу.

«И чем тут могли заниматься Пруденс и Кло? – гадала Бетти, взбираясь по ступенькам. – Не может быть, чтобы в таких условиях хотелось молиться и о чем-то просить Богов».

Внутри часовня выглядела еще более удручающе. Посреди небольшого зала проломился пол, и из образовавшейся расщелины торчали голые кривые ветки проросшего дерева. Сквозняк завывал, блуждая меж колон и неприкрытых оконных проемов. Наметенный снег образовал сугробы, скрывшие глубокие трещины в полу. У дальней стены валялись в беспорядке каменные глыбы. И только человек с особенно богатой фантазией смог бы угадать в них обломки статуй Эльвина и Иданы да их алтарь.

Увидев эти жалкие останки былого величия, Беатрис содрогнулась от мысли, что часовню разрушило вовсе не время, а какой-то ярый богохульник, невзлюбивший божественную пару. Она увидела у левой стены скрытую за перилами лестницу и направилась к ней, намереваясь поскорее закончить с осмотром и вернуться в усадьбу.

Узкие ступеньки уцелели лишь частично, на некоторых отрезках раскрошившись до основания, но Бетти с упорством, заслуживающим более достойного приложения, поднималась все выше и выше, решив узнать, что там скрывается под самой кровлей. Подъем внезапно закончился, и Беатрис очутилась на квадратной площадке, когда-то служившей местом, где фонарщик зажигал сигнальный огонь, возвещавший мимо проплывавшим морякам о близости берега и острых подводных скал.

Одинокая оборванная цепь до сих пор свисала с толстой потолочной балки, а вот самого фонаря давно не было и в помине. Проржавевшие кольца надсадно скрипели, тревожимые порывами усилившегося ветра. Бетти ухватилась за торчавший из стены крюк, перегнулась через упиравшийся в живот подоконник и посмотрела вниз. Высота была приличной, у нее даже голова слегка закружилась, и Беатрис поскорее выпрямилась.

«Если отсюда свалиться, то вполне можно свернуть себе шею. И никто не спасет, даже крика не услышит», – пронеслась боязливая мысль.

Бетти перешла к соседнему проему и посмотрела на запад. Часовня стояла немного поодаль от обрыва, и с высоты хорошо был виден бушующий под почерневшим небом океан.

«Нужно возвращаться, – с тревогой подумала Беатрис. – Если попадем в метель, не ровен час заплутать».

Она развернулась, намереваясь спуститься, но наткнулась на темный силуэт за своей спиной и вскрикнула от испуга.

– Нравится вам здесь, госпожа? – спросила Пруденс, выплюнув последнее слово точно застрявшую в зубах рыбью кость.

Черный плащ с глубоким капюшоном скрывал ее лицо почти до линии рта.

– Не очень, – выдавила Бетти, разглядывая жесткую усмешку на бескровных губах и мертвенно-бледные обвисшие щеки. – Вы меня напугали. Что вы здесь делаете?

– Хозяин беспокоится, – отозвалась служанка, медленно надвигаясь на Беатрис и сжимая покрасневшие от холода руки в кулаки. – Умирает от тревоги за свое сокровище. Места себе не находит. Вдруг буря застигнет маленькую Бетти в дороге, и она не найдет ворота? Только вот беда – сам он слишком занят в своей проклятой лаборатории и не может оторваться от важных дел. Вот и отправил верную служанку на поиски. Так и знала, что ты притащишься сюда. Что? Любопытство покоя не дает?

Она запрокинула голову и захохотала, капюшон слетел, обнажив растрепавшиеся волосы и перекошенное злобой морщинистое лицо. Беатрис похолодела и уставилась на нее перепуганным взглядом, поражаясь столь разительной перемене.

– Что с вами? – пролепетала Бетти, окончательно растерявшись.

– Со мной? – переспросила та, сверкая безумными черными глазами. – Знаешь, что мной? Нет, ты даже не догадываешься, малолетняя смазливая бестолочь. Меня терзает невыносимая мука. Я умираю от жажды и не могу напиться, потому что чистая ключевая вода не в силах мне помочь. Только живительный нектар может унять ее и принести облегчение. Но им владеет мой господин и не спешит поделиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Беатрис в изумлении вытаращилась на нее, не понимая, откуда служанка может знать о нектаре из ее сна.

– Ты ведь тоже уже вкусила его, – понимающая ухмылка скользнула по ее губам, и Бетти вспыхнула от осознания того, что о ее тайне знает кто-то третий. – Конечно, вкусила. А как же иначе? Атли ведь никогда не устраивает свои игры без него.

– Игры? – вымолвила Беатрис помертвевшими губами.

– Да, – с уверенностью кивнула служанка. – Он обожает опаивать своих девочек этим изыскано–вкусным зельем, а потом творит с ними такое о чем и подумать стыдно, не то что сказать. Ты ведь тоже ублажала его. Делала все, что скажет. Умоляла о продолжении, лишь бы чувствовать его рядом. Это все из-за нектара. Да и комната дайн оплетена такой сетью заклятий, что стоит активировать одно, другое, третье, как спящая глупышка уже готова на что угодно, а главное уверена, что все это сон.

– Комната дайн? – снова как заведенная повторила слова Пруденс Бетти.

– А ты думала, что одна у него? – залилась хриплым смехом служанка. – И не мечтай. До тебя была целая куча и после тебя еще будут. Посмотри туда.

Пруденс подошла к оконному проему и указала на площадку за часовней. Беатрис скосила в ту сторону глаза, но побоялась подходить ближе.

– Видишь, там сугробы лежат неровно, – продолжала служанка. – Точно крошечные холмики возвышаются над промерзшей землей. Это Кло натаскала камней с берега и сложила по одному погребальному кургану для каждой дайны господина Баренса.

У Беатрис волосы на голове зашевелились под шляпкой от ужаса.

– Только никаких тел умерших девушек там нет, – не унималась Пруденс, выдавая все новые и новые леденящие душу подробности. – Мэт их сбрасывает в океан, чтобы и следа не осталось. А знаешь, кто такая Кло?

Бетти помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.

– Ее сестра стала первой у Атли. Девочки были погодками, только Кэти родилась с огромным резервуаром маны, а Кло всегда была чудаковатой. Кэти с годами стала сильной дайной, а Кло грозила голодная смерть после мора в их деревне. Хозяин Кэти отказался взять на службу ее сестру, и Атли уговорил дайну уехать с ним на этот остров, пообещав взять Кло на полное содержание до конца ее дней, принеся клятву на крови. Наивная девчонка согласилась и очень быстро погибла. Ее новый господин вытянул из нее всю ману, а пустая иссушенная оболочка прожила недолго. А Кло так и торчит здесь, прислуживая, только постепенно разум ее почти оставил, а тело превратилось в развалину. Ей бы давно помереть, но я пою ее укрепляющим средством, чтобы она и дальше терзала своим присутствием совесть Атли. Если она, конечно, у него есть.