Окрыленная успехом, она решила поскорее вернуться в ванную и не стала ничего переписывать. Бетти прихватила потертый листок с собой и поспешила наверх, вернув защитный механизм в его прежнее положение.

Дрожа от волнения и ожидания неизведанного, Беатрис вывела на каменном полу перевернутую руну плодородия, обтерла испачканные мелом руки о юбку и направила внутреннюю энергию к символу. Магическим зрением она уловила, как золотистый поток заструился по линиям, составлявшим знак, и заполнил их до отказа. И вдруг руна вспыхнула так ярко, что Бетти в ужасе зажмурилась, боясь ослепнуть.

Стоя с закрытыми глазами, она не смела пошевелиться и прислушивалась к своим ощущениям. Беатрис почувствовала приятное тепло, исходившее от того места, где был изображен символ. Оно мягко согревало, словно первое весеннее солнышко нежно касаясь робкими лучиками открытых участков тела. Бетти улыбнулась, наслаждаясь своей причастностью к чуду перерождения маны в нечто большее и впитывая каждой клеточкой эти будоражащие переживания.

«Как же это прекрасно! – пронеслась в голове простая и не нуждающаяся в доказательствах мысль. – Нет на свете ничего приятнее. Точно я и не жила до этого момента, а спала, видя дурной, изматывающий душу сон. Как же можно было отважиться отнять такое волшебство у людей?»

Слезы жалости ко всем без исключения женщинам, лишенным возможности колдовать, выступили у нее на глазах и покатились горячими ручейками по щекам. Бетти открыла глаза, опустилась на колени перед сверкающим золотыми искрами знаком и прошептала:

– Жизнь отдам, лишь бы сохранить этот драгоценный дар древних шами.

Она заметила, как сияние начало меркнуть, а руна затрепетала.

– Нет, нет! – перепугалась она. – Только не сейчас!

Беатрис снова устремила поток своей энергии к знаку, и он выровнялся, засветился без колебаний, и скоро она заметила, как из семечка гречихи пробился еле уловимый зеленый росточек. Руна погасла, оказав положенное ей действие, и Бетти с величайшей осторожностью взяла двумя пальчиками проросшее семечко, положила на раскрытую ладошку и с благоговением проговорила:

– Чудо жизни. Чудо созидания.

«Не знаю, как руны работали в прошлом, – с тоской об утраченных навеки возможностях подумала она, – только сейчас они явно не так сильны, как когда-то. Но Атли не стал бы столько лет биться над своими изысканиями, если бы не знал наверняка об удивительной силе древней магии. Возможно, нужно использовать, как и он, треугольник? Или комбинацию символов, а не один? И тогда эффект будет более ощутимым?»

Беатрис убрала следы своего первого успешного колдовства и, держа росточек на ладони, отправилась на конюшню, намереваясь набрать там немного земли в горшочек. Ей хотелось посмотреть, что же будет дальше происходить с семечком, и она собиралась поставить горшок с ним на подоконнике в спальне.

В эту ночь она долго не могла уснуть, вспоминая то восхитительное, волнующее ощущение перерождения своей силы и всем сердцем стремясь вновь испытать его.  

– Спокойной ночи, – прошептала она семечку, стоявшему теперь на подоконнике возле кровати. – Завтра я еще что-нибудь попробую.

С этой благостной мыслью она и погрузилась в мир грез, а там ее ждала неожиданная встреча с Атли.

Глава 13

Со дня отъезда хозяина усадьбы прошло уже больше трех седьмиц. Беатрис постоянно получала от него письма и отсылала свои, но изучение магии так поглотило ее, что ответы Бетти скорее напоминали короткие записки, чем полноценные послания. Ей казалось, что писать особенно не о чем, поскольку она проводила все время либо в доме, либо в парке, а за ограду Пруденс ее категорически не отпускала ни под каким видом. Атли же будто чувствовал, что она скрытничает, и все настойчивее просил рассказать о ее жизни на острове побольше.

И вот нежданно-негаданно Беатрис увидела его во сне. Он сидел на краю постели и перебирал длинными пальцами разметавшиеся по подушке мягкие пряди ее волос. В комнате царил полумрак, разгоняемый лишь бледным лунным светом, проникавшим через не зашторенное окно. Его светлые волосы струились по плечам и выглядели совершенно белыми в сравнении с темной рубашкой и брюками.

– Атли? – удивилась Бетти, приподнимаясь на локтях. – Что ты здесь делаешь? Когда ты вернулся?

– Здравствуй, моя нежная пташка, – тихим приглушенным голосом отозвался он и погладил ее по щеке. – Ты так очаровательна без всех этих причесок, нарядов, украшений. Твоя естественная красота во сто крат милее. Я хотел уехать от тебя как можно дальше, чтобы ты не терзала мою душу наивным взглядом, доверчивой улыбкой, звенящим голоском. Но я потерпел неудачу. Каждый день вдали от тебя – изощренная пытка. Ты нужна мне, милая.

Он склонился к Беатрис и поцеловал ее приоткрытые от изумления губы. Но этот поцелуй отличался от тех, что были прежде. Настойчивый, жадный, подчиняющий и не приемлющий отказа он опалил Бетти, и она вспыхнула в крепких объятиях, как соломинка от случайной искры, вылетевшей из жаркого камина. Она стремилась навстречу Атли и отвечала на его ласку без стеснения и робости, так как и не предполагала раньше. Словно рухнул какой-то барьер внутри нее, не позволявший открыто выражать свои чувства.

Беатрис прижалась к нему теснее и обвила его шею руками.

– О, Бетти! – выдохнул он, на мгновение отрываясь от нее. – Мое сокровище. Моя страстная девочка. Погоди немного, здесь не место для этого.

Он подхватил ее на руки и понес в северную часть дома. У Беатрис шла кругом голова, внутри разливалось приятное тепло и ликование. Она всего на мгновение прикрыла глаза, а когда осмотрелась, они уже находились в подземелье.

– Что мы здесь делаем? – поразилась Бетти, разглядывая изменившуюся обстановку.

На столе больше не лежали свитки, там стояли бокалы и бутылка вина. На полу внутри треугольника была постелена пушистая белая шкура неизвестного зверя, по ней рассыпались многочисленные разноцветные подушечки, будто кто-то второпях не успел их аккуратно сложить. Настенные светильники озаряли комнату тусклым светом, и Бетти почудилось, что их специально притушили.

– Я хочу, чтобы ты кое-что испытала, – ответил Атли, укладывая ее на шкуру и помогая устроиться на подушках удобнее.

Сквозь тонкую сорочку Беатрис ощутила, как приятно льнет к телу мех, запустила в него пальчики и провела рукой вдоль длинных ворсинок.

– Какой мягкий! – подивилась она.

Атли не обратил внимания на ее слова, наполнил бокалы и растянулся возле нее.

– Давай вкусим с тобой этот чудесный нектар, излечивающий тело и бодрящий душу, – севшим голосом произнес он. – Сама судьба свела нас, и теперь я готов признать свое поражение и разделить с тобой горечь проигрыша.

Бетти не понимала смысла его слов, но из бокала очень приятно пахло, и она с любопытством взяла его в руки.

– За тебя, Бетти, – сказал Атли и выпил все содержимое залпом.

Беатрис пригубила, и напиток показался ей слаще всего, что она когда-либо вкушала. Ее бокал тут же опустел. Она с разочарованием увидела его дно и с мольбой посмотрела на Атли.

– Больше одного бокала нельзя, – рассмеялся он, убирая порожние фужеры на стол.

Бетти вдруг стало радостно оттого, что Атли рядом и снова заботится о ней, старается угодить и смотрит с таким обожанием. Она рассмеялась от счастья, наблюдая за тем, как он снова опустился подле нее.

– Обещаю, – прошептал он ей в губы, – нам будет хорошо вместе.

И больше Беатрис уже ничего не видела и не слышала. Атли целовал ее, как обезумевший от жажды путник, вдруг наткнувшийся на чистый родник, а она захлебывалась в водовороте его страсти, чудом оказывалась на поверхности, чтобы сделать короткий вдох, и снова ныряла в пучину. Тяжело дыша, он снял рубашку и брюки, стянул с Бетти сорочку и с восторгом оглядел ее беззащитное, неприкрытое тело.

– Ты такая хрупкая, моя драгоценная, – хриплым голосом выдавил он. – Если бы ты знала, как я боюсь перейти черту, но сегодня я постараюсь удержаться.