– В каком деле? – с настороженным видом спросила она.
– Я здесь человек новый, – усмехнулся профессор, и что-то коварное почудилось Беатрис в его словах, – и плохо ориентируюсь в местных порядках. Мне нужна информация. Ты будешь рассказывать мне то, что спрошу. Договорились?
Беатрис нахмурилась, и в ее смышленых, серых глазах отразилась борьба между желанием избежать ненавистных наказаний и страхом связываться с малознакомым непредсказуемым профессором.
– Так как? Согласна? – поторопил ее преподаватель. – Или тебе больше по нраву, чтобы тобой занимались патронесса с бонной?
– Нет! – вскричала Беатрис. – Я согласна!
– Вот и умница, – с довольным видом протянул профессор и достал свою трость из-за кресла. – А раз мы обо всем договорились, предлагаю скрепить наше небольшое соглашение особым заклятием.
– Что? – прошептала Беатрис, не веря своим ушам. – Зачем это?
Профессор перегнулся к ней через стол и сказал:
– А где гарантии, что ты не разболтаешь об этом уговоре своим подружкам?
Беатрис залилась от возмущения румянцем.
– Я никому ничего не скажу!
– Охотно верю, – тут же согласился профессор, – но магия гарантирует, что ты рта не раскроешь даже по принуждению.
И он улыбнулся до того хищно, что Беатрис дернулась в сторону, но было уже поздно. Профессор схватил ее за руку, молниеносно уколол палец чем-то острым и протараторил заклятие. Она вскрикнула и отдернула ладонь.
– Вот и все, – будто ничего и не случилось, сказал он и убрал трость. – Теперь мы можем быть уверены друг в друге. Наш маленький договор останется только между нами.
Беатрис посмотрела на свои пальцы, но так и не смогла разглядеть ни ранку, ни след от укола. Тут раздался звон колокола, возвещающий о начале нового урока, и она быстро сказала:
– Мне пора. Всего доброго, профессор Привис.
Развернулась и выбежала из кабинета.
Глава 9
Следующим уроком у Беатрис в расписании стояла арифметика, и ей пришлось нестись в другое крыло главного корпуса, чтобы добраться до кабинета господина Жуля. Наконец нужная дверь была перед ней, и, постучав, она заглянула внутрь.
– Здравствуйте, господин Жуль. Простите за опоздание. Могу я войти?
– Адептка Сонар, – в негодовании проскрежетал преподаватель режущим слух надтреснутым голосом, – почему вы позволяете себе приходить на занятие позже меня?!
– Простите, господин Жуль, – пролепетала она, опустив глаза в пол. – Меня задержал профессор Привис. У нас была манология перед вами.
– Профессор?! – разозлился он еще больше, хотя особого повода для этого Беатрис не давала. – Я выясню это у вашей бонны. Займите свое место.
Беатрис прошмыгнула к третьей с конца парте и села рядом с Элизой Хаксли. Преподаватель продолжил прерванный монолог, а соседка спросила еле уловимым шепотом:
– Ты как? Что он тебе сказал? Неужели сам решил тебя пороть?
– Не болтай всякую ерунду, – буркнула Беатрис, не желая ни с кем обсуждать непонятное поведение профессора. – Позже поговорим.
И они принялись внимать речи господина Жуля, а он продолжал напрягать свои хронически больные голосовые связки и терзал слух учениц, не жалея сил.
– Вам были заданы две задачи, каждая имеет несколько решений. Кто пойдет к доске и продемонстрирует свой способ вычисления?
Ученицы молчали, понурив головы. Арифметика была одним из самых ненавистных для них предметов, и для этого имелось, по крайней мере, две причины. Во-первых, магическая комиссия забрала большинство девушек из деревень, и они, попав в школу, имели очень смутные представления о математике как таковой. Считать могли все, этому учили на курсах при храмах, но вот дальше простых примеров дело никак не шло. А во-вторых, господин Жуль отличался крайней раздражительностью, выходил из себя по малейшему поводу и начинал кричать и бранить учениц, постоянно занижая баллы. Естественно, никто не хотел на его уроках добровольно становиться объектом для вымещения злости.
– Хельга Дорн, идите к доске, – выбрал господин Жуль жертву, окинув учениц оценивающим взглядом, и с предвкушением осклабился.
У него была поразительная способность нутром чувствовать тех адепток, что плохо знали урок, и он каждый раз вызывал одну из таких учениц, а потом добрую половину занятия держал у доски. Несчастная краснела, бледнела, мычала что-то невнятное, он отпускал в ее сторону едкие замечания и остроты, а когда наконец ему это надоедало, господин Жуль начинал кричать и обзывать вызванную девушку самым отвратительным образом, хотя при этом никогда не переходил на откровенную брань.
– Распишите подробно ваш способ решения задачи, – с кривой ухмылкой сказал преподаватель.
Хельга сжалась, просеменила к доске и взяла в руки мел. Во всех заведениях, где обучались отпрыски среднего и высшего сословий, давно перестали пользоваться этим допотопным способом письма. Учеников снабжали заговоренными палочками, что значительно упрощало им жизнь и позволяло быстро писать на специальной доске. Но школы для дайн, как и курсы при храмах для лоунов, все еще использовали мел. Департамент образования не считал нужным вводить здесь новшества, и директриса Камелии полностью поддерживала свое руководство в этом вопросе.
– Ну что же вы? – протянул господин Жуль. – Ваш подход к решению простейшей задачи настолько сложен, что вы не осмеливаетесь нам его представить? Дерзайте! Мы с удовольствием вас послушаем. Уверен, уж сегодня вы блеснете своим талантом к арифметике и удивите одноклассниц.
Адептки сидели настолько тихо, что было слышно, как жужжит муха у дальнего от доски окна, тщетно пытаясь выбраться из кабинета через наглухо запертые створки. Бедная Хельга никогда не отличалась ни усердием в учебе, ни хоть маломальскими способностями к математике, и теперь она переминалась с ноги на ногу и вертела мел в руках, отчего ее пальцы уже все покрылись белым налетом.
Господин Жуль медленно пошел в сторону нерадивой ученицы, и больше всего в этот момент напоминал склизкого ужа в трясине болота, охотящегося на беззащитного лягушонка.
– Адептка Дорн, – просипел он, пригладив на макушке редкие волоски, призванные прикрыть блестящую лысину, – вы готовились к уроку?
– Д-да, господин Жуль, – запинаясь, выдавила Хельга.
– Да ни к чему вы не готовились! – вдруг взорвался он багровея. Его глаза мгновенно налились кровью, нижняя губа затряслась, и он с силой дернул узкий воротничок рубашки, затянутый галстуком. – Сколько я не бьюсь с вами, вы так и остаетесь тупоголовой девкой из захудалой деревни! Посмотрите на себя! Ни грации, ни манер, ни даже банальных знаний счета! Какая дайна из вас получится? Да ни один приличный максис на вас не взглянет! Отправитесь в армию наполнять накопители для вояк!
Ученицы с ужасом взирали на господина Жуля, нависшего над доведенной до предела Хельгой, и молились всевидящей Идане, чтобы у него не осталось времени вызвать еще одну жертву.
– Садитесь! – громыхнул он, спрятав руки за спину, будто боялся не сдержаться и перейти черту. – Еще раз подобное повторится, и вы будете сдавать мне проверочные работы даже накануне выпускного бала!
Хельга в слезах бросилась к своей парте, упала на жесткую скамейку и беззвучно зарыдала, спрятав лицо в перемазанных мелом ладонях.
Господин Жуль извлек из нагрудного кармана сюртука часы на цепочке, сверился с ними, мгновенно успокоился и, пригладив волосы, сказал:
– Раз вы так плохо готовите элементарные домашние задания, то мне больше ничего не остается, как устроить вам сегодня проверочную работу. Сейчас я быстро объясню новую тему, а в оставшееся время каждая из вас решит две задачи. И не надейтесь друг у друга списать! Я раздам вам разные варианты. Поверьте, у меня их очень много.
Никто в этом и не сомневался, адептки рыскали взглядами по рядам и высматривали одноклассниц, способных выручить остальных. Как бы девушки ни боялись господина Жуля, у них давно была отработана система списывания на такие вот случаи внезапных проверочных. Те, кому легко давалась арифметика, быстро решали свои задачи, переписывали ответы на отдельный листок и отправляли его по классу. Адептки, чьи задачи совпадали с уже решенными, просто списывали себе ответ, а остальным приходилось ждать следующие «послания счастья», как их прозвали ученицы. И сколько бы ненавистный преподаватель ни старался отловить тех, кто жульничает, у него никогда это не выходило. Перед лицом общей угрозы девушки забывали свои распри, объединялись, и переиграть их было уже очень и очень сложно.
