Джо поставила на стол миску со сладким картофелем.

— Ужин готов, все к столу! — позвала она.

Урса выключила свет в гостиной и на кухне.

— Ой, страшно! — поежился Гейб, стараясь разрядить обстановку.

Урса уселась за стол рядом с ним, а Джо — напротив.

— Это я нарезала салат, — заявила Урса.

— Молодец, прекрасно справилась.

— Мы еще сделали для тебя второй бургер, без сыра.

— Спасибо, конечно, но я не уверен, что осилю его. — Гейб потер лоб. — Последние дни я мало ел.

— Потому что тебя тошнило?

— Нет, просто не было аппетита.

Джо так и предполагала, но на всякий случай поджарила лишнюю котлету. Ухаживая за умирающей матерью, она всегда приносила больше еды, чем нужно, будто надеясь усиленным питанием победить болезнь. И теперь она иногда ловила себя на мысли, что ей становится не по себе, когда у нее самой пропадает аппетит. Видимо, подсознательно она боялась, что рак вернется.

Хорошо хоть, Урса ее не разочаровывала. Девочка всегда казалась голодной, и сейчас она молча поглощала бургер.

— Я слышал, что Урса потихоньку тоже становится орнитологом, — сказал Гейб.

— О да! Она нашла два гнезда.

Он поднял руку, и Урса звонко шлепнула его по ладони. Гейб весело улыбался, но Джо видела, что на самом деле он еще нездоров. Он не съел даже половины своего бургера и, пока хозяйки дома уплетали за обе щеки, возил по тарелке лист салата.

— Ну и как продвигаются исследования? — спросил он.

— Вообще-то лучше, чем я предполагала, особенно для первого года.

— А сколько еще таких экспедиций вы планируете?

— Ну, по крайней мере еще одну.

— То есть на следующее лето вы опять приедете?

— Собираюсь.

Он уставился на вилку, которой ковырял салат, затем снова поднял взгляд на Джо:

— А почему вы выбрали для исследований овсянкового кардинала?

— Вообще-то я изучаю особенности гнездования, а жилища кардинала легче найти, чем другие. И к тому же их много. Раньше они селились в лесах, и гнезда зачастую страдали при пожарах или наводнениях. Теперь кардиналы предпочитают обочины дорог и границы полей, так что опасностей у них прибавилось. Вы знаете, что многие популяции птиц, гнездящиеся в подобных местах, уменьшаются? Ну вот, я и сравниваю состояние особей, гнездящихся в природных местах, с теми, кто предпочитает жить рядом с человеком.

Гейб кивнул.

— А почему вы вообще решили заняться орнитологией?

— Из-за родителей, полагаю. — Джо повертела в пальцах веточку розмарина. — Отец был геологом, мама — ботаником. Мы все мое детство разъезжали по стране, где только ни побывали. Мама с малых лет знакомила меня с птицами.

— Папа и мама Джо умерли, — сообщила Урса трагическим голосом.

Гейб, похоже, не особенно удивился, когда Джо упомянула о родителях в прошедшем времени, но, в отличие от большинства ее знакомых, не спросил, от чего они умерли.

— Отец был в экспедиции в Андах, — сказала Джо. — Его самолет врезался в гору. Все погибли — папа, двое его коллег и пилот-перуанец. Мне было пятнадцать.

— Господи Иисусе. А ему сколько?

— Сорок один.

— А где находилась ваша мама, тоже в экспедиции?

— Нет, дома со мной и моим младшим братом. Она так и не окончила аспирантуру после рождения второго ребенка. Отца никогда не было дома, а она не хотела отдавать брата в ясли, пока сама будет учиться.

— Мама Джо умерла от рака груди, — сообщила Урса. — Она спасла Джо жизнь.

— Как видите, Урса хорошо знакома с моей семейной историей. — Джо выразительно посмотрела на девочку. — Хотелось бы и мне столько же знать о ее семье.

— Ты все равно не поймешь, как живут у нас на Лямезналпете, — отмахнулась Урса.

— Конечно, пойму. И ты сама прекрасно это знаешь.

— Расскажи Гейбу, как мама тебя спасла.

— Меняешь тему разговора? Не выйдет, — сказала Джо.

— Это ты поменяла тему разговора, — возразила Урса, — потому что тебе не хочется рассказывать Гейбу о маме. — Она отодвинула стул и поднялась, чтобы сходить в туалет.

— Ну вот, меня снова перехитрили, — уныло сказала Джо.

Гейб ухмыльнулся.

Джо отодвинула пустую тарелку.

— Вам, наверное, интересно, каким образом моя мать спасла мне жизнь?

— Не сложно догадаться. Вы узнали, что у нее рак, и решили сами провериться?

Джо кивнула.

— И давно это случилось?

— Около двух лет назад. Мама умерла прошлой зимой.

— И все это время вы ухаживали за ней и боролись со своей болезнью! Сочувствую. Вы же были в аспирантуре, когда узнали диагноз?

— Да, но я потеряла два года — из-за мамы и собственных операций.

— Операций? Вас оперировали не один раз?

Отсутствие груди было очевидным, но Джо не хотелось рассказывать об удалении яичников. Особенно молодому мужчине. Однако, собравшись с духом, она решила разом расставить все по местам.

— У меня обнаружили рак на ранней стадии, — пояснила она, — но все равно мне пришлось удалить обе груди и яичники: слишком высок был риск повторного возникновения опухоли.

Гейб наклонился вперед, заглядывая ей в глаза.

— Не надо ничего говорить, пожалуйста, — попросила Джо.

— Не буду. Когда пытаешься найти правильные слова, они никогда не приходят в голову.

— Люди считают, что должны меня утешать, а мне от этого становится только хуже.

— Понимаю. Я уже давно заметил, что наш язык страшно несовершенен. Мы так и остались обезьянами и лучше всего выражаем чувства мычанием и жестами, а правильные слова застревают у нас в мозгу.

— Ничего себе! И это говорит сын профессора литературы!

— А если я не унаследовал от него литературный ген?

Джо поднялась, чтобы унести тарелки. Пусть Гейб не думает, что обязан доесть свой бургер. Он тоже поднялся, собирая со стола грязную посуду.

— А чем занималась ваша мать? — спросила Джо.

— Какое-то время она преподавала в школе, в младших классах, но после рождения Лейси тоже решила остаться дома. Кстати, она пишет стихи. — Гейб последовал за Джо на кухню. — У нее даже вышли две книги.

— Неужели? Она и сейчас пишет?

— Нет, больше не может. Руки из-за болезни Паркинсона дрожат слишком сильно.

— Она могла бы диктовать стихи вам, а вы бы записывали.

— Мама не хочет. Говорит, это погубит магию творческого процесса.

— Пожалуй, я с ней согласна.

— Возможно, Паркинсон уже проник и в голову. Наверное, ей теперь не до стихов.

— Как печально!

— Ага.

Урса уже разрывала пакет с маршмэллоу.

— Когда же тебе наконец надоест это лакомство? — вздохнула Джо.

— У нас же нет ничего на десерт, а угли еще горячие. Можно?

— Ладно, беги.

— А ты хочешь маршмэллоу? — Урса повернулась к Гейбу.

Он посмотрел на Джо:

— Наверное, мне пора идти.

— Пожалуйста, останьтесь еще ненадолго, — попросила Джо.

— Вы уверены?

Она кивнула.

— Да и куда вам торопиться? Цепи от вас никуда не денутся.

14

Пока Урса колдовала над углями, Джо и Гейб уселись в плетеные кресла. Парень молчал и, нахмурившись, рассматривал язычки пламени. Урса тоже притихла, занятая приготовлением маршмэллоу.

— Значит, Лейси уезжает завтра? — спросила Джо.

— Думаю, да, поскольку я встал, — сказал он, не отрывая взгляда от очага.

— А где она живет?

— В Сент-Луисе.

— Хорошо.

Он покосился на нее:

— Почему?

— Потому что ехать недалеко.

— Как по мне, так лучше бы она жила подальше.

— Сестра часто навещает вас с мамой?

— Навещает, но не потому, что ей этого хочется. Она приезжает, когда мама звонит ей и велит приехать.

— И часто ваша мама звонит?

— Если я вдруг решу поспать днем, мама звонит Лейси. Если я не в настроении, она звонит Лейси. Если я не уберу за коровой, она звонит Лейси.

— Что так?

— Она боится, что болезнь вернется. Маму приводит в ужас мысль, что я перестану ухаживать за ней и за животными.