— Джим? — она произносит его имя тихим шепотом, словно боится нарушить гробовую тишину замка и разбудить его обитателей. Но Хогвартс по-прежнему тих, а Джеймс и бровью не повел, лишь пробурчал неразборчивое:
— Чего тебе, Джордан?
Девушка дернулась, как от укола. Слишком давно Джеймс Поттер не обращался к ней по фамилии, да и сейчас это звучало настолько жестко, что появилось резкое желание уйти. Своим поведением парень ясно давал понять, что на дальнейший разговор не настроен, но в этот момент ей словно было всё равно.
— Ничего. Просто очень непривычно, — девушка слегка дернула плечом, когда подул весенний, но прохладный ветер, — всё то, что сейчас происходит… это словно не моя жизнь. И не твоя тоже. Так непривычно оставаться в гостиной и понимать, что мы не соберемся вместе, вчетвером.
На её плечи опустилась тяжелая кожаная куртка Поттера, которая всё это время лежала возле него. Девушка перевела на него мимолетный благодарный взгляд, но этого хватило, чтобы Джеймс смог заметить слёзы в её глазах.
Она засовывает руку в карман своей мантии — рука скрывается там по самый локоть, что очень удивляет парня, — и достаёт оттуда толстую связку листов, сложенных в несколько раз. Она начинает рвать все эти листы на мелкие кусочки, и Джеймс замечает, что это не просто какая-то бумага. Это ноты и строчки из песен! Это всё, над чем Лиззи работала в течение целого года. А теперь она рвёт все свои труды в мелкую крошку, а потом, небрежно бросив это всё на пол у собственных ног, девушка взмахивает палочкой и шепчет «Инсендио!». Бумага загорается и уже через несколько секунд превращается в небольшой, но теплый костёр.
Джеймс переводит на неё удивлённый взгляд, а Лиззи лишь пожимает плечами, словно говорит «мне теперь всё равно», тогда Поттер слегка толкает её в бок и одними губами шепчет «карман». Джордан начинает негромко смеяться, и тихо шипит «заклятие незримого расширения. Меня ему научила Роза, а её — миссис Уизли». Парень кивает, начиная понимать, о чём она говорит, а потом между ними снова повисает тишина.
— Знаешь, я очень скучаю по былым временам, — Лиззи усмехается, но губы у неё слегка дрожат, — с одной стороны, это было совсем недавно, а с другой… словно целая вечность прошла.
— Когда мы были курсе на третьем, — голос у Джеймса усталый, хрипловатый, а его правая рука тянется к пачке маггловских сигарет, которая, оказавшись пустой, тут же улетает куда-то в сторону, — Я был абсолютно уверен, что мы будем дружить вечно. Как наши родители или Мародёры. И в одно время даже хотел дать вам клятву, какую-нибудь в духе «только смерть разлучит нас». Как видишь, жизнь тоже неплохо постаралась…
— Но это она и была. Смерть. Та Алиса, которую мы знали, мертва, Джеймс. Она умерла в день своего семнадцатилетия, и переродилась словно феникс. Но стала совершенно другой.
Элизабет трет глаза и поднимает уставший взгляд на звездное небо, слегка прикусив губу. Джеймс зевает и подвигается ближе, обняв единственную подругу и положив голову ей на плечо. Они сидят молча несколько минут, которые кажутся тягучими и невыносимыми, но обоих всё устраивает.
— Ты знаешь это созвездие, Лиз? — неожиданно говорит Джеймс и показывает пальцем в небо, на одну из самых ярких звезд на небе.
— Это? — девушка слегка ерзает и щурит глаза, приглядываясь, — Это созвездие Большого пса, я же права?
Поттер довольно кивает и расплывается в улыбке, спросив «А знаешь, какая самая яркая звезда там?».
— Сириус. К чему это всё, Джим? Мы не на Астрономии!
Поттер лишь начинает смеяться. Его смех разносится по тихому коридору, эхом отдаваясь от стен, и девушка сонно улыбается, глядя на него. Почему-то именно сейчас, на Астрономической башне, после отбоя, Элизабет Джордан кажется, что смех у Джеймса Поттера не только заразительный, но и красивый. И не только смех.
— Всё дело лишь в том, Лиз, что я самая яркая звезда здесь, — парень щелкает её по носу, и Лиззи слегка фыркает, шутливо ударив его по руке. Джеймс на неё не обижается, лишь ближе к девчонке подсаживается и крепче прижимает к себе.
Они сидят в тишине несколько часов — тишина эта мирная, спокойная и такая убаюкивающая, — пока девушка не засыпает у Джеймса Поттера на плече. Больше об Алисе Долгопупс никто не проронил ни слова.
***
Она сливается с темнотой, восседая на обычном кожаном кресле, словно на троне, и, надо сказать, прекрасно вписывается в атмосферу гостиной Слизерина. Словно чёрная вдова, с такими же цепкими лапами и такой же липкой паутиной, она ловит в свои сети всех, заманивая сладкой улыбкой и искрящимися глазами. А тех, кто просыпается ото сна и старается выбраться — убивает. Медленной мучительной смертью. Но почему-то Скорпиусу Малфою она каждый раз всё спускает с рук. И Скорпиус, прекрасно понимая это, начинает пытаться ей манипулировать, ниточка за ниточкой, дёргать её, словно марионетку, всё ещё пытаясь развернуть игру так, как выгодно ему. Но в любой игре важна тактика, ведь, если её нет, игрок терпит крах. Тактики у Скорпиуса нет, он совершает свои ходы необдуманно, опираясь лишь на ситуацию и мелькнувшую в голове мысль, в отличие от Вероники, поэтому в каждой битве проигрывает. Но из игры не выходит.
Даже сейчас, когда она поджидает его в темноте гостиной. Он старательно делает вид, что ему абсолютно всё равно на её нападки, что по его телу не проходят мурашки, когда она хватает его за руки, впиваясь в мраморную кожу ногтями, что ему не хочется отвести взгляд, когда он видит искры в её карих глазах, что ему не хочется, наконец, одержать над ней победу. Но Вероника прекрасно всё видит. Поэтому продолжает играть.
— Здравствуй, милый, — голос её сладкий, тягучий, но лишь на первый взгляд, и парень прекрасно знает это. Ведь, если заглянуть в глаза Вероники Сноу в те моменты, когда она в ярости, в голосе слышится сталь. Вся лесть и приторность исчезают, раскрывая расчетливость и холод, которые кроются за этой оболочкой.
Он замирает на месте, словно в один миг забывает, куда шел, и бросает в её сторону презрительный взгляд. Парень продолжает стоять на месте. Словно ожидает приглашения присесть, но вскоре понимает, что его не последует. Девушка продолжает изучать его взглядом, словно видит впервые. Она втягивает носом воздух, и в тихой гостиной этот звук кажется слишком громким. Скорпиус видит, как Вероника хватается за подлокотники кресла, будто собирается встать. Но в один момент медленным движением перекладывает ладони на свои колени, и снова смотрит на него в упор.
Скорпиус хочет ей что-нибудь сказать. Что-нибудь едкое и колкое, чтобы она, наконец, поняла, что он давно вне игры, если бы не одно но. Непреложный обет. С каждым днём выпускной седьмого курса, выпускной Джеймса Поттера, роковой день, всё ближе и ближе. Малфой знает это, но никогда и ни кому, даже Альбусу, не сможет признаться в том, что чем ближе этот день, тем больше у него трясутся руки. Скорпиус очень хочет сказать ей хоть слово, но любые слова застревают в горле.
Так и не дождавшись ответного приветствия, Вероника всё-таки резко вскакивает, и подходит к парню, буквально подбегает, чудом удержавшись, чтобы снова не схватить его за руку. Их разница в росте велика, просто огромна. Даже сейчас, когда она стоит на десятисантиметровых каблуках, ей приходится задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, ведь иначе, лишь его подбородок находится на уровне её глаз. Вероника тяжело вздыхает, украдкой облизав губы, но, посмотрев на Скорпиуса ещё раз, снова становится самой собой.
Словно всё это время она хотела сказать ему что-то важное, что-то значимое, что-то, что очень её волновало, и всё это время она собиралась с духом, чтобы сказать ему об этом. А теперь… Их разделяет всего один метр, а Сноу натягивает свою фирменную ухмылку и слащавым голоском тянет:
— Уже придумал, как разочаруешь свою ненаглядную Уизли на грядущем торжестве?
Парень дергается и отходит от неё, резко одёрнув руки. Смотрит на неё сверху вниз и старается побороть в себе накатившее волной отвращение. У девушки всегда был сложный характер, но в этом году — после того, как она узнала, что Скорпиус действительно встречается с Розой Уизли, и до того, как вынудила его дать Непреложный Обет, — она стала резко меняться. И теперь она просто невыносима. Парень не отрицает, Вероника действительно ему нравилась. Первое время он даже соглашался с отцом, что союз с Вероникой — хорошее и выгодное решение. А сейчас Малфой до боли в висках старается выкрутиться из ситуации, но у него ничего не выходит. Непреложный Обет нарушить нельзя, — или сердце Розы, или его голова.
