В гибельном фолианте

Нету соблазна для

Женщины. – Ars Amandi*

Женщине – вся земля.

Сердце – любовных зелий

Зелье – вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!

Губы – близки во мгле…

– Бог, не суди! – Ты не был

Женщиной на земле!

(М. Цветаева)

*искусство любви (лат.)

Наверное, я женщина-кошка, и у меня девять жизней. Было бы меньше, уже превратилась бы в пепел. Сейчас я проживаю последнюю жизнь, так что пришло время писать мемуары…

Мне 29 лет, и кто-то скажет, что для мемуаров это маловато. Много они понимают! Моя жизнь была настолько насыщенной, что сами они и к 92 годам могут не узнать всего того, что знаю я, не пережить и половину того, что выпало на мою долю.

Каждая главка моей биографии – это полновесное приключение, хоть кино снимай!

А еще я боюсь, что в любую минуту жизнь моя может оборваться…

Нет, я ничем серьезным не болею. И проживаю я не в зоне боевых действий. И профессия моя не сопряжена с риском. Но я и днем, и ночью ощущаю, что жизнь моя висит на волоске…

Может ли это быть обычной паранойей? Допускаю такую возможность. Но и паранойя может стать причиной смерти. Страх изъедает мое сердце, словно кислота. Думаю, что когда-то оно просто не выдержит и разорвется из-за какого-нибудь пустяка, например, от слишком громко скрипнувшей входной двери.

Насколько мой страх обоснован – судить вам.

Начать, наверное, стоит с событий 15-летней давности.

Итак, мне 14 лет, и я учусь в восьмом классе. Родители еще пытаются контролировать меня, и действенное средство для этого у них, признаться, есть. Это деньги. Мне хочется позволять себе хотя бы не меньше того, что могут подруги: так же модно одеваться, ходить в кино, красить волосы в вызывающие оттенки, тайком пить пиво…

Мама у меня бухгалтер и поэтому просто так финансировать мой досуг не собирается. Она говорит, что каждая копейка должна быть заработана. «Зарплата» у меня сдельная. Мама начисляет мне ее и за занятие художественной гимнастикой (я хожу в секцию с первого класса), и за учебу, и за домашние дела. А за успешное выступление на соревнованиях, четвертные и годовые оценки, генеральную уборку я получаю «премии». Правда, «премируют» меня в последнее время редко – тратить время на спорт, учебу и уборку мне неохота. Предпочитаю проводить его в компании друзей и подруг, довольствуясь скромным содержанием.

К несчастью для меня, отец придерживается менее цивилизованного, но зато более эффективного подхода к воспитанию. Хорошо еще, что педагог в нем просыпается лишь время от времени, да и дома он бывает не каждый день. Он шофер-дальнобойщик, а таких ноги кормят. Сидя перед теликом, много не заработаешь. Поэтому отдыхает он недолго, почти сразу же после одного рейса отправляясь в другой.

Но вот сегодня он дома (точнее, в гараже), а меня запер в комнате и заставил учить уроки. Сказал, что как придет, проверит (интересно, как?), и если я со всеми заданиями успешно справлюсь, отпустит погулять.

Как назло, сегодня у Юрки – пацана из нашей компании – день рождения, и мы должны были собраться у него на даче и отметить это событие. Именинник мне нравится. Не настолько, конечно, чтобы я жить без него не могла, но настолько, чтобы я не хотела, чтоб он достался Верке. Потому что Верка мне вообще не нравится. Мы с ней конкурентки, во всем. Такими нас сделали наши предки. Наши мамы дружат, а при встречах хвалятся нашими достижениями, а потом упрекают нас же, что мы в чем-то уступаем друг другу. Верку в пример мне ставят всю жизнь. Не удивительно, что к 14 годам во мне сформировалась стойкая потребность ни в чем ей не уступать, а при возможности еще и вставлять палки в колеса. И не говорите мне, что это непорядочно, что я испорченная – будьте уверены: Верка поступает со мной так же.

Теперь вы понимаете, почему сидеть в запертой комнате за уроками в то время, когда Верка развлекается с друзьями и соблазняет лучшего из нашей компании, я не могу. Я придумываю план побега: через балкон переберусь к соседке и скажу, что меня нечаянно закрыли, не заметив, на балконе, а потом сделаю вид, что пошла к отцу в гараж за ключом, и смотаюсь. Тот факт, что мы проживаем на третьем этаже, меня не смущает: во-первых, высоты я не боюсь, во-вторых, семь лет занятий гимнастикой дают мне основание полагать, что такое плевое препятствие, как стенка между балконами, я преодолею без особого напряга.

Одевшись соответственно погоде (в брюки и свитер), я приступаю к осуществлению своего замысла.

Балкон у нас длинный: проходит через мою комнату и кухню. Перед кухней мне мелькать нет необходимости – мне в другую сторону. Но из форточки слышу знакомую фамилию – Голохватов. С какой это стати мама разговаривает о нем с Ларисой Игоревной, матерью Веры?

Сергей Сергеевич Голохватов – тренер по спортивному ориентированию. Этот кружок работает при Доме детского творчества и досуга (бывшем Дворце пионеров). Я знаю Голохватова, потому что каждый год ребята и девчонки из его кружка отдыхают в том же лагере, что и я: вместе с шахматистами они пополняют наши отряды гимнастов, гимнасток и борцов (по этим направлениям работает спортшкола, в которой я занимаюсь). Сергей Сергеевич «пионеров» каждый год сопровождает. Точнее, два последних года, потому что его кружок создан недавно, а раньше к нам присоединялись только шахматисты.

Все мы очень оживились, когда в прошлом году он появился впервые в нашем лагере. Он был молодым, лет двадцати пяти, невысоким, но ловким, и, главное, веселым и демократичным. Сначала мы дразнили его и не слушались, но потом оценили. Он позволял и даже помогал нам обходить правила, заговорщицки подмигивая, отпускал нас за территорию, закрывал глаза на то, что мы красились, покидая границы лагеря. Он шутил с нами и разговаривал, как со взрослыми, рассказывая забавные истории и анекдоты, многие из которых не предназначались для детских ушей. Нам это, конечно, импонировало.

И когда приблизилось новое лето, я поняла, что скучаю по нему и волнуюсь, а вдруг в этом году его не будет в лагере? Он был.

К школам (ни к обычной, ни к спортивной), в которые ходим мы с Верой, Сергей Сергеевич отношения не имеет. Поэтому, услышав его фамилию, я живо интересуюсь: что это вдруг мама и Лара Игоревна решили о нем посплетничать? Поэтому я задерживаюсь на балконе и даже перемещаюсь поближе к кухне, чтобы лучше слышать долетающий чрез форточку разговор.

– Разве в тот день был сильный ветер? Вроде этой осенью у нас не было урагана. Или это я в своей конторе не заметила?

– В том-то и дело, что был практически безветренный день, и дерево не могла упасть само, – таинственным голосом сообщает Лара Игоревна. – Витя говорит, что придавившее его дерево накануне было подпилено бензопилой. Там недалеко кто-то из администрации расчищает себе место под коттедж.

Супруг Ларисы Игоревны, Виктор Владимирович, служит в правоохранительных органах, поэтому как разносчица сплетен и источник пикантной информации она незаменима. И этим сведениям можно доверять. Я догадываюсь, что подпиленное кем-то дерево как-то связано с Сергеем Сергеевичем, и мне хочется узнать, как именно, поэтому я продолжаю подслушивание.

– Кто-то из рабочих проявил халатность? – догадывается мама.

– Или специально подпилил, – поправляет Лара Игоревна. – Витя считает, что Голохватов не был случайной жертвой – подготовленное заранее дерево на него кто-то толкнул.

– Боже мой! – восклицает мама. – Чем же он так насолил рабочим?

– Не рабочим. Они говорят, что бензопилу у них кто-то позаимствовал.