Еще в школьном детстве они проявились, не в стенах храма, те театральные постановки, там инициированные, меня нисколько не впечатляли, как и религиозность взрослых родственников меня не заботила. Меня привлекали другие выдуманные мифические существа – черепашки-ниндзя. В первых классах школы у меня был портфель с изображением этих самых черепах. И вот однажды я получил тройку в школе, после чего придя понуро домой, я в который раз был обруган матерью, может быть, она меня даже ударила, точно не могу вспомнить, все подобные скверные сцены были всегда одинаковы. Помню только, что я плакал и хотел утешения, поддержки. И так как я был один в комнате, а мама, выругавшись, ушла на кухню. Я чувствовал свою беспомощность, обиду и несправедливость происходящего, ведь даже в те малые годы я понимал, что глупо ругать и бить ребенка за нарисованную цифру. Но как оказалось, изображение цифр может превратиться в настоящий культ, люди вообще к цифрам относятся с трепетом, почитанием и с религиозным рвением. Моя мать верила в цифры, а именно верила в школьные оценки и верила в цифры на банкнотах. Я же в свой черед верил только в черепах. Помню, как я заплаканный лежал на диване, а рядом со мной портфель с изображением черепашек, и я молил их утешить меня, я знал, что они скорей всего не существуют, хотя я любил рассматривать канализационные люки, с надеждой, что они живут в канализации. Да, они выдумка художника или писателя, но я их так любил, отчего представлял, что они меня слышат. Я прикасался к изображению пальцем и шептал их имена – Донни помоги, Майки, Лео, Раф. Это и были религиозные чувства, и все другие религиозные люди испытывают то же самое, только по отношению к другим воображаемым существам. Боги это воображаемые друзья или воображаемые враги. Когда люди не находят утешение в реальности, они ищут помощь в своем воображении. И творят религии именно художники, писатели, скульптуры, архитекторы, музыканты. Как и я, будучи иконописцем, творю религию, параллельно объясняя ее агностицизмом нередко доходящего до атеизма. Религиозным людям нужны изображения, к которым можно прикоснуться, им нужны тексты, которые будут будоражить воображение. Плохо ли это? Думаю да, плохо, потому что это всё иллюзия, и потому черепашки-ниндзя не помогут маленькому мальчику успокоиться, их не существует, они всего лишь плод воображения художника. Но черепахи безобидны, потому что мальчику никогда не стать черепахой. Опасны изображения реально существовавших людей. Так в массовых религиях изображают людей крайне безнравственных и почитают те изображения. Изображают убийц (воинов), разных властителей, представителей властной иерархии, сумасшедших, или рисуют события насильственной направленности. В итоге оказывается, что свой грешник религиозному обществу милее, чем чужой праведник. Выбирая между праведником и разбойником, толпа всегда выбирает убийцу. К тому же любой современный человек, не замешанный в изгнании людей и животных из помещения путем насилия, думающий при этом, что он имеет некую власть над другими, любой современный человек нравственнее любого религиозного деятеля или любой центральной персоны культа. Жаль, что современные люди продолжают трепетать перед ветхими личностями, когда эволюция нравственности только и делает, что движется вперед, поэтому идеал если и искать, то только в будущем. Но возвращаясь к теме культа личностей, скажу, что я всегда чувствовал себя среди всех этих кающихся грешников лишним, отверженным. Всякий культ обречен стать чем-то глубоко злым и деструктивным, так как начало его, сочиненное писателем, вполне может быть добрым и нравственным. Но вокруг книги непременно начнут собираться всевозможные безнравственные люди, которые и впоследствии извращают замысел писателя своим злом, коверкая его своим пониманием. И в итоге можно будет увидеть культ личности, который и так не отличался особой нравственностью, но помимо прочего к нему еще присовокупляют свое понимание культа, ради оправдания своей безнравственности. Поэтому придя в религию, будучи пацифистом, девственником, трезвенником и вегетарианцем, мне быстро объяснили, что здесь это не нужно, толпе это не нужно, ей нужно оправдание противоположного, вот они и собрались здесь для этого. В том-то и весь парадокс, что религия нужна маленьким детям для мнимого утешения, в то время как обидчикам, тем, кто совершает насилие, религия не нужна, такой человек накричал, ударил и пошел по своим делам до следующего раза. Но именно таких обидчиков и славят, их образы рисуют, будто жертва должна стремиться стать обидчиком, будто жертва должна благоговеть перед насильником. Увековечивают памятниками либо жертв войны, либо самих убийц (воинов), либо палачей. Обычно прославляют вторых, либо всё смешивают. Подобно сему религия жертв превращается в религию палачей. И однажды, смотря вверх на изображение очередного правителя, словно специально написанного таким образом, чтобы зритель обязательно чувствовал себя у подножия его ног, я, смотря на всё это безобразие, решил больше не глядеть, потому ушел.
А в религиозных изображениях я имею толк, вот уже двенадцатый год сам пишу иконы. Десять лет я учился и работал в иконописной мастерской, и два с половиной года рисую в домашних условиях, будучи свободным художником. Я делаю всё то же самое, что делали все древние художники, рисовавшие на камнях. Только ветхие люди изображали охотников с оружием в руках, вождей, всех этих убийц, впрочем, и я иногда, будучи в мастерской рисовал убийц, всех этих якобы “святых” воинов, военачальников, властителей. Сколько тысячелетий миновало, но ничего не поменялось. Бесконечное изображение вождей с их опричниками, вот кого часто изображают художники. Почему я этим занимался? Потому что я художник, а для художника предметов для росписи не так много. И религия как раз нуждается в изображениях, не все конечно, в некоторых делается акцент на скульптуре или на орнаменте, шрифте. Но везде нужна рука художника. Как и всем мне, нужно было учиться, работать, и зарабатывать себе на жизнь. В свое оправдание я скажу, что я зарабатывал по сумме как обычный дворник, как и рисование убийц, было не частым, потому не было постоянным раздражителем моей совести. Еще скажу, что в мастерской иконы писались совместно, поэтому мне вполне могла достаться лишь часть изображения, полностью я не написал там ни одной иконы, только после ухода из мастерской я создавал полноценные произведения религиозного искусства, при этом отказавшись от написания воинов и правителей. Нужно понимать, что в любой религии властвует размытость понятий, поэтому, будучи вовлеченным в религиозность, зритель смотрит на изображение убийцы, причем явного убийцы, вон у него меч, лук, щит, и при этом зритель думает – ну раз прозвали святым, то, наверное, не просто так, может это не убийца, может он не убивал, а так, носил все эти предметы власти словно украшение. И так далее и тому подобные оправдания зла. Оправдание зла всегда бесконечно. Но хорошо, что я ушел из иконописной мастерской, я больше не мог оправдывать то зло, которое там творилось, я участвовал в написании монахов-убийц, это гнусное изображение стало последним на моей совести. Правда оказалась для меня важнее денег, рабочего места, уважения. Почему же я не сделал этого раньше? Потому что я несколько лет отдавал половину своей зарплаты матери и брату, так как они находились в бедственном состоянии. И я был глуп, я поумнел только после тридцати. Возраст, вот в чем секрет моей решительности. До этого я долго был под гнетом безответной любви, потом под гнетом религиозности, в итоге так вышло, что много лет я провел в глупости. Но при этом я увидел религиозность изнутри, годами наблюдал за религиозными людьми, и скажу, что они такие же, как все, только слишком много фантазируют, и зачастую этими своими иллюзиями портят себе жизнь. Но хорошо, что я поумнел и ушел, а ведь сколько людей остаются там, в религиозности прозябают исполняя свою роль в этой древней ролевой игре. И я исполняю свою роль религиозного художника, однако плохо играю, в то время как многие представители верующего общества, которые внешне ведут себя добродетельно, обычно возвращаются к своим обыденным жизням, в которых они иногда напиваются, иногда совокупляются, ругаются, или увлекаются другими иллюзиями, такими как страна, родина, политика, деньги. Религиозная ролевая игра подобна украшению жизни, но никак не образ жизни. Если дворник метет, то он метет улицу так, как бы он подметал у своего подъезда или у себя дома. А религиозные люди, как правило, ведут себя так, изображают то, что им в обычной жизни не свойственно. Я же в свой черед, всегда желаю быть собой, поэтому я нигде надолго не приживаюсь, я отовсюду ухожу. Если бы я играл роль религиозного человека, с моей-то внешностью я бы уже сколотил приличное состояние, заимел бы известность. И люди ожидают от меня этой непревзойденной актерской игры. Однако я их всё время разочаровываю. Все во мне разочаровываются. Я разочарование. Всё потому что я недавно осознал, что бога нет, есть только я. Я доказуем, я существую. Но все другие живут в иллюзии гнозиса, они себе воображают, что что-то понимают в иллюзиях, что-то знают насчет иллюзий, на самом же деле никто ничего не знает, поэтому есть только агнозис, есть только чувствование нравственного и безнравственного, и больше ничего.
