ДЖЕЙМС КЕННЕТ СТИВЕН – двоюродный брат ВИРДЖИНИИ ВУЛФ (1859-92)

ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ – писательница (1882–1941)

СТЕЛЛА ДАКВОРТ – сводная сестра ВИРДЖИНИИ ВУЛФ (1869-97)

ДЖОН РАФФИНГ – инспектор

КЭТЛИН РАФФИНГ – его жена

ДЖОРДЖ ДАКВОРТ – сводный брат ВИРДЖИНИИ ВУЛФ (1868–1934)/ ЛЕОНАРД ВУЛФ – муж ВИРДЖИНИИ ВУЛФ (1880–1969)

ДОКТОР УИЛЬЯМ ГАЛЛ (1816-90)/ОТЕЦ[2]

ВАНЕССА БЕЛЛ – старшая сестра ВИРДЖИНИИ ВУЛФ (1879–1961)

ВИТА СЭКВИЛЛ-УЭСТ – писательница (1892–1962)

Лондон и окрестности в 1941 г. и в другие годы, по большей часть, осенью 1888 г. Сады, парковая скамья, бомбоубежище, дом сэра УИЛЬЯМА ГАЛЛА, резиденции СТИВЕНА и ВУЛФ, в Лондоне и за его пределами, мельница или ее тень, все представлено простой единой декорацией, в которой пересекаются все эти места и времена. Актеры легко переходят из одного пространства-времени в другое, часто просто посмотрев через сцену на того, кто в другом пространстве-времени. Актеры могут приходить и уходить в любой момент. Декорация остается неизменной. Плавность перехода от картины к картине крайне важна. Движение спектакля – его неотъемлемая часть.

Два стихотворения, помимо эпиграфа Теннисона, цитируются по ходу спектакля, оба Мэттью Арнольда: «Покинутый водяной» и «Дуврский берег».

1. Откровение Иоанна Богослова.

2. Вопрос жизни и смерти.

3. Кошмары с мельницами.

4. Свадебный торт мисс Хэвишем.

5. Жестокие убийства в Уайтчепеле.

6. К маяку.

7. Дуврский берег.

8. Осенние листья.

9. Купание голышом с Рупертом Бруком.

10. Странный сон.

11. Козы и обезьяны.

12. Теперь она мертва.

13. Ничто.

14. Все любимые – смертные существа.

15. Мельница.

16. Птицы говорят на греческом.

(В темноте слышен вой сирен воздушной тревоги, рев самолетов над головой, далекие взрывы бомб. Мигающий тусклый свет падает на Вирджинию, исхудалую женщину за пятьдесят, которая, сжавшись, сидит в лондонском бомбоубежище весной 1941 г. В окружающей ее темноте слышатся шаги. Кто-то к ней приближается).

ДЖЕЙМС (голос в темноте, декламирующий нараспев).

По Брик-Лейн шагал я в ночи,

Когда понял вдруг, что безумен.

Лопасти удар по голове пришелся мне, и скоро

Шесть блудниц расстались с жизнью.

Шесть блудниц Кафузелама,

Шесть блудниц Ершалаима[3].

(Шаги останавливаются, довольно близко).

ВИРДЖИНИЯ. Эй? Есть здесь кто?

ДЖЕЙМС (на границы тусклого света и тени появляется темная фигура). Интересный вопрос. Полагаю, его можно истолковать по-разному. (Взрыв бомбы, достаточно близкий. Потом ДЖЕЙМС КЕННЕТ СТИВЕН выходит под мигающий свет. Мужчина лет за тридцать, в одежде джентльмена позднего викторианского периода, с черной тростью). Похоже на Откровение Иоанна Богослова, так?

ВИРДЖИНИЯ. Да, более чем. Неистовое нападение с небес.

ДЖЕЙМС. Позволишь?

ВИРДЖИНИЯ. Позволю что? Ох, садитесь. Конечно. Садитесь.

ДЖЕЙМС (садится рядом с ней). И все-таки, если говорить правду, есть в разрушении какая-то могучая, странная красота. Присутствие того, что вот-вот исчезнет вызывает какое-то темное, извращенное возбуждение. Каким-то образом это связано с неким мистическим чувством глубоко укорененной знаковости, с чем-то святым, вроде распятия.

ВИРДЖИНИЯ. Эстетичная неизбежность. Обязательное явление. Ужасающая красота.

ДЖЕЙМС. Апокалипсис как наивысшее произведение искусства Бога. (Взрыв. Лампы мигают). Не могу не признать, что мое тщеславие задето тем, что ты вроде бы не признала меня.

ВИРДЖИНИЯ. Извините. Свет очень тусклый.

ДЖЕЙМС. Да, освещение не очень. Но кое-что гораздо лучше наблюдать в темноте.

ВИРДЖИНИЯ. Я подумала о том, что вы показались мне очень знакомым.

ДЖЕЙМС. Я на это надеялся. Все-таки близкий родственник.

ВИРДЖИНИЯ. Родственник? Вы? Ох, дорогой. Не сочтите за грубость. И все-таки во мне нарастает чувство, что я должна вас знать или знала, но в другом времени и месте. А может, во сне. Это очень странно.

ДЖЕЙМС. Все интересное странно. Внимательно всмотритесь в мои черты при этом мигающем свете. Отраженном от озера времени. Я – зеркало, треснувшееся от краю до края. Я – кровь, бегущая в твоей голове.

ВИРДЖИНИЯ. Семья отца. Вы – из Стивенов, так? Нос выдает вас с головой.

ДЖЕЙМС. Выдает. Это правда. Признаюсь, я – гордый наследник практически бесконечной череды невыносимо напыщенных безумцев.

ВИРДЖИНИЯ. Боюсь, я по-прежнему не могу определить, кто вы. Но вы на удивление похожи на…

(Пауза).

ДЖЕЙМС. Теперь ты меня узнала.

ВИРДЖИНИЯ. На того, кто уже полстолетия, как умер.

ДЖЕЙМС. Неужели так давно? Впрочем, мертвые теряют счет времени. Забывают заводить часы. Я хочу сказать, какой смысл? Разве что тебе нравится тиканье. Маленькое сердечко бьется в кармане, как птичка или мышка.

ВИРДЖИНИЯ. Не хочу показаться невежливой, но ты просто не можешь быть настоящим. Мне это все снится.

ДЖЕЙМС. Это главный парадокс человеческого опыта. то, что кажется нам совершенно реальным, одновременно, странным образом, зачастую является и совершенно нереальным. Я такой же реальный, как и ты. Не больше и не меньше.

ВИРДЖИНИЯ. Я сейчас проснусь. Я сейчас проснусь, и не будет ни призраков в бомбоубежище, ни Люфтваффе, ни Блица, а я снова стану молодой, окажусь со Стеллой в саду в Корнуолле.

СТЕЛЛА (голос из теней). Джеймс.

ДЖЕЙМС. Красавица Стелла. Ты помнишь день, когда мы резали торт?

ВИРДЖИНИЯ. Пожалуй, не могу я его помнить. Я была ребенком.

ДЖЕЙМС. Но ты помнишь. Точно знаешь, о чем я говорю. Бедная сладкая девушка. Так давно гниет в земле.

СТЕЛЛА. Джем. Отпусти их.

ДЖЕЙМС. Такая ужасная смерть. Везде кровь. Любовь – это чудовищно. Ты помнишь тот дождливый день под скрипучими руками мельничного бога?

ВИРДЖИНИЯ. Почему ты пришел ко мне?

ДЖЕЙМС. Думаю, ты знаешь. Ты всегда знала, что однажды я приду к тебе.

ВИРДЖИНИЯ. Почему ты здесь? Не имеешь ты права быть здесь. Ты – мертвец.

ДЖЕЙМС. Одна из величайших особенностей смерти в том, что, как и безумие, она позволяет человеку видеть более ясно, освобождая от паутины крайне невероятных галлюцинаций, которые так называемые здравомыслящие сговорились называть реальностью, хотя она чуть ли не целиком состоит из отживших общественных норм, неправильно истолкованной полуправды и откровенной лжи. Если ты чуть задумаешься, то поймешь, почему я здесь. Ты поймешь.

(ВИРДЖИНИЯ смотрит на него. Сирены, рев самолетов, взрыв бомбы. Лампы мигают и гаснут).

(Поют птицы. Свет падает на РАФФИНГА, гуляющего по своему саду. Ранняя весна 1941 г. Ему лет семьдесят пять, от крепкий и в полном здравии. Позднее мы увидим его гораздо более молодым. Подходит ВИДЖИНИЯ).

ВИРДЖИНИЯ. Инспектор Раффинг?

РАФФИНГ. Уже нет.

ВИРДЖИНИЯ. Извините, что тревожу вас. Мы встречались однажды, очень давно, когда я была ребенком. Тогда меня звали Вирджиния Стивен. Я надеюсь, вы сможете уделить мне время для разговора. Надолго я вас не задержу. Мне очень нужно кое-что выяснить, и я не знаю, к кому еще обратиться. Я надеюсь, вы сможете пролить свет на событие, которое случилось много лет тому назад, но с недавних пор стало все больше и больше заботит меня.