Король вышел из кареты, сияя в песочном камзоле как само солнце. Знал ли он, кого именно сегодня приговорил?

Распорядитель не зачитает имя осуждённого. Его решили предать забвению, как и брата, обвинить в вечном предательстве, сделать его фигурой зла из поучительных сказок. Сказки наивны. В них всегда понятно, кто злодей. Жизнь же любит менять добро и зло местами.

Михаэля, страшно изувеченного, вывели из тюремной повозки. На груди разорванной рубашки засохли бордовые пятна. Михаэль почти не мог идти сам, ноги подкашивались. Руки безвольно болтались, как тряпичные, на них недоставало нескольких пальцев. Губы опухли, в уголках кровоподтёки, а лицо превратилось в сплошной лиловый синяк. Только взгляд узнаваем. Глаза Михаэля по-прежнему смотрели на мир и людей с горечью и презрением.

А ведь раньше у него было доброе и чуткое сердце. Он стал бы Микае прекрасным братом. Предательство и смерть убили его раньше. Убили человека по имени Михаэль Ваэль.

Его поставили на эшафоте на колени. Распорядитель зачитывал своё слово. Михаэль не слушал его. Он поднял глаза на Микаю и… удивился, растерялся, был растроган. Множество эмоций пролетели на опухшем лице, и Микая считала их все.

— Знаешь, какой у нас будет герб?

— Мишель уже придумал?

— Он давно придумал. Вот, смотри.

Шорох разворачиваемого листка. Схематичный рисунок со смазанными линиями. Кажется, набросок сделали углём где-то в пути.

— Это мак? Почему мак?

— Древняя традиция. Многие наши предки были воинами. Тогда войны постоянно случались, и умереть в бою было очень почётно. Потом жизнь стала более мирной, и многие стали доживать до старости. И тогда могилу всех, кто умер своей смертью, обкладывали красными маками, словно кровь на поле боя.

— Тогда это зловещий символ…

— Сейчас другое время, Кая, — мягко улыбнулся Тиан. — Это Мишель всё ещё верит во всё это воинское. Для меня это просто красивый цветок. Тебе бы он очень пошёл.

— Значит, это будет и мой герб?

— Когда мы поженимся, я сорву для тебя все маки мира.

— И разогнёшь спину седым стариком, — улыбнулась Микая.

— Я постараюсь пораньше, — рассмеялся Тиан. — Только пока никому не говори про герб. Это секрет Мишеля.

Маки. Микая надела чёрное платье с красными маками. И никто не мог обвинить её в трауре по осуждённому, ведь королева всегда носит тёмное. Никто не понял этот знак.

Лишь Михаэль смотрел ей в глаза, полные горечи, и в его взгляде мелькнула благодарность. Вера. Михаэль ей поверил. И на глазах у всей толпы и врагов одними лишь взглядами они обменялись клятвами, ведомыми только им.

Пока меч палача не сделал своё дело. Одним отточенным движением. Микая хотела зажмуриться, но Михаэль просил смотреть. И она смотрела.

Сквозь вязкое течение времени смотрела, как лезвие рассекает шею, и голова падает на эшафот, как кровь растекается по дереву и капает с края, как голову показывают притихшей толпе и кидают в ящик. Как яркое солнце блестит на обагрённом мече.

Микая смотрела и на всю жизнь запоминала, что она сделает с тем, кто виновен в этом. Представляла, как натянет лук ярости и выпустит стрелу прямо в сердце своих врагов. Её милосердие сгорело в Ночь Пепла. И не осталось милости к тем, кто сеет семена смерти и взращивает месть.

— Леди желает взглянуть на отрубленную голову? — усмехнулся Арчивальд.

«Да».

— Вы будете настаивать?

— Буду. Идём.

Король схватил её за локоть, и в сопровождении стражи повёл к другому помосту, от которого уже начинала расходиться толпа. Отрубленная голова лежала в ящике с закрытыми глазами. Кровь сочилась сквозь щели и капала на камни.

Арчивальд гордо поставил Микаю смотреть на это, и она смотрела. Спокойно и грустно.

— Так тебе что, не страшно больше? — глянув на её выражение лица, удивился король.

— Больше нет. Вы слишком часто казните людей. Я привыкла.

Арчивальд цокнул языком от досады и зашагал обратно к карете. Микая в последний раз оглянулась на Михаэля и бросила в ящик головку расцветшего мака.

========== Глава 27. Открытие ==========

За окном проплывали одинаковые дома с рыжими крышами. Они стояли плотным строем, как солдаты в остроконечных шлемах, с балкончиками и без, с треугольными или округлыми надстройками на косых крышах, слуховыми окнами.

А вот их первые этажи различались. В одном доме была пекарня, в другом мясная лавка, через три дома продавали глиняные горшки, ещё через четыре располагалась мастерская резчика, дальше за углом изготавливали бумагу, рядом всегда торговала цветочница, а через три дома от неё жил и работал ювелир. Были дома и полностью непохожие на остальные, как, например, кузницы, оружейные, склады и амбары.

Линн изучила их все на этой улице и могла угадать место даже без вывески. Столько раз проезжала здесь в карете вместе с королевой. Вот и сейчас она сидела напротив своей госпожи и теребила пальцами юбку на коленях.

С тех пор, как они вернулись из похода, королева снова стала молчалива и избегала чьего-либо общества. Микая Валдис действительно открылась своей служанке или это просто была игра? Линн не могла до сих пор решить. Вдруг эта женщина просто использует Линн в своих целях, как и все вокруг?

В походе королева рассказала Линн о себе намного больше, чем за всё время их знакомства во дворце. Если бы Линн передала это канцлеру, возможно, сейчас он вернул бы ей сестру. Но Линн писала в письмах лишь то, что видели другие.

Теперь, что бы она ни сделала, кто-то окажется обманут — либо королева, либо канцлер. Так кого же Линн обманывать? Неправильный ответ будет стоить жизни ей и любимой сестре.

Линн мельком глянула на королеву. Та апатично смотрела в окно на дома и проходящих людей, а мысли её витали далеко.

Два дня назад, когда Линн зашла к ней, у Микаи были красные глаза, словно та плакала всю ночь. Линн не успела ни удивиться, ни спросить, как королева выставила её вон. А сегодня призвала к себе и велела сопровождать её в поездке к портному.

Линн хотела спросить про обещание королевы, но Микая прервала её властным жестом. Линн оставалось только следовать за ней в своих сомнениях.

Они остановились у знакомой портняжной мастерской. Королева всегда заказывала здесь платья, приезжала на примерку и сама забирала их, хотя иногда просила и слуг. Эта мастерская была таким же обычном местом пребывания Её Величества, как и храм, в котором она по-прежнему молилась… то есть «оставалась наедине со своими мыслями», как поведала Микая откровенно.

Линн всегда ждала королеву в карете, пока та разговаривала с портными. У двери мастерской всегда караулили стражники, и никто из посетителей не смел войти, пока там находилась Её Величество. У портных Микая не нуждалась в служанке, и Линн готовилась провести в карете час-другой за ничегонеделанием, но королева неожиданно сказала:

— Идём со мной.

Линн вошла в помещение за ней и с восхищением огляделась. Все стены были увешаны самыми разными тканями, на проволочных манекенах надеты уже готовые наряды. Настолько красивые, что у Линн загорелись глаза. Удивительно, что королева проходит мимо всей этой роскоши и заказывает платья абсолютно невзрачные. На длинном столе в лёгком беспорядке с ножницами и нитками вились атласные ленты, в коробочке лежали цветные блестящие бусины, рядом ткань, на которой помечены границы будущей вышивки.

Линн так засмотрелась на всё это, что упустила момент, когда королева ушла во внутренние помещения. Только услышала её настойчивый голос.

— Линн? Сюда.

Когда Линн прошла по путанному коридору и свернула в единственную находящуюся здесь комнату, то растерянно остановилась. В помещении с диваном и парой кресел стояли сама портниха — Линн знала, что её зовут Шарлотта — королева и незнакомый молодой мужчина. Очень худой. Судя по одежде, из простых горожан. Он стоял, облокотившись на стену, и настороженно смотрел на Линн из-под нависшей над глазами русой чёлки.