Поттер встретил ее, полусидя в кровати. Спину подпирали подушки. Очки лежали на тумбочке, и отсутствующий взгляд зеленых глаз был устремлен никуда. Не комната, а кенотаф. Могила, в которой нет трупа. Нет, потому что труп пока еще формально жив.

- Привет, Гарри.

Грейнджер присела на край постели и по привычке взяла его руку, легонько пожала и осторожно положила обратно.

- Наверное, в моей жизни что-то сильно не так, раз я могу поговорить только с тобой. Ведь ты все равно меня не слышишь. Я одна. Я снова осталась одна. Почему так, Гарри? Ты мне не ответишь, и я тоже не знаю.

За окном быстро темнело. Поздняя осень, когда снег еще не лег окончательно – самое темное время года. Самое темное время жизни. Повинуясь наложенным на них чарам, зажглись светильники – один в изголовье кровати и один над входом.

- Сн… - Грейнджер запнулась и несколько секунд молчала, покусывая губы, - Он сказал, что я должна разрешить себе снова жить. Зачем? Я не знаю, зачем. Даже у Мал… мерзкого белобрысого хорька нашелся кто-то, кто о нем побеспокоился. Ты бы видел, как они обнимали друг друга. Как будто… драгоценность. У меня нет никого. Даже ты меня покинул, Гарри.

Длинный медленный взмах темных ресниц. Едва заметное движение зрачков. Грейнджер не видела. Она смотрела перед собой, внутрь себя и видела только собственную боль.

- Все это абсурд. Бывший аврор. Бывший Упивающийся Смертью. Бывший шпион. Бывший победитель Темного Лорда. Мы все стали бывшими. Жизнь еще только начинается, но на самом деле у меня ощущение, что она уже прошла. Просто мы этого не заметили. Это страшно, быть бывшим. Если бы ты только мог видеть их, то понял бы, о чем я говорю.

Грейнджер встала с постели и подошла к окну, обхватила себя за плечи неосознанным и таким малфоевским жестом. Она была одна даже в своем одиночестве. Закрыв глаза, она прошептала:

- Вернись, Гарри… Я прошу тебя… Пожалуйста… - не выдержала и перешла на крик, - Гарри!!!

Резкий разворот на каблуках. Сердце стукнуло в безумной надежде и запнулось. Потому что ничего не изменилось.

*

- Инсендио. Инсендио! Инсендио, я сказала!

Вспыхнул огонь в камине. Сбросив мантию на пол, Грейнджер прошла на кухню и достала бутылку огневиски и стакан. Горлышко билось о край, и жидкость лилась неровными толчками. Для того, чтобы не начать пить прямо из бутылки, Грейнджер потребовалось чудовищное усилие воли, но с этим у нее никогда не было проблем. Она всегда могла со всем справиться.

Две порции алкоголя и сигарета… какая уже за сутки, а, Грейнджер?.. немного успокоили взвинченные нервы. Она и сама не знала, почему это все так ее задело.

Сейчас все пройдет. Нужно просто немного подождать, и все пройдет. Это просто осень. Просто слишком много событий для одного дня. Ты просто непостижимым образом успела привыкнуть к тому, что с тобой живет кто-то еще… кто-то, кто сидел рядом с тобой, когда тебе было плохо… кто-то, кто просто заполнял пространство своим безмолвным присутствием… кто-то, кто просто был рядом… пусть даже это был и Малфой.

Это не правда, что к хорошему привыкаешь быстро. На самом деле к хорошему привыкаешь мгновенно. Можно привыкнуть к одиночеству. Но еще сильнее привыкаешь к отсутствию одиночества. И когда потом возвращаешься к тому, что было, кажется, что возвращаешься в пустоту. И Тьма снова подступает.

Вернувшись в комнату, Грейнджер подошла к письменному столу, чтобы поставить на него бутылку и стакан и попытаться хоть немного придти в себя после срыва у Поттера. Нужно ведь было всего лишь немного подождать и потерпеть. Но она подошла к столу и заметила пергамент, исписанный чужой рукой и чужими словами.

Сразу вспомнила, как Малфой постоянно царапал что-то в своей книжечке. И вспомнила – то, что было до войны. Она хотела посмотреть, когда он был в ванной, но не стала, потому что для нее это было все равно, что копаться в чужом грязном белье. А тут листок лежал отдельно, и она не знала – забыл ли Малфой его по неосторожности или оставил специально для нее. Он притягивал взгляд. Строчки, достигающие другого края или обрывающиеся посредине, хотели, чтобы их прочитали. И, как это часто бывало с книгами, Грейнджер зацепилась взглядом за одно слово, которое потянуло за собой все остальные.

Она взяла пергамент и начала читать. Текст, написанный черными чернилами, расплывался перед глазами, и ей приходилось начинать все заново. Она читала и чувствовала, как внутри нее ломается все то, чем она жила все эти пять лет… как душевная боль становится физической, как будто плоть сопротивлялась подобному насилию над душой. Кровь стучала в висках набатом, а гортань вспухла и горела от крика, который так и не прозвучал.

Закончив, Грейнджер сжала пергамент, комкая слова и строчки. Ноги ослабели и отказались ее держать. Измученный разум и истерзанная душа отказались бороться. Это был предел ее прочности. Грейнджер упала на колени, уткнулась лицом в ладони и страшно, неумело расплакалась.

========== Эпилог «13 декабря 2003: Никогда не закончится» ==========

Утро – это когда ты открываешь глаза…

Ты открываешь глаза, и белый свет бьет в расширенные зрачки. Но это не потому, что похмелье снова обострило восприимчивость к свету в разы. И не потому, что страшное маггловское порождение – электрическая лампа в сотню свечей – осталась гореть с вечера. И не почему-то еще… Просто в вечно дождливый Лондон пришла зима. Белые снежные покрывала лежат на крышах и отражают бледное зимнее небо. А окно, не знавшее занавесок, легко пропускает весь этот свет и заливает им чудовищно неприбранную комнату и тебя – на разворошенной постели. Сегодня ты спала одна. Сегодня ты спала, Грейнджер, и тебе не снились кошмары.

Сонно потянувшись, она сползла с кровати, оделась и прошлепала на кухню. Потом она заставит себя принять душ, но сначала кофе и сигарета. И – газета. Почтовая сова уже нетерпеливо стучалась в окно. Грейнджер открыла створку и приняла почту. Что день грядущий нам готовит? Утренний ритуал, после которого сутки считаются открытыми.

Она пила кофе мелкими глотками, курила и просматривала «Ежедневный пророк». Параллельно с этим в голове уже начал вырисовывать план на предстоящий день. Первым пунктом нужно было совершить путешествие в Хогсмид, к близнецам в магазин. У нее появилась отличная идея для расширения их бизнеса, и Грейнджер представляла, как сильно удивятся братья, когда узнают, что она придумала. В лучших традициях Золотого Трио и…

От приятных мыслей ее оторвал вопль из комнаты:

- Гермиона! Ты дома, Гермиона?!

Каминная связь, которая с некоторых пор была подключена постоянно. Женский голос, который она не могла идентифицировать, как ни старалась, хотя он был ей определенно знаком. Видимо, кто-то, с кем она сталкивается время от времени. Только вот кто? И что понадобилось от нее с утра пораньше? С газетой в одной руке и с сигаретой в другой, она явилась на зов из камина.

- Хвала Мерлину, Гермиона, ты дома!

На лице Эббот появилось явное облегчение. Именно это напрягло Грейнджер больше всего. Вызов Эббот мог обозначать разные события, но все они по сути своей сводились к одному-единственному…

- Что? – это было первое слово, произнесенное после пробуждения, и голос прозвучал хрипло, - Что случилось?

Облегчение на лице Эббот сменилось замешательством. А потом жизнь Гермионы Грейнджер рухнула в очередной раз.

- Он очнулся! И зовет тебя!

*

Слово, за которое Грейнджер зацепилась взглядом, было слово «война».

*

Записка, оставленная Драко Малфоем в квартире Гермионы Грейнджер.

Знаешь, какого цвета война?

Зеленого, как Запретный Лес в мае.

Зеленого, как Авада Кедавра или глаза твоего дружка.

И алого, как огонь костра.

Алого, как льющаяся рекой кровь.

И черного, как ночь для страсти.

Черного, как бездна за чертой жизни.

Знаешь, какой вкус у войны?

Кислый, как разрезанный лимон.