На самом деле это было кошмарно. Снейп даже не прикрывался. Он никак не реагировал на окружающих, он просто шел в подземелья, как обычно, словно находился в коконе, скрывавшем его от посторонних глаз, словно не видел и не слышал ничего вокруг. Наконец, кто-то из профессоров укрыл его своей мантией и увел в больничное крыло. Студенты пошумели еще и разошлись по гостиным. Джеймс и Сириус вернулись в башню Гриффиндора. Сириус, пребывавший в радостном возбуждении, все пытался снова и снова обсудить успешную шалость с Джеймсом, но лучший друг отмахнулся и ушел в спальню.

Ночью Джеймс снова не мог уснуть. Перед глазами стоял голый Снейп, но Джеймс не чувствовал себя удовлетворенным. Все пошло не так, как он ожидал. Не было ни воя, ни сопротивления, ни униженной пробежки. Непонятно как, но в этом противостоянии Нюнчик их уделал. Кажется, впервые в жизни Джеймс Поттер осознал тот факт, что грубая физическая сила – это далеко не все. Он ворочался с боку на бок, и чем дальше, тем больше распалялся.

Тонкие ключицы. Хрупкое тело. Длинная прядь, заправленная за ухо. Ненависть в черных глазах. И что-то еще, чего Джеймс не понимал, но что не давало ему покоя.

Когда под утро он забылся хлипким тревожным сном, ему привиделся Большой Зал. Свечи парили в воздухе, и стяги Гриффиндора покрывали стены. Джеймс шел от двери к возвышению, на котором обычно стояли столы для профессоров. Сейчас столов не было, а была огромная кровать, рядом с которой стоял Снейп, по обыкновению завернутый в непроницаемую мантию и скрестивший руки на груди. Глаза его были прикованы к приближающемуся Джеймсу, и под этим взглядом он чувствовал, как разгорается внутри огонь желания, стекая из сердца к паху и бедрам. И с каждым шагом огонь жег все сильнее.

Когда Джеймс преодолел низкие ступени и приблизился вплотную, Снейп, так и не произнеся ни слова, вдруг раскинул руки в стороны, как крылья. Мантия распахнулась, и под ней не было ничего. Под ней был только Снейп – бледная кожа, выпирающие кости и стоящий член. Джеймс замер, завороженный, а потом… Потом они лежали на этой огромной кровати, обнимая друг друга, прижимаясь друг к другу нагими телами так, словно хотели стать единым целым. И Джеймс целовал тонкие губы Снейпа, пока они не потрескались и не начали сочиться кровью. Язык Снейпа вползал в его рот, как змея, и от этого Джеймсу казалось, что у них стало одно дыхание на двоих.

Они терлись друг об друга все быстрее и быстрее. И вдруг Снейп перевернул его одним сильным движением и оседлал его бедра. И в этот момент алое и золото вокруг сменилось зеленым и серебром. Свечи вспыхнули в последний раз и погасли, погружая Большой Зал во тьму. На мгновение Джеймс ощутил стремительное приближение оргазма и проснулся, кончая.

Если его конфуз и заметили, то все равно посмеяться или задавать ехидные вопросы не решился никто. Только Сириус время от времени кидал на друга странные взгляды, которые Джеймс никак не мог расшифровать. Одно время он даже всерьез опасался, что той ночью не сдержался и мог что-нибудь сказать во сне. Но спросить прямым текстом не позволяла гордость, а иного способа узнать он так и не придумал. Впрочем, Джеймсу скоро стало не до этого. Приближались экзамены, Ремус вернулся к нормальной жизни, и историю с голым Нюнчиком быстро забыли. Но только не Джеймс Поттер. Потому что для него все изменилось.

Впервые на него это накатило на зельеварении. Сириус все еще продолжал ритуальные танцы вокруг Люпина, и в пару Джеймсу на этот раз достался Питер. Прелесть Питера Петтигрю была в том, что на него можно было легко свалить всю работу, а самому сидеть рядом и предаваться более приятным, чем зельеварение, мыслям. Питер был достаточно покладист, чтобы не сопротивляться подобной несправедливости, и достаточно сообразителен, чтобы не запороть всю работу. Так что Джеймс наслаждался отдыхом, когда его взгляд в очередной раз наткнулся на Снейпа.

Впрочем, «наткнулся» - это было совсем не то слово, что описывало действительность. Все время, прошедшее с момента неудавшейся проказы, Снейп притягивал его взгляд. Джеймс изо всех сил старался себя контролировать, но получалось не всегда. Чаще всего он ловил себя на том, что пялится на Нюнчика вот уже несколько минут кряду, и сам не заметил, как это случилось. Вот и сейчас, сидя за котлом, Джеймс смотрел на него и не мог оторваться.

Снейп не просто варил зелье по заданию. Он творил в самом наивысшем понимании этого слова. Его лицо было озарено внутренним светом, хотя не исключено, что это были отблески огня, на котором стоял котел. Его движения были аккуратны и точны, словно он дирижировал школьным хором. Серебряный ножичек в руках легко дробил самые упрямые ингредиенты. На губах застыла улыбка. Он был так поглощен работой, что Джеймс воочию увидел и тот самый защитный кокон, отгораживающий слизеринского изгоя от всего остального мира, и скрытую красоту, которая проявлялась, наверное, только в те моменты, когда Снейп был на пике вдохновения.

Джеймс ощутил, как в паху разливается возбуждение, заставляя член набухнуть и отвердеть. Даже Лили не вызывала у него настолько сильного желания, хотя после каждого свидания он возвращался в спальню мальчиков с гудящими от напряжения яйцами. Сейчас же ему казалось, что не кровь прилила и заставила напрячься его плоть, а жидкий огонь обхватил его бедра. Чтобы не застонать, Джеймс до боли прикусил губу. Но это не помогло. У него стояло на Снейпа. И он не знал, что хуже: это или то, что его это нисколько не смущало.

После этого события Джеймс Поттер сделался задумчив и неразговорчив. Друзья списывали такую перемену его характера на общую нервозность от предстоящих экзаменов, но он-то знал… Все дело было в заморыше-слизеринце.

Теперь Джеймс не расставался с картой даже тогда, когда Снейп находился в пределах прямой видимости. По ночам он проводил долгие часы, лежа за закрытым пологом и наблюдая за перемещениями объекта своей нездоровой страсти по территории факультета. Время от времени рядом со следами, подписанными «Северус Снейп», появлялась вторая пара следов – с подписью «Люциус Малфой». Люциус, закончивший Хогвартс за несколько лет до, навещал родной факультет с завидной регулярностью. С не менее завидной регулярностью они со Снейпом уединялись в каком-нибудь закоулке огромной школы и оставались вдвоем довольно продолжительное время. Каждый раз, когда Джеймс обнаруживал это, у него портилось настроение.

Когда до экзаменов оставалось всего несколько дней, он дозрел.

Выследить и застать Снейпа в одиночестве не составило труда. Как-то после отбоя Джеймс обнаружил его в переходе из одного крыла в другое, которым почти не пользовались. Еще одно тайное место для тайных встреч. Снейп расхаживал по короткому отрезку коридора туда-сюда и явно кого-то поджидал. Вернее, не кого-то, а Малфоя, скорее всего. Джеймс понимал, что рискует, но шило уже воткнулось в гриффиндорскую задницу, и не было такой силы, которая могла бы его оттуда извлечь.

Он откинул полог, выбрался наружу и начал искать мантию-невидимку. Из-под соседнего полога тут же высунулась лохматая голова Сириуса.

- Джейми.

- Что?

- Ты куда?

Джеймс мгновенно сообразил, что если заикнется сейчас о Снейпе, то Сириус увяжется за ним. Поэтому он выбрал другой вариант – как бы правда, но не та.

- На свидание.

Сириус понимающе ухмыльнулся и убрался обратно за полог. Джеймс откопал наконец мантию-невидимку, завернулся в нее и отправился в длинный извилистый путь.

Снейп стоял, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди, совсем как в тот раз. Вместо привычного выражения затравленности на его лице была задумчивость, и она разительно меняла его. Черты лица разгладились и стали более гармоничными. Глаза, в которых не было сейчас ярости или злобы, казались почти красивыми. Он все так же сутулился, но был расслаблен, и от этого больше не казался состоящим из одних углов. Джеймс им почти любовался, понимая, что больше такого может и не увидеть, но через несколько минут очнулся.