Рука с кинжалом дрожала…

Свечи за ночь истаяли и погасли. Комната погрузилась в серый предрассветный сумрак. Скоро взойдёт солнце. Микае казалось, что с рассветом исчезнет и её страх. Слепая надежда измученного разума.

Страх… Генрих не пришёл и не придёт сегодня. Микая вдруг ясно это осознала. Его возмездием был страх. Он заставил её мучиться всю ночь и заставит ещё, если захочет. Если бы у королевы была «любимая собака», он бы убил её, чтобы Микая больше не могла спать спокойно, чтобы боялась его.

Линн… Нет, Линн стала куда умнее, чем при их первой встрече. Она не выдаст себя. Канцлер всё ещё думает, что держит служанку на поводке. Линн в порядке… должна быть в порядке.

Когда у дверей послышался шум снимаемых цепей, уже давно рассвело. Дело было к полудню, но солнце скрывали безжизненно серые облака.

Королева ожидала, что кто-нибудь войдёт, но дверь осталась закрытой. Тогда Микая сама распахнула её и вышла, глаза метали гневные молнии.

Стражник стоял на своём месте, как и положено. Не тот, что был здесь вчера, но, несомненно, дверь отпер он, цепь лежала у его ног. Микая собиралась обратить свой гнев на него, но всмотрелась в его лицо, в большое родимое пятно на щеке и с удивлением выдохнула:

— Ты…

— Поль из Визарда, к вашим услугам, Ваше Величество, — сказал он, не скрывая усмешки.

Тот самый, которого когда-то опоила Линн, который собирался вернуть обиду насилием, который покинул дворец с чувством глубокого гнева и ненависти.

— Я велела тебе убираться из дворца, — холодно сказала королева.

— Не понимаю, о чём вы, Ваше Величество. Меня лично нанял лорд канцлер и назначил вашим гвардейцем. Я буду заботиться о вашей безопасности.

В Микае вспыхнул гнев, загорелся огнём от кончиков пальцев до макушки. Ещё одна месть от Генриха. Ещё одно предупреждение. Он вернул во дворец и приставил к королеве человека, который ненавидел её, человека, который хотел изнасиловать её служанку. И он будет заботиться о безопасности? Он отойдёт в сторону, если Генрих прикажет, запрёт королеву в клетку, если тот захочет.

— Убирайся вон с моих глаз. Я не желаю видеть тебя в этом дворце, — слова холоднее снегов на Божественной горе, взгляд горячее пламени судьбоносной ночи.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Этот приказ я не могу выполнить. Моё назначение одобрил король, и только он может меня прогнать.

Поль неприкрыто улыбался. Король! Король подписывает не глядя всё, что ему приносит дядя.

— У вас будут ещё пожелания, королева? — в каждом слове сквозило нахальство.

— Будут. Линн ко мне, живо. Ей придётся ответить, где мои платья. Если, конечно, канцлер не собирается примерить их сам или выдать в качестве мундира своим новым назначенцам.

Улыбка на миг сошла с лица Поля, но он постарался не показать это и расслабленной походкой, посвистывая, отправился исполнять поручение.

Линн явилась нескоро, и Микая всерьёз начинала опасаться за её жизнь, но служанка вошла как ни в чём не бывало с подносом запоздавшего завтрака.

— Где ты была?! — строго спросила королева, и Линн съёжилась. Госпожа никогда не повышала на неё голос, даже когда подозревала в предательстве.

— Простите, госпожа, — тихо ответила Линн и покосилась взглядом на дверь. — Меня вечером вызывал канцлер, сказал, что сегодня, то есть вчера я вам больше не нужна.

Позже Линн расскажет, что канцлер потребовал ответа за невыполненный приказ. Линн пролила слёзы, что королева грозилась её избить и выгнать. «Это была проверка Её Величества, иначе бы я не смогла остаться при ней, простите!» — причитала служанка. Тогда канцлер устроил свою проверку. Лишь после, когда Линн проявила всю свою покорность, канцлер отпустил её из-под надзора и велел возвращаться.

— Уже полдень, Линн, ты давно должна была явиться, — произнесла Микая, но на этот раз строгость была напускной для посторонних ушей за дверью.

— Я исполняла ваше недавнее поручение.

— Что? Какое поручение?

Линн поставила большой поднос на стол, и Микая только сейчас заметила рядом с вазочкой мёда дорогую прямоугольную коробку, перевязанную коричневой лентой.

— Мастер оптики прислал ваш заказ с наилучшими пожеланиями.

Микая сняла крышку и увидела на синем бархате изящный миниатюрный бинокль, а рядом лежал белый полевой цветок — подлинное сообщение. Красноречивее всех даров.

Лицо королевы разгладилось, словно она получила весть от доброго друга. Ещё ничто не кончено. Она не одна.

Генрих думает, что захватил власть безраздельно и полностью. Пусть тешится своей иллюзией, пока может. Он думает, что получил королеву, и от него будет продолжен королевский род? Он горько пожалеет о своих желаниях.

В этом королевстве есть лишь один человек, чья власть хотя бы номинально выше кацлеровской. И если Микае, чтобы спастись и победить одного врага, придётся использовать другого… быть по сему.

***

Талия аккуратно затянула края повязки в узелок и полюбовалась на свою лекарскую работу.

— Из тебя вышла бы отличная ученица аптекаря, — похвалил её Ивор, трогая на своей шее свежую перевязь.

— Тогда мне пришлось бы переехать к аптекарю, и кто же будет латать тебя? — проворчала она.

В своём обычном сером платье без подарков королевы она снова выглядела как привычная им Талия — младшая сестрёнка всего сопротивления.

— Ну, я же не собираюсь раниться каждый день, — пожал плечами Ивор.

— Пока что ты только этим и занимаешься.

Весь дом, а скорее всего, и всё сопротивление уже знало, что случилось у казарм. И про Йорена Дани тоже всем рассказал. Один Элиаш опять замолчал как рыба, поглядывая на Ивора с чувством вины. Хотя они все легко отделались.

В открытую дверь влетела ласточка — та самая, которую Ивор подобрал раненой в Пепельном квартале. В этом доме заботливыми руками Талии она поправилась, и с тех пор птица постоянно сюда возвращается.

— Ласточка так часто прилетает, что тебе стоило бы уже дать ей имя как члену семьи.

— Если бы это был дятел, я бы назвала его «Ивор».

— Пф, почему сразу «Ивор»? — хохотнул он, но ответа так и не дождался.

Талия, надув губы, ушла вниз, захватив старые повязки в пятнах крови.

— Она волновалась о тебе, — подсказал стоявший в дверях Витарр. — Когда ты уже прекратишь соваться под мечи?

Ивор цокнул языком и потёр перевязанную шею. При Талии он не подавал виду, но два пореза — один над другим — ещё пощипывали, или это было лекарство? Грудь болела, как будто её придавили булыжником. Линза в кармане сломалась от удара и пошла сетью широких трещин.

Мастер-старик не обрадовался. Это был его подарок. Ивор однажды спас его внука — любителя прыгать по крышам… а заодно и с них падать. Ивор тогда не осознал ценность награды, но потом увидел, какую кучу серебра отвалили этому старику за пару маленьких линз в оправе, и стал куда бережнее относиться к подарку. К тому же это была не безделушка, а вполне полезная вещь.

Теперь сломана. Жаль было расстраивать Роджера. Всё-таки он отличный старик. Знает про сопротивление, симпатизирует ему, хотя и не во всём соглашается. Он не любит, когда льётся кровь, но разве вооружённого врага остановишь объятиями? Зато, когда надо спрятаться от стражников, если вдруг припечёт, его дверь всегда открыта. Старик ещё и пирогом угостит.

Ивор узнал, что в Ночь Пепла у мастера погибла дочь — мать того неугомонного внука. Когда Роджер вспоминал о ней, у него всегда были грустные глаза. Глядя на разбитую линзу, Ивор ещё раз вздохнул.

И всё же визит оказался не напрасным. Королева приходила к мастеру. Роджер рассказал Ивору обо всём и страшно волновался, переживал за судьбу внука, если что-то случится.

«Королеве можно верить. Она с нами, — ответил на это Ивор и поспешил успокоить старика: Доверьтесь ей. Она знает, что делает».

— Ивор? — вывел его из размышлений Витарр.