— Роза, ну пожалуйста… — попытался он в последний раз.

Розалин подняла упавшую миску на стол и поцеловала брата в макушку.

— Всё будет хорошо. Вряд ли я задержусь там надолго. Даже если мне придётся… у нас будут монеты. Много монет. Настолько много, что мне и не понадобится выходить замуж. Мы отлично заживём. Если нужно, даже маму привезём сюда или переедем в Валенс… как только она поправится.

— Лучше бы ты не танцевала, и тебя никогда не заметили. Лучше бы ты родилась уродиной, — пробурчал на прощание Шин, выскочил через открытое окно на улицу и убежал прочь.

Розалин шумно вздохнула. Ну как тут объяснишь.

Она начала медленно укладывать вещи в мешок. Всё уже решено. Роза по очереди приложила к себе три танцевальных наряда — всё что имела — и покружилась в них в комнатке трактира. На ноге звенькнул браслет с крохотным колокольчиком.

В детстве Шин был самым преданным её зрителем и всегда хлопал в ладоши, когда сестра танцевала. Это искусство кормило их, когда погиб путешествовавший с караванами отец и слегла мать. И сейчас оно будет содержать их на долгие годы вперёд… если Розалин преуспеет.

Их родина Элидар была не самым простым местом для жизни. Ночи холодили до дрожи, а днём солнце раскаляло камни словно в печи. Вся жизнь сосредоточилась в больших городах у озёр или в рощах, что питали свои корни из подземных вод. Кое-где удавалось наладить орошение, и вырастить большие сады финиковых деревьев и плодовые кусты.

Розалин как-то увидела на рынке Этерны, сколько стоит масло из этих плодов, и удивилась, как это Элидар ещё не купается в золоте вместо песков. Они с братом привезли из дома по горшочку и продали масло в Адаманте. Несмотря на то, что их явно обманули с ценой, как Розалин поняла позже, они всё равно на эти монеты жили по сей день. Только и они кончались, а домой отправлять уже нечего.

Их мать Джалин — элидарка лишь наполовину и родилась в Валенсе. Она всегда рассказывала о быстрых реках и зелёных лугах по их берегам, стаях птиц, летающих над домами и щебечущих в окна, и как приходилось защищать от их вездесущих клювиков яблоки, а ещё о садах пышных роз.

Адамант и вовсе представлялся ей страной сказочных богатств и возможностей, но Джалин никогда здесь не бывала. Наверняка бы разочаровалась. Адамант отличался лишь более мягким климатом. Однако столица впечатлила бы — столько людей, жизни, суеты и разных заведений. Хотя… несомненно, тесновата, и запах нечистот был обязательной частью петляющих переулков, в которых можно заплутать не хуже, чем в бескрайней пустыне.

Вот только мать уже не может путешествовать, чтобы увидеть всё своими глазами. С каждым месяцем она слабела, и Розалин взяла содержание семьи на себя и добывала монеты теми талантами, какими умела.

Шин не знал, что невинной его сестра уже не была. Нищета и голод толкают на разные поступки, порой необдуманные. Тот, кто выглядел воплощением добродетели, оказывался подлецом. То был жестокий урок, и Розалин больше не ждала на своём пути ни порядочных мужчин, ни счастья. Она всё брала в свои руки.

Напрасно Розалин весь день и ночь ждала возвращения брата. Свеча уронила весь жир и потухла, но Шин не вернулся. Когда брат серьёзно обижался, он мог пропадать по нескольку дней. Возвращался он всегда голодный и растрёпанный, словно воробушек. Вот только уже светает, и ей пора идти. Не хотелось уходить без прощания, но Шин…

«Глупый воробушек», — снова вздохнула Розалин.

Она спрятала заплаченное ей серебро в его мешок под кроватью, перекинула через плечо свой и закрыла за собой дверь. Когда Розалин доберётся до дворца, солнце уже взойдёт над Адамантом.

========== Глава 3. Праздность и молитвы ==========

Канцлер Генрих закончил собрание Совета и шёл по коридору в сторону покоев короля. Собрание, на которое король обязан был явиться, потому что канцлер снова поднимал вопрос о его наследнике. Вот и думай теперь: король знал об этом и нарочно не пришёл или попросту валяет дурака. Снова.

Завидев канцлера, стражники в красных мундирах у двери вытянулись в струнку. Личная гвардия короля. Генрих подбирал её сам, и для каждого из них было честью надеть красное. Обычная дворцовая стража носила синие мундиры, а городская — зелёные. Каждый горожанин знал, что синим мундирам надо тотчас освободить дорогу, а при виде красных ещё и склонить голову.

Генрих остановился в шаге от стражников и кивнул на дверь. Её створки соединялись в рельефную деревянную розу, а крупные лепестки служили и дверными ручками. Красиво, а вот стучаться неудобно.

Стражник вытянул руку и постучал вверху. Никто не отозвался. Не прозвучал ответ и на второй стук, и на третий. Стражники обменялись растерянными взглядами. Хотели постучать снова, но канцлер поднял руку и сам потянул за ручку незапертую дверь. На белой перчатке не осталось ни пылинки.

Яркий свет резанул глаза. В комнате горели все свечи, хотя на улице ещё не стемнело. Король Арчивальд сидел за огромным столом и с азартным блеском в глазах рисовал что-то на бумаге. Вокруг были раскиданы скомканные обрывки: под столом и стулом, на краю золочёной вазы, в углах под гобеленами, на гардеробе и широкой кровати. Невысохшие чернила оставили след на бежевом покрывале из шёлка.

Канцлер захлопнул за собой дверь, но король даже не повернул головы в его сторону.

Генрих поднял скомканный обрывок у себя под ногами. Это оказался кусок карты города и на нём что-то нарисовано. Похоже, король снова лелеет планы перестроить на свой лад столицу и поставить статую в свою честь. А ведь даже сгоревшие кварталы ещё не восстановили. Не говоря уже о том, что использовать добротные карты как черновик — святотатство.

— Вас недоставало на собрании, Ваше Величество, — откашлялся канцлер и по-деловому заложил руки за спину.

— А, оно закончилось? Я был занят, — небрежно ответил король, не отрываясь от своего занятия. — Было что-то интересное?

— Помимо всего прочего… Совет лордов заметил, что вы стали редко посещать свою королеву.

Арчивальд скривился в лице, выпустил из рук перо и тщательно вытер руки платком с таким видом, словно не чернила его беспокоили, а упоминание жены.

— И что с того?

— Ваше положение на троне не так крепко, пока у вас нет наследника с долей Благословенной крови.

— Старые сказки, — махнул платком король.

— Пусть так, но народ в них верит.

— Какое мне дело до того, кто во что там верит. Народ решает, кто на троне? Нет ведь.

Канцлер терпеливо на это смолчал. Нет, конечно, не народ вручил этому мальчишке корону на бархатной подушке. Останься в живых хоть кто-то из королевской семьи и её ближайшей родни, не видать ему трон. Но что случилось, то случилось.

Люди до сих пор шепчутся, что для Арчивальда всё слишком удачно сложилось. Коронован в шестнадцать лет, но умом за три года не повзрослел. Проводил шумные застолья в период траура. Не скорбел ни по отцу, ни по братьям. Некоторые до сих пор называют его за глаза «король-мальчишка»… и Арчивальд устроил бы массовые казни, если бы узнал об этом.

Впрочем… Генрих держал ситуацию под контролем. Арчивальд на троне — это не самый худший из вариантов развития событий. Страна чуть не скатилась в анархию после Дня Крови и Ночи Пепла. Если бы не удалось обуздать хаос, нашлись бы другие, кто бы это сделал на свой манер.

— Арчи.

— Не смей! — король вскочил со стула и пригрозил канцлеру пальцем, как делал с младых ногтей. — Никогда не смей называть меня этим детским именем… дядя.

— Тогда вы, Ваше Величество, перестаньте называть свою королеву старой кобылой и навестите её ночью, — чопорно ответил Генрих.

— Вот ещё! Она старая кобыла и есть.

Генрих неслышно вздохнул. Королева старше Арчивальда всего на три года, но король упорно не желает видеть в ней молодую женщину.