Дин отбрасывает ремень в сторону и тянется вверх, к его привязанным рукам. Берет ладонь и осторожно пожимает, давая понять: он понял, что накосячил. Сэм сжимает его пальцы в ответ. Дважды. Он в порядке, в сознании. И это тоже их третий тайный язык.
Дин водит руками по его спине: по выступающей гряде позвоночника, по сведенным лопаткам, по холодной коже спускается ниже, к пояснице и потом ведет по бедрам. Настойчивым давлением заставляет Сэма приподняться, встать на колени и широко расставить ноги. Чтобы не упасть, Сэм хватается за перекладину, к которой привязан. Чтобы не было больно позвоночник, он прогибается в спине, сильнее вжимаясь лицом в подушку, а задницу подняв вверх. Унизительная поза, которая так и кричит «Выеби меня». Сэм знает, что именно это Дин и собирается сделать, но сначала…
Дин делает несколько бесшумных шагов, пересекая номер. Мягко щелкает дверца холодильника. Дин возвращается к кровати, и Сэм снова слышит шорох одежды. Раздевшись, Дин забирается в постель и садится на колени между разведенных бедер брата.
Сначала Сэм чувствует его ладони – прохладные и немного шершавые от постоянного соприкосновения с оружием и копания в Импале. От порки кожа стала очень чувствительной, и каждое прикосновение вызывает слишком острую реакцию. Дин гладит его ягодицы, большими пальцами проводя по расщелине между ними, немного их раздвигая. Сэм льнет к его рукам, подается назад, чтобы прижаться теснее. Нежные прикосновения утишают боль и остужают. Когда Дин отнимает одну ладонь, Сэм готов взвыть от разочарования. Его член давно уже стоит – от самого первого прикосновения рук Дина.
Сэм слышит тихий стеклянный стук и потом… Огонь сменяется холодом. Кубик льда, который берет Дин, скользит по заднице, и Сэму кажется, что он слышит шипение, с которым он тает. Ему кажется, что лед обжигает, что на свете нет ничего прекраснее, чем соединение холода и огня, которым Сэм горит после порки. Яйца поджимаются, и пах наливается болезненной тяжестью возбуждения. Сэм не выдерживает и начинает хрипло длинно стонать.
Дин произносит первую фразу:
- Умоляй меня.
Сэм только этого и ждет. Он не просто готов подчиниться. Слова рвутся с его закушенных губ, но он знает, что не должен раскрывать рта без приказа. Иначе – Дин все прекратит. Иначе – оба они свихнуться от несбывшегося.
- Дин… пожалуйста, Дин… пожалуйста… Дин… Дин-Дин-Дин… еще…
Дин берет второй кубик и продолжает водить им по вздыбленной заднице брата. Лед тает, течет по коже холодной влагой, стекает на бедра. Сэм не хочет, чтобы это прекращалось. Время как будто замерло. Весь мир отодвинулся за границы темного номера. Нет больше ни охоты, ни нервных срывов, ни ссор. Нет Амелии и Чистилища. Есть только они двое, и то, что происходит сейчас между ними, это высшая мера близости и доверия. Только друг с другом. Ни с кем больше.
Третьи кубиком Дин проводит между ягодиц и не останавливается, а ведет дальше – по сжавшемуся анусу, по чувствительному местечку ниже, обхватывает яйца ладонью и сжимает их. И от этого Сэм готов кончить. У него ощущение, будто он заряженное оружие, а Дин нажимает спусковой крючок. Медлит… медлит… Сэм сжимает его ладонь бедрами, трется об нее… и замирает, почувствовав, что еще секунда, и он не сможет удержаться.
- Еще, Дин… еще… не останавливайся… я тебя умоляю…
Снова лед. Снова обжигающий холод. Медленные движения вверх и вниз. Для Сэма сейчас не существует ничего, кроме этого. Когда от кубика остается кусочек величиной с фасоль, Дин надавливает в нужном месте и проталкивает его внутрь Сэма. От холода все онемело, но Сэм все равно чувствует, как приоткрывается кольцо сфинктера и принимает то, что Дин захотел дать. Все, что Дин захочет дать. Сэм снова плачет, не в силах сдержать эмоции, которые хлещут из его души, прямо из его сердца.
Еще две или три ледяных фасолины проскальзывают внутрь, и Сэма начинает бить мелкая дрожь. От холода. От возбуждения. От желания пойти уже дальше. Дин словно улавливает его мысли и переставляет миску со льдом на пол. Его большие пальцы снова скользят по расщелине, но сейчас раздвигают ее куда сильнее, делая Сэма полностью открытым. Когда Сэм чувствует, как Дин прикасается там языком, он уже не просто стонет. Он вскрикивает в голос, но тут же прикусывает нижнюю губу. Нельзя кричать. Нельзя привлекать к ним внимание. Крик рвется из его горла, и Сэм сдерживает его чудовищным усилием. Но от стона удержаться не может.
После льда язык Дина кажется ему горячим до невозможности. Сэм не думает, что Дину может быть противно, потому что хорошо подготовился прежде, чем посылать смс. Поэтому сейчас ему удается сосредоточиться только на ощущениях. Кончиком языка Дин дразнит его нервные окончания, посылает импульсы страсти по всему телу. Сэм чувствует себя не просто голым, а оголенным до предела. Сейчас он весь – для Дина. Сейчас он впервые за долгое время не мучается виной и раскаянием.
Холод снова сменился огнем. Дин вылизывает его, проникнув внутрь, и одновременно с этим рукой ласкает его член. Водит сжатым кулаком вверх и вниз, задавая темп и ритм языком. И это то, что способно свести с ума. Запредельная синхронность, резонанс, заставляющий вибрировать все тело. Сэму кажется, что Дин играет на его теле, как на музыкальном инструменте, и это восхитительно, восхитительно, восхитительно…
В какой-то момент возбуждение достигает пика, и Сэм больше не может сдерживаться.
- Я не могу больше, - виновато шепчет он, - Не могу… не могу… позволь мне…
Дин слишком занят, чтобы ответить ему. Едва отдышавшись, Сэм находит в себе силы завершить просьбу:
- Позволь мне кончить.
На мгновение Дин отпускает его член и дважды сжимает внутреннюю поверхность бедра, очень высоко, там, где бедро заканчивается и начинается пах. А потом он возвращается к прерванному занятию, и Сэму хватает всего нескольких движений, чтобы начать оргазмировать.
Оргазм длится так долго, что под финал он почти теряет сознание. Он содрогается всем телом, выплескивая на простынь мощную струю семени. Он не замечает, что стонет слишком громко, на грани крика, а слезы снова текут по лицу беспрестанно. Ему кажется, что он вознесся в да-хэй**, темноту, где плавают сущности всех вещей на свете, умер и воскрес заново. Только там, в да-хэй, Сэм понимает, что же на самом деле творится с его братом, и это знание сжигает его изнутри.
Дин дает ему несколько секунд, чтобы отдышаться и немного придти в себя. Когда это происходит, Сэм шепчет в темноту перед собой:
- Дин… я готов… давай.
Дин прижимается к его анусу собственным стоящим колом членом и надавливает. Больно, потому что вместо смазки Дин использовал только собственную слюну, и еще потому что чувствительность многократно возросла после оргазма, но Сэм готов терпеть боль. Готов ради брата. Дин входит в него сразу наполовину, замирает, и с его губ срывается новый стон, а потом резко входит на всю длину. Они становятся единым целым, мифическим зверем о двух спинах, чье существование возможно только в истинной любви. Дин делает новую паузу, милосердно давая ему привыкнуть, а потом начинает двигаться.
Сэм двигается ему навстречу, мгновенно уловив ритм. Насаживается, как безумная бабочка на булавку, несмотря на боль. Он хочет причинить себе боль, потому что думает, что это – единственный способ взять ее хоть немного от брата. Колени скользят по простыни, и краем сознания он отмечает, что, похоже, заработал себе ожоги еще и на них. Запястья, стянутые ремнем, покалывает тысячами иголочек. Между ног все полыхает, и Сэм не представляет, как будет сидеть и ходить следующие несколько дней. Но это все не важно. Важно то, что происходит у них здесь и сейчас.
Дин вбивается в него с силой отбойного молота. Одной рукой он вцепился в его голое бедро, и Сэм чувствует, что даже коротко стриженые ногти легко прокалывают кожу. Другой Дин придерживает его за низ живота, прямо над членом, который уже опал. Каждый толчок вызывает у Дина короткий сильный выдох, и Сэм невольно начинает дышать в одном ритме с ним. Дин не меняет позиции, не меняет захвата, только ускоряется. Сэм думает, что еще немного, и он не выдержит, начнет умолять брата остановиться, но этого не происходит. Как бы ни было больно, он должен дотерпеть до конца. Должен. Ради них обоих.
