А потом сквозь каменную кладку снова проглянули руины, гитара осыпалась на траву пеплом, и только две неразлучные тени так и стояли на призрачном балконе, и сквозь их тела проглядывали южные звёзды…

— Наверно, это очень грустная история, — проговорила я печально.

— К сожалению, это так… — тихо подтвердил Джулиан. — Слишком дорогую цену пришлось заплатить этим детям за мимолётное счастье. Но Тьма сохранила для них эту ночь… Только она могла сделать это, и только тут. Потому что первые же лучи Света развеяли бы по ветру эти тени, их счастье, их любовь, их память об этом поцелуе.

Я повернулась и побрела по дорожке вглубь сада. Мне было грустно и безумно жаль этих влюблённых. И всё-таки они были вместе здесь, в этом умершем призрачном саду, где уже никто и никогда не мог встать между ними…

— Что дальше? — поинтересовалась я, посмотрев на Джулиана, который догнал меня и теперь шёл рядом.

— Я предупреждал, что это будет больно, — напомнил он. — Тьме незачем прятать в своих глубинах радость и веселье. Здесь есть только то, чему нет место в Свете.

— Я поняла, — кивнула я. — Что дальше?

— Прогулка по реке, — ответил он, и тут же у меня за спиной что-то скрипнуло.

Я обернулась и увидела, что стою на берегу неширокой реки, а прямо передо мной палуба прижавшейся к краю дорожки бортом широкой ладьи с деревянной статуей на высоком носу. Джулиан перепрыгнул на ветхие доски палубы и подал мне руку. Я осторожно перебралась следом, опасаясь, что истлевший настил затрещит и обрушится подо мной. Но ни одна доска даже не скрипнула. Ладья, как живая, отодвинулась от берега и поплыла дальше. Я стояла, глядя на проплывающие мимо заросли серого камыша и плакучие ивы, склонившиеся к самой воде. А сама вода была очень странной, совершенно гладкой, похожей на чёрное стекло, без волн и ряби.

Оторвавшись от созерцания этого безрадостного пейзажа, я осмотрелась и увидела, что мы не одни на этом печальном корабле. Вдоль бортов на широких скамьях сидели какие-то люди с длинными всклоченными волосами в древних доспехах и странных сапогах, сделанных из кусков шкур, перехваченных ремешками. Подойдя ближе, я увидела, что у них нет оружия. Их тела были покрыты ранами, иногда неумело перевязанными каким-то тряпьём, а лица, спокойны и задумчивы. Они никак не реагировали на моё приближение, хотя на тёмной ладье мои руки и крылья и, наверно, лицо, излучали белое сияние.

— Они мертвы? — через какое-то время догадалась я.

— Главное, что для них война закончилась, — проговорил Джулиан, встав рядом со мной. — Закончилась боль, бесконечные переходы, потеря друзей, тоска по родным, оставшимся где-то далеко. Они обрели покой.

— Но почему здесь?

— Потому что только здесь они нашли тишину, тихий плеск воды, и забвение того ужаса, которым была наполнена их жизнь.

— Куда они плывут?

— Не знаю… Куда хотят… Быть может, в свой рай, а может на тихий остров, где присоединятся к другим таким же уставшим душам, жаждущим тишины и забвения…

Я пошла вдоль ряда этих людей, вглядываясь в их лица, но не видела на них ни отчаяния, ни страха, ни печали. Только полное умиротворение и покой… И только одно лицо выражало грусть и растерянность. Я остановилась напротив совсем молодого воина. Он был рослым, с широким лицом, на котором, несмотря на полумрак, просвечивали веснушки. Только спустя мгновение я поняла, что вижу их, потому что его лицо слегка светится. А он заметил меня и поднял голову. В его глазах мелькнула радость узнавания. Он увидел ангела.

— Мне кажется, что он здесь по ошибке! — заявила я подошедшему Джулиану.

Парень смотрел на нас вполне осмыслено и с явной надеждой.

— Скорее, за компанию, — заметил Джулиан.

— Но ему здесь не место! — воскликнула я.

— Отправь его туда, где он должен быть! — пожал плечами он. — Не мне ж здесь заниматься благотворительностью!

— Да уж… — проворчала я, и шагнула к этому юноше, понятия не имея, что делать.

Мне очень хотелось помочь ему, хотя бы утешить, и я коснулась пальцами его лица. И в тот же миг он растаял, а на моей ладони появилась большая белая бабочка.

— Лети! — шепнула я и подняла руку.

Бабочка вспорхнула и полетела в темноту, и тут же в небе над водой вспыхнула белая звезда. Бабочка летела на её свет, а потом обе они исчезли из виду.

— Тьма не удерживает в себе тех, кто действительно рвётся к Свету, — улыбнулся Джулиан, взглянув на меня.

— Что дальше? — спросила я.

— Дальше? — он подошёл совсем близко и на миг окружил меня своими крыльями, а когда развёл их, я увидела, что мы стоим в тёмном и низком сводчатом коридоре, где слишком тесно.

Он сложил крылья за спиной, и они исчезли.

— Давай жезл.

Я послушно вытащила жезл из кармана и отдала ему. Мои крылья должны были исчезнуть, но почему-то остались на месте. Я нахмурилась и представила, что они исчезают, и сразу ощутила лёгкость в лопатках. Джулиан тем временем развернулся и пошёл туда, где в конце коридора тускло желтело пятно света. Размышляя над заминкой с исчезновением крыльев, я побрела следом. Мне здесь не нравилось. Было темно, тесно и пахло чем-то затхлым.

Дойдя до конца коридора, мы вошли в небольшую комнату с низким потолком, заваленную всяким хламом. В углу жалко трепетал единственный источник света — огонёк маленькой жёлтой свечи, стоявшей на грубо сколоченном столе, над которым склонился седой старик с густой встрёпанной гривой и косматой бородой. На нём была надета заплатанная мантия неопределённого цвета. Не замечая нас, он что-то упорно рисовал на желтоватом листе пергамента ощипанным гусиным пером.

— Приветствую тебя, Урбанус, — светски произнёс Джулиан, и старик вздрогнул, выронил перо и быстро обернулся, прикрывая рукой рисунок.

Однако, увидев Джулиана, он успокоился.

— Это вы, господин? А кто это с вами?

Старик заглянул ему за плечо, и какое-то время буравил меня своими маленькими умными глазками.

— Оно похоже на ангела, — наконец, подозрительно изрёк он.

— Да? — Джулиан обернулся и с интересом взглянул на меня. — Урбанус, ты либо забыл, либо никогда не знал таких вещей, поскольку они тебе были неинтересны. Но если девица похожа на ангела, это вовсе не значит, что она таковым является. И чаще всего бывает наоборот.

— Но оно светится!

— Не обращай внимания. Лучше расскажи, что ты изобретаешь?

— Я придумываю механического крота, который может подкопаться под любую крепостную стену и найти в крепости колодец. Идите сюда! — он подбежал к столу и с гордостью показал свой рисунок. — С помощью этой штуки он чует воду, а, попав в неё, раскрывается. Вот тут запор, который, намокнув, расширится и раскроет вот эту капсулу.

— А что будет в капсуле?

— Яд! — радостно воскликнул старик. — Или куски мяса больного животного или человека. Так всех в крепости можно отравить или заразить смертельной болезнью!

— Впечатляет, — озабоченно кивнул Джулиан.

Я тем временем ходила по комнате, с трудом протискиваясь между рухлядью, которая, когда-то была мебелью. Везде стояли какие-то странные, покрытые пылью веков непонятные приборы, машины и макеты.

— Не трогай! — заверещал старик, когда я попыталась стереть пыль с зеркальца, прикреплённого к тонкому ободу.

Это было какое-то странное устройство из бронзы с множеством шестерёнок, рычажков и круглых отполированных до зеркального блеска кружков. Он подбежал ко мне и оттеснил меня от полки, едва не вдавив костлявым боком в какую-то штуку с рогами.

— Что это? — спросил Джулиан, подойдя к нам.

— Это машина, с помощью которой можно видеть события прошлого и будущего, — проворчал старец, враждебно глядя на меня.

— Это как у Парацельса? — заинтересовалась я.

— Кто это? — нахмурился старик.

— Урбанус перебрался сюда лет за триста до его рождения, — пояснил Джулиан.

— Кто-то использовал мою машину? — не унимался тот.

— Или создал похожую по тому же принципу. Идеи, знаешь ли, носятся в воздухе, пока не найдут подходящую голову.