— Уходи, — приказал он, и, не остановившись, прошёл мимо.
Ночь была светлой, полной звёзд. С небес на Агорис взирал бледный ясный Лилос, но это сиреневое свечение вызывало у царя лишь тревогу. Его мучили боли во всём теле. Если он ложился, кровь приливала к голове, и она начинала раскалываться точно по излому глубокого шрама, обезобразившего его лоб. Поэтому он пытался уснуть, сидя в кресле, обложенный подушками, но сон не шёл. С болезненной подозрительностью отказался он от снотворных зелий, предлагаемых придворными лекарями. Промучившись какое-то время, он понял, что уснуть не удастся. Одиночество и темнота навевали тоску и заполняли разум тревожными мыслями.
Он приказал переставить кресло на террасу и откинулся в нём на подушки, глядя на звёздное небо и раскинувшиеся внизу сады. Лилос посеребрил верхушки деревьев и таинственно мерцал, отражаясь в прудах, казавшихся издалека осколками зеркал. Он накинул прозрачную кисею сияния на иссохшие гребни гор и узкий край равнины, который можно было разглядеть с высоты террасы. Но все эти красоты не радовали глаз Мизериса. Ему казалось, что коварный Лилос потихоньку уже накинул на его страну погребальное покрывало, и Агорис в нём так же прекрасен, как прекрасна была Эртуза прошлой ночью. И уже также мёртв.
Он пожалел о том, что перебрался на террасу и даже о том, что отказался от сонных трав, которые приносили ему лекари. Он с печалью вспоминал, как глубоко и безмятежно спалось ему после короткого «Спи», произнесённого глубоким и нежным голосом исчадья Тьмы. Но сейчас некому было произнести заветное слово, и лишь вездесущий Лилос был собеседником измученного царя.
— Что я за несчастный? — уныло произнёс Мизерис, обратившись к своему мучителю. — За два дня столько бед и предательств. Я утратил жену, обрёл и потерял дочь. Меня отправили во Тьму и насильно вернули назад, снова обрекая на муки плоти и больной души. Мои жрецы, оплот веры и стабильности Тэллоса, устроили потасовку, пытаясь вырвать друг у друга мою власть, и втянули в неё мой бедный, добрый и такой глупый народ. Столько боли, крови и смертей ради мелкой интрижки вокруг любовника беспутной девчонки и покорёженного временем венца с грубо оправленными булыжниками. И этот спаситель, — голос царя наполнился горечью, — он приучил меня к своим рукам, заставил поверить вкрадчивым речам. Он раздул во мне наивные надежды на то, что чудеса случаются, и этот мир ещё можно спасти. Он обещал, что будет со мной… до конца. И где он? Он бросил меня в отчаянии и безысходности, а сам наверно порхает в глубинах Тьмы, дивясь её красотам и тайнам, наслаждаясь сладким трепетом ужаса от её кошмарных видений и заточённых в безднах чудовищ. А я могу лишь сидеть тут, боясь пошевелиться, чтоб не всколыхнуть затаившуюся в отравленном теле боль, и завидуя его свободе, его лёгкости, его отваге и его любопытству.
Лилос молчал, лишь по поверхности диска едва заметно пронеслась прозрачная пурпурная дымка. Мизерис вздохнул и опустил взгляд вниз. Странные бледные вспышки среди деревьев привлекли его внимание. Тревожное ощущение возникло от одного их вида. А жутковатый стон, донёсшийся до него, заставил вздрогнуть. Приглядевшись, он вдруг увидел, как одно из искусственных озер подёрнулось багровой тенью и померкло, словно уже не могло отражать свет Лилоса.
С дрожью он вспомнил, как прошлой весной именно оттуда, из этого озерца садовник извлёк разрубленные на куски тела женщины и мужчины. Спустя день муж женщины был казнён за двойное убийство из ревности. И вот теперь кровь снова замутила воды.
И эти огни, белёсые, безжизненные, потеряно блуждающие среди деревьев, не разбирая пути. Это не люди, — догадался он, — это лишь души, погашенные в этих садах за века их существования. Этой ночью восстали они и мечутся, ища выход из этого лабиринта деревьев и кустов.
Мизерис потянулся к столику и, превозмогая боль, ударившую в плечо, схватил молоточек и заколотил по гонгу.
— Кротуса мне! — хотел крикнуть он, но голос его прозвучал слабо.
Однако кто-то преданный и исполнительный, а, может, просто любопытный услышал его, и вскоре, громыхая доспехом, на террасу вышел озабоченный начальник дворцовой охраны. Бросив взгляд на сады, куда тревожно смотрел царь, он кивнул.
— Я видел огни, господин, — сообщил он. — И уже отправил туда стражников, чтоб они поймали злоумышленников, проникших в ваши владения.
— Зря, — вздохнул Мизерис. — Они не вернутся. Это не злоумышленники, мой верный Кротус. Это духи. Быть может, некоторые из них жаждут мщения, слепого мщения. Они ненавидят живых, за то, что живые живы, а они — мертвы. Не посылай больше никого, чтоб ты не увидел и не услышал там.
Словно в подтверждение его слов издалека раздались крики, но на сей раз крики живых, но наполненные смертельным ужасом. Какое-то время двое на террасе напряжённо прислушивались, с отчаянием понимая, что уже ничего не смогут изменить. И вскоре снова стало тихо.
— Слышишь? — тревожно прошептал Мизерис. — Не слышно ни птиц, ни шелеста листвы. В такой тишине должен быть слышен шум водопада, но и его не слышно. Жуткая ночь. Побудь со мной, пока я не усну, — жалобно попросил он, снизу вверх взглянув на закованного в медь гиганта.
Кротус послушно сел возле его ног на пол и преданно посмотрел в глаза, как большой пастуший пёс. Мизерису даже захотелось погладить его, но он знал, что не сможет дотянуться до него слабеющей рукой.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросил он.
— Что, господин? — растерялся тот.
— Что происходит в городе? Что говорят люди?
Мучительный стон заставил их вздрогнуть, и Кротус, тревожно взглянув вдаль, нервно поправил на перевязи свою секиру.
— Плохие вещи происходят, господин, — нехотя проговорил он, мрачно вглядываясь в жутковатый танец странных огней среди деревьев. — Говорят, что в трущобах тайные маги собрали своих сообщников и пытались вызвать из недр Агориса божество, которому поклонялись. Явилось оно или нет, неизвестно, но их обожжённые трупы, и трупы их домочадцев и даже собак нашёл поутру водонос, который принёс воду. Ещё говорят, что из колодцев на западе уходит вода, и теперь нужны верёвки в два раза длиннее, чтоб наполнить кувшины. А на востоке вода стала красной, как кровь и на вкус отдаёт железом. Кто-то разрушил купол мавзолея жреца Тьмы Пакоруса, служившего при вашем прадеде и налагавшего клейма на тех, кто, отойдя от его веры, обращался к Свету. В яблоневых садах на севере нашествие змей. Уже пять человек умерли от укусов. А в квартале медников в домах появились скорпионы.
— А что, неужели ничего хорошего нет? — перебил его Мизерис.
Кротус нахмурил низкий лоб и вдруг просиял.
— В Храме Света умер двухголовый ослёнок, и жрица Апрэма бегала с плетью за недосмотревшими за зверёнышем девицами и верещала так, что было слышно на окраине города.
Мезерис грустно усмехнулся.
— И кого ж винят во всех этих несчастьях? Наши добрые подданные вместо того, чтоб искать разумные причины и исправлять положение, давно уж привыкли искать и наказывать виновных.
— Многие считают, что это приближение конца Агориса, — честно ответил Кротус. — Правда, некоторые думают, что это всё идёт из летающего храма Богини Неба. Они даже ходили туда и кидали в её храм палками и камнями, но, не дождавшись отклика, разбрелись по домам, проклиная пришельцев. А Богиня Неба заперла двери своего Храма, и он стоит молчаливый и непреступный, как скала.
— Я знаю, — кивнул царь. — Я посылал за ней, но она не открыла моим посланцам двери своего звёздного храма и не спустила лестницу. Как они ни умоляли её выслушать их, она осталась непреклонна. Они сказали, что осмотрев её Храм, они не нашли на его гладких золочёных стенах никаких признаков дверей. Её милость покинула нас, Кротус, она сердится и лишает нас своего благоволения. И это тоже плохой знак.
Позади за его спиной раздалось хлопанье больших мягких крыльев и на его разгоряченные виски легли лёгкие нежные пальцы. Боль и тяжесть схлынули вниз по телу и утекли сквозь ступни в полированные плиты пола. Мизерис с облегчением вздохнул и откинулся назад.
