Все это пересказывалось в лицах: такой-то говорил то-то, такой-то говорил это. Одни говорили против Советского Союза, другие – за. Некоторые разговоры происходили даже при встречах в советском посольстве, куда ходило много разных людей, стоявших на различных позициях. Многие из таких людей были нашими друзьями. За дружбу с нами их исключали из КПЮ, некоторые даже поплатились жизнью. Конфликт с СССР постепенно набрал такую силу, что там начали арестовывать людей уже не потому, что они наши друзья, а потому, что они выступают против линии руководства КПЮ. Это понятно. Если правительство Югославии стало на позицию конфронтации с СССР, а наши друзья боролись за сохранение дружеских отношений с нами, то к ним и применялись репрессивные меры.
С каждым донесением нашего посла Юдина отношения между Югославией и Советским Союзом все больше обострялись, обстановка все больше нагнеталась. Какими выражениями он пользовался в своих шифровках, я сейчас, через столько времени, просто не помню. Когда-то они станут достоянием историков, будут доступны.
Сейчас я думаю, что наш посол Юдин был необъективен, очень придирчив к югославам и проявил недостаточно понимания их взглядов. Надо было не командовать, не рассматривать себя как комиссара Сталина в Югославии, а по-доброму относиться к братской компартии и братскому народу, строить отношения с ними на взаимном доверии и взаимном уважении, а не на основе командования и диктата. Югославы – люди с достоинством, они диктата не терпят, тем более те, кто вел такую славную партизанскую борьбу и выдержал ее с честью. А наш посол общался с ними, используя окрик. Это вполне понятно, его хозяин Сталин хотел, чтобы руководители братских стран смотрели ему в рот и глотали все, независимо от того, в каком виде подавалась собеседнику пища. Но Тито оказался иным. Югославы были не таковы. Так что Сталин сам дал им повод для недовольства. Если бы Сталин одернул сидевшего в Белграде указчиком Юдина, то, возможно, многое повернулось бы иначе.
Дело кончилось тем, что Советский Союз отозвал всех, кто был послан для оказания помощи Югославии, в том числе военных. Огромное количество людей! Мне говорили потом и Тито, и Ранкович, и Кардель, что когда они получили сообщение об отзыве советских людей, то в Белграде наступил траур. И простые люди, и руководители страны были страшно огорчены и не могли понять, чем это вызвано, зачем совершается шаг, который ведет к разрыву. Такое решение оказалось для них полной неожиданностью. Когда они мне рассказывали об этом, то всю вину валили именно на Юдина. Уверяли меня, что даже фамилия Юдин происходит от имени Иуда. Юдин сыграл в отношении Югославии, по их мнению, роль Иуды-предателя, все сделав, чтобы добиться разрыва отношений между СССР и Югославией. В таком заключении тоже было много субъективности. Зачем Юдину нужно было ставить перед собой такую цель? Он был послан в дружественную страну выполнять иные функции. Конечно, от него лично многое зависело, вот тут его субъективизм мог сыграть нехорошую роль. Тому или иному факту можно придать любую направленность, дать любое толкование.
Но ведь поручения давал Сталин, а Юдин выполнял их.
Сталин же в то время, грубо выражаясь, настолько задрал нос, что земли под coбой не чуял. Самым главным для него было то, что наша армия теперь самая мощная в мире. Он еще мог считаться с США и их союзниками. Но считаться с Югославией? С Польшей или другими подобными странами? Тут он требовал полного подчинения. В Польше неподчинения не могло случиться: там у власти оказались люди иного характера. Кроме того, там стояли наши войска. Такое же положение было в Румынии и Венгрии. Не такое буквально, но тоже подчиненное положение занимала Чехословакия. Иначе сложилась судьба Югославии. Мы помогли ей в освобождении Белграда, но югославы уже сами имели в то время сильную и хорошо организованную армию, которая успешно вела борьбу с гитлеровскими войсками. В этой стране следовало разговаривать с ее народом по-другому.
Думаю, что югославы искренне хотели дружеских отношений с нами. Сталин сам оттолкнул их, а себя он вел так, как будто среди людей, которые его окружали, вообще не находил себе равных. Считал, что все должны боготворить его и исполнять любые его капризы. Если кто-либо проявлял какую-то самостоятельность, то это могло привести к печальным последствиям. Этот деспот многократно показал, на какие гадости и зверства он способен, и во всех случаях без исключений считал, что если человек не согласен с ним, то его нужно устранить любыми способами. Когда однажды я приехал в Москву, Сталин рассказывал о документах, полученных им от Юдина, и об обстановке, которая якобы сложилась в Югославии: «Вот, – поднял он руку и отделил мизинец от других пальцев, – шевельну мизинцем, и не будет Тито». Такое «шевеление» и стало его главной целью в отношениях с Югославией. Он не искал каких-либо путей к согласию, хотя и мог предотвратить разрыв, потому что Тито – это все же не Мао Цзэдун. Я верю Тито и другим югославам, которые рассказывали, как они буквально плакали, когда от них уезжали советские люди.
Потом на страницы нашей печати были вынесены заголовки, где Тито и Ранкович изображались в самых невероятных позах на карикатурах[126]. Ранкович, как министр внутренних дел, выполняя волю Тито, тоже, видимо, допускал необоснованные расправы. Пошла перебранка между двумя социалистическими странами и двумя коммунистическими партиями. Сталин обвинил Тито в том, что он не коммунист, а Коммунистическая партия Югославии отреклась от социалистических идей. Югославию обвиняли во всяких грехах: что она идет по пути реставрации капитализма и прочих. Но когда Сталин увидел, что внутренние силы в Югославии, на которые он надеялся опереться, намереваясь любыми средствами расправиться с Тито, недостаточно сильны, и попытался убрать Тито с дороги другими средствами, то это тоже не вышло. Засылка туда наших агентов не имела успеха[127].
Антиюгославских совещаний проводилось два. Одно, кажется, проходило в Праге, там докладчиком был, помнится, Маленков; второе – в Бухаресте, там докладчиком был Деж. Я знаю из разговоров в окружении Сталина, что Дежа просто использовали. Доклад был составлен у нас, а писали его Суслов и Маленков. Зачитан же доклад был Дежем для того, чтобы показать, что не только КПСС и СССР, но и страна, которая только что стала на путь социалистического строительства, тоже выступает против Югославии. После смерти Сталина Деж об этом мне сам рассказывал. Только в 1955 году в наших отношениях с Югославией наметился поворот. Мы составили делегацию для поездки в Югославию, чтобы попытаться восстановить прежние контакты и ликвидировать искусственно созданную напряженность между нашими странами.
Прежде чем решить вопрос, у нас проходили довольно острые обсуждения. Вопрос зрел долго, пока наконец не решили попытаться установить контакты и ликвидировать созданные Сталиным напряженность и враждебность между Советским Союзом и Югославией.
Главными оппонентами у меня оказались Молотов, Ворошилов и Суслов. Шепилов занимал позицию, которая не увеличивала возможность правильного понимания дел. Оно и понятно: он долгое время был редактором газеты «Правда» и немало пописывал на эту тему со сталинских позиций. Поэтому ему было трудно сразу правильно и объективно подойти к решению вопроса.
Микоян выступал за восстановление добрых отношений. Маленков занимал свою обычную позицию, высматривая, где большинство, чтобы потом к нему присоединиться и не прогадать. В этом было его несчастье. В острых вопросах он всегда занимал позицию с оглядкой: как бы чего не вышло. У него имелось больше гадания, чем желания отыскать истину. Расхожим аргументом в СССР служила фраза: «Как же можно? Они ведь скатились на позиции капитализма. Их экономика поглощена американским монополистическим капиталом. Восстановлены частные банки. Существует частная собственность на промышленность» и т. д. Полагаю, что мы тогда настолько оторвались от реальности, что сами стали верить в эти глупости. Есть такой анекдот. Шел по деревне мулла. Его спрашивают: «Откуда вы идете?» – «С того конца деревни». – «А что там нового?» – «Там дают бесплатно плов». Люди побежали туда. Теперь их самих мулла спрашивает: «Куда бежите?» – «Там бесплатно дают плов». И мулла побежал вместе с толпой.
