«Я надеялся увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Какого же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…»

В этих словах, сказанных Сталиным в январе 1924 года, когда Ленина уже не было в живых, после того как сам он за двадцать лет повидал немало и по-настоящему незаурядных, и выспренне «великих» деятелей, все еще звучит наивная уверенность не потерявшего романтизма молодого человека. Кроме того, родился этот молодой человек на отдаленной азиатской окраине России, где понятия о величии не всегда соответствовали европейским…

Слова эти хорошо известны всему миру, их толкуют по-разному. Злопыхатели глумятся. Однако при спокойно-объективном восприятии видно, как точно Сталин передал свои молодые чувства, такое может сделать только тот, кто обладает литературным дарованием.

Тут же следует договорить до конца. Всю жизнь – и при работе непосредственно с Лениным, и тридцать лет после него – Сталин отзывался о нем с величайшим уважением. Как талантливый политик, он прекрасно понимал, что ему не след хоть как-то бросать тень на человека, чье дело он унаследовал. (Полной противоположностью у нас был болтливый шут Никита Хрущев, да и разве он один!)

Центральными на конференции были, конечно, две речи Ленина – о текущем моменте и об аграрной революции. Вот впечатления Кобы: «Это были вдохновенные речи, приведшие в бурный восторг всю конференцию. Необычайная сила убеждения, простота и ясность аргументации, короткие и всем понятные фразы, отсутствие рисовки, отсутствие головокружительных жестов и эффектных фраз, бьющих на впечатление, – все это выгодно отличало речи Ленина от речей обычных «парламентских» ораторов.

Но меня пленила тогда не эта сторона речей Ленина. Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет в плен, как говорят, без остатка. Я помню, как говорили тогда многие из делегатов: «Логика в речах Ленина – это какие-то всесильные щупальца, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал».

Конференция в Таммерфорсе прошла с подъемом: в России повсеместно шли вооруженные выступления, делегаты готовились к бою. В перерывах они учились стрелять. По предложению Ленина конференция спешно завершила работу, и делегаты разъехались, торопясь поспеть к самым главным событиям.

В этой накаленной обстановке от социал-демократов требовалось сплочение рядов. Подготовка к IV съезду в Грузии с начала 1906 года шла в ожесточенной борьбе. В силу ряда причин возобладала оппортунистическая линия: из одиннадцати делегатов, посланных Тифлисом на съезд, большевиком был только один – Коба.

Вновь с юга на север пересекает он Россию. В Петербурге выясняется, что, несмотря на объявленные царским манифестом свободы, провести в России съезд такой революционной партии, как РСДРП, нет возможности. Поэтому предстоит поездка в Швецию.

Первое в своей жизни путешествие за границу Коба совершил без особых приключений. Организаторы съезда не располагали обильными денежными средствами, и делегатов размещали на жительство по два-три человека вместе. Кобу поместили в небольшой комнатке на втором этаже; внизу шумели посетители питейного заведения – не то бара, не то ресторана. В комнатке уже находился другой жилец. Вот что писал он о встрече с Кобой (он называл себя Ивановичем) спустя многие десятилетия: «В эту же комнату вскоре поселили еще одного делегата съезда, по фамилии Иванович. Это был коренастый, невысокого роста человек, примерно моих лет, со смуглым лицом, на котором едва заметно выступали рябинки – следы, должно быть, перенесенной в детстве оспы. У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, веселым и жизнерадостным. Из разговоров с ним я убедился в его обширных знаниях марксистской литературы и художественных произведений, он мог на память цитировать полюбившиеся ему отрывки политического текста, художественной прозы, знал много стихов и песен, любил шутку. Мы подружились…»

Поскольку до начала съезда еще оставалось время, делегаты Володин (Климент Ефремович Ворошилов) и Иванович (Коба) вместе бродили по городу, не слишком удаляясь от дома, так как не знали шведского языка. Все им было внове – и природа, и архитектура, и люди: все хотелось посмотреть, везде побывать.

Повестка дня съезда была чрезвычайно напряженной.

Сразу же выяснилось, что перевес сил на съезде – у меньшевиков: против 46 большевистских голосов они располагали 62. Это наложило отпечаток на ход съезда и предопределило характер основных принятых решений.

Делегат Иванович был очень активен на съезде. Он трижды выступал, неоднократно делал заявления и разъяснения. Знакомство с протоколами съезда, с результатами многочисленных голосований показывает, что Иванович всегда придерживался ленинских позиций.

Весьма темпераментным было выступление Ивановича при обсуждении оценки текущего момента. Очень четко он охарактеризовал основу разногласий между большевиками и меньшевиками:

– Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии – вот какой вопрос стоит в партии, вот в чем наши разногласия.

Возвратившись в Грузию, Коба продолжает борьбу с меньшевиками.

Коба начал печатать один из главных своих дореволюционных теоретических трудов – «Анархизм или социализм?». Группа анархистов в условиях отступления революции вела ожесточенную кампанию против социал-демократов и достигла определенных успехов среди мелкобуржуазных и деклассированных элементов населения Грузии. Коба подверг в серии статей уничтожающей критике анархизм. В доступной и популярной форме он разъяснил грузинским читателям, что такое материализм и диалектика, что такое исторический материализм. Особо надо отметить совершенно необходимую в данном случае популярность изложения:

«Эта партия должна быть революционной партией, – и это потому, что освобождение рабочих возможно только революционным путем, при помощи социалистической революции.

Эта партия должна быть интернациональной партией, двери партии должны быть открыты для каждого сознательного пролетария, – и это потому, что освобождение рабочих – это не национальный, а социальный вопрос, имеющий одинаковое значение как для пролетария-грузина, так и для русского пролетария и для пролетариев других наций.

Отсюда ясно, что чем теснее сплотятся пролетарии различных наций, чем основательнее разрушатся воздвигнутые между ними перегородки, тем сильнее будет партия пролетариата…»

В середине апреля Коба поехал на V съезд РСДРП. Ному предшествовала жаркая схватка с меньшевиками. Кобу-делегата отстояли рядовые члены партии.

О том, чтобы провести съезд в России, и думать не приходилось, но оказалось, что в Европе не так-то уж много мест, где могли бы собраться без помех российские социал-демократы. Как и в прошлый раз, путь лежал через Финляндию. Затем – пароход на Стокгольм. Делегатов съезда на нем собралось несколько десятков. Сразу же по выходе в море они отбросили конспирацию, начали беседовать, затем спорить… В самый короткий срок палуба парохода заполнилась смеющимися и даже дурачащимися пассажирами третьего класса. Капитан, не понимая, что происходит, глядел на все это в изумлении…

Из Стокгольма отправились в Данию. Но здешнее правительство распорядилось, чтобы нежеланные гости немедленно оставили страну. Возвратились в Швецию, однако шведская полиция заявила, что через три дня делегаты должны покинуть страну, таково решение правительства. Отказались допустить съезд к себе и норвежские власти. С большим трудом удалось договориться о транзитном проезде через Данию и оттуда – пароходом в Англию.