Алекс де Блан была плохой актрисой, она это знала. То, как она все это время избегала откровенных разговоров о прошлом, было чистым везением – и неумением Виктора отличать притворную бодрость от благополучия.

Почти сразу после ее возвращения Виктор, естественно, поинтересовался, как ей удалось выжить, и более того, как удалось восстановиться и жить полноценной жизнью…

Ну как, полноценной. Жертву, которую она принесла во имя своей жизни, можно счесть опровержением сей полноценности.

Она ответила правду, но без одной важной детали. Да, она по-прежнему носила в своей грудной клетке механическое сердце, легкие и прочие органы под привлекательной оболочкой молодого женского тела, она по-прежнему была тем, кто по ее мнению уже с трудом мог называться человеком…

Иной раз она гадала, какое точно процентное соотношение в ней машины, а какой – человека.

Единственная возможность для организма выносить подобную нагрузку – допинг. Единственное средство заставить ткани и клетки не отторгать чужеродные импланты – обмануть их.

Человечество открыло массу наркотических средств, но самым эффективным из них стал Шиммер, производимый в подпольных лабораториях Зауна. Тонизирующая, возбуждающая, обладающая множеством экстремальных свойств фиолетовая жидкость…

За де Блан решила ее бабушка, желавшая спасти наследницу любой ценой. Приглашенный из Нижнего Города безумный ученый, способный, по слухам, возвращать пациентов с того света, не оставил Алекс выбора. Из набора кусков мяса и механизмов он сделал новую ее версию – навсегда зависимую от анальгетика.

Впоследствии она предприняла бесчисленное количество попыток слезть с Шиммера, но ни одна из них не увенчалась успехом.

«Выбор есть всегда», – однажды с отвращением сказал Виктор, когда они на примере наркоманов из трущоб, потерявших человеческий облик, обсуждали средства, на которые в отчаянии и жажде выжить род человеческий готов пойти.

Очевидно, о ее тайне он узнать не должен ни при каких обстоятельствах.

Однако зависимость не была основной проблемой де Блан. Ее смущало ее механическое тело, она не ощущала себя живой.

Все эти годы женщина искала способ сделать из мертвой машины живую материю. Ну или хотя бы ее подобие – пластичное, сверхсложное… и несовершенное. Чудо жизни – в неравновесии и низкой энтропии, в допущении противоречий и огрехов.

Когда она смотрела в зеркало, порой она не узнавала себя.

Она не стала показывать Виктору – как бы ему ни было любопытно, несмотря на то, что он не смел просить, – как выглядело воплощение идеалистической идеи интеграции тела и механизмов. Она пошутила, что под костюмом оно выглядит не так привлекательно, как кажется снаружи, и он, в своей привычной манере, отводил глаза и едва заметно улыбался.

Его всегда будет интересовать наука больше, чем женские тела. Де Блан это одновременно восхищало и разочаровывало.

Взрыв в студенческой юности, действительно, был результатом эксперимента… Нередко Алекс де Блан размышляла, для чего все это было нужно – если не для того, чтобы спустя годы вернуться к странным явлениям, его спровоцировавшим.

Если бы все было так просто, они бы сдвинулись с мертвой точки… Какая ирония, какая игра слов! Еще ни разу она не смогла воспроизвести – с точностью – то, что произошло в комнате общежития восемь лет назад.

Даже два года ранее, примерно в то же время, что и события знакомства Виктора и Джейса, она сочла успех своего возрождения случайностью. Ее преследовали кошмары – все эти годы, – и реальность перемешивалась с воображением в моменты ломки или передозировки, показывая непостижимые уму картинки.

Она всегда слышала острее других – и то, как шумели трубы три этажа ниже, и то, как шептались сокурсники в Академии, и то, как билось сердце Виктора… И те странные звуки, похожие на сигналы вариативной частоты, которые она пыталась расшифровать.

В них не было закономерности – и спустя время де Блан сделала вывод, что это шум. Помехи. Тот самый хаос, не подчиняющийся организации и формализации, язык вечности, который невозможно постигнуть, ибо он вещает обо всем и одновременно ни о чем.

Два раза в жизни она попыталась воспроизвести некоторые паттерны звуковых сочетаний, сложившиеся в голове, как кусочки пазла, и два раза это обращалось катастрофой. Де Блан зареклась повторять подобное.

– Все в порядке. Мне нужно вернуться в лабораторию, – рассеянно пробормотал Виктор, уворачиваясь от Алекс, шагавшей навстречу по мосту смотровой площадки в центре колонны Хекс-врат.

У него шла кровь из носа, и выглядел он паршиво – еще хуже обычного. Внутри де Блан раздирали противоречия, и останови она его, он бы начал сопротивляться еще пуще, уклоняясь от ее заботы.

Джейс и глава полиции, возглавлявший расследование кражи Хекс-самоцвета, провожали ковыляющего прочь Виктора аналогичным недоуменным взглядом, де Блан подошла ближе.

– Можете идти, Маркус, – строго обратился к нему Джейс. – Необходимо как можно скорее проверить все подозрительные операции в Хекс-вратах по списку, и мне нужен будет ежедневный отчет…

– Вас понял, Консул, – отозвался глава полиции, поджав губы так, словно хотел ответить что-то другое, как только Джейс перевел взгляд с него на де Блан. – Я направлю бумаги вам лично.

Когда удаляющаяся спина Маркуса скрылась в неосвященной части выносной площадки, оставив мужчину и женщину одних в залитом голубым светом шестиугольнике, де Блан уперла руки в бока.

– Виктор единственный, кто из нас занимается делом! – возмутилась она. – Неужели это так обязательно?

– Я теперь Консул, Алекс, и это моя прямая обязанность – лично заниматься безопасностью врат.

– Ты не доверяешь собственной автоматике? Все транзакции можно проверить…

– Я не собираюсь это обсуждать, – оборвал ее Джейс. – Я обнаружил уже массу недопущений в технологии поддержания системы, и подозреваю, что это только начало. Порча хотя бы одного из всех кристаллов, – он окинул взором тысячи сияющих точек по периметру колонны, – может привести к аварии.

Де Блан вздохнула.

– Ты очень ответственно подошел к вопросу.

– Не иронизируй. Лучше помоги Виктору.

– Я этим и занимаюсь, – резче, чем нужно, произнесла де Блан. – За последнюю неделю ты всего раз заходил в лабораторию, и то, чтобы лишь посмотреться в собственное отражение на панели одного из осциллографов!

Джейс прищурил свои зеленые глаза.

– Чего ты добиваешься, Алекс? Мне что, бросить все и вновь заняться безумными экспериментами, вместо того, чтобы поддерживать уже существующие?!

– Твое участие очень важно.

– Я же сказал, что доверяю вам, и в мое отсутствие…

– Ты видел Виктора?! – гневно воскликнула де Блан. – В твое отсутствие скоро от него ничего не останется!

– Ну так будь рядом! Где ты сама была все это утро?!

На этот вопрос правду де Блан никому и никогда бы не сказала. Даже Виктору…

– Я просто хочу, чтобы ты адекватно оценивал ситуацию.

– А может, ты хочешь занять мое место? – продолжал Джейс. – Может, профессор, вы просто завидуете, что не вас назначили Консулом?

Де Блан ахнула.

– Глупый мальчишка! – выпалила она, разворачиваясь на пятках.

Джейс сверлил взглядом ее фигуру в черном костюме, пока она не растворилась в темноте противоположного конца моста.

========== 14 ==========

– Если раньше мы использовали определенные комбинации рун, найденные в манускриптах, и регулировали лишь частоту, чтобы «сработало», – вещал Виктор, параллельно крутя ручки на приборной панели, – то сейчас мы можем перебрать все возможные комбинации рун и проверить реакцию кристалла на них.

– Взломать код, – улыбнулась де Блан, перекидывая ногу на ногу, сидя на столе слева от устройства. – Ловко придумано.

– Хекс-ядро, – Виктор указал кивком головы на многогранник с нанесенными на пластинах рунами, при вращении которых устройству подавался нужный сигнал, – позволит обнаружить новые коды. Тысячи, сотни тысяч!