— Несправедливо! — пылко возразила я. — Это попросту неправильно. Почему это наследники экспериментатора ничего никому не должны? Это возмутительно!
— Таковы законы в Эвлонте, — сухо ответил Дэрек.
— Это возмутительные законы!
— Возможно, но от этого они не меняются, — его голос прозвучал безэмоционально, безжизненно, но от горечи, которую он скрывал, слезы болезненно сдавливали мое горло. — Леди Айла и другие драконицы, помогающие госпоже Цельессе во время отборов, к моему огромному удивлению, надавили на наследников того лорда, у которого служил отец. Те в результате назначили отцу пенсию, хоть любой суд, изучивший полностью прикрывающий наследников контракт, не присудил бы ничего. Пенсия пожизненная, но крохотная. Ее хватает на еду для отца, ни на что больше, но и это подспорье. Я, признаться, не рассчитывал и на такую помощь.
А я не рассчитывала на такой ответ. Из-за него у меня в голове как-то не складывался пазл. Если о прокорме для одного человека, то есть драконида, можно было не беспокоиться, а сумму, необходимую для оформления лицензии ловца и покупки артефакта можно было накопить за три-четыре года, почему Дэрек подрядился на такое количество работы? И алхимик, и патологоанатом, и внештатные заказы? Почему? Ответ оказался неожиданным и поразительно драконьим.
— С одной стороны, необходимость разрабатывать и создавать лекарство для отца — дорогое удовольствие. Очень дорогое. К этому добавляются траты на обезболивающее и другие поддерживающие его лекарства. Но с другой стороны, он не единственный член семьи с особыми нуждами.
Я удивленно вскинула брови.
— Мы уже говорили о запале, о магической искре, которая восстанавливается в определенных местах, — напомнил Дэрек и, дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: — Чистокровные, полу- и четверть-драконы должны восстанавливаться через разные промежутки времени, но одно остается неизменным. Это плата сам-андрунам. Драконицы-прислужницы, не имеющие человеческой ипостаси, не восстановят запал полностью, если дракон не оплатит лечение. Не потому что они корыстны, а потому что просто не смогут. Платить нужно золотом.
— Другие металлы не подходят? — на всякий случай уточнила я, хоть и предугадывала отрицательный ответ. Во всех сказках драконы до ужаса любили золото. Красивый, но совершенно бесполезный для них в условиях европейского фольклора металл. Может, Дэреку удастся ответить на терзавший меня в детстве вопрос «зачем драконам именно золото»?
— Нет, не подходят. Их сложней зачаровать должным образом. Ведь расплавленное золото необходимо для защиты и насыщения яиц магией. Его используют в составах, нужных для лечебных заклинаний сам-андрун. Основ их волшебства я не знаю, поэтому не возьмусь рассказывать, — он развел руками. — Понимаешь, то, что происходит на Острове, — таинство, жизненно необходимое волшебство. За свои чары сам-андруны берут вполне умеренную плату, но золото тоже пришлось копить.
Дэрек говорил о запале, об Острове, о том, как улетел, оставив отца на попечение деда. Я коварно подлила ему еще вина, но это спаивание было вознаграждено честными и до слез откровенными словами о жесточайшей экономии, о бессонных ночах и работе над составами и формулами. Рассказом о том, как старший Алистер распорядился зельем, на которое его сын потратил все силы и деньги, оплачивая не только сами редкие ингредиенты, но и взятки, благодаря которым удалось выбить составляющие вне очереди.
Вряд ли я услышала бы все это, не будь алкоголя, развязавшего язык Дэреку. Он не хотел жаловаться или сетовать на судьбу, даже сейчас не давал собственной оценки поведению и поступкам отца. Просто рассказывал о своей жизни.
Мы сидели в беседке, укрывшись одним большим пледом. Дэрек попробовал сказать что-то о приличиях, но я отрицательно покачала головой и взяла его за руку. Когда наши ладони соприкоснулись, случилось нечто странное, но прекрасное — эмоции Дэрека в одно мгновение стали ярче, красочней, выпуклей. Они полностью завладели моим вниманием, и с этой минуты я уже почти не слышала слова Дэрека. Я воспринимала его рассказ на каком-то немыслимом прежде уровне. И на этом уровне я ощущала, как мое сочувствие сглаживает колкие грани досады, притупляет шипы горечи, расслабляет тугие узлы постоянно скрываемой, подавляемой обиды на отца.
Перед глазами возникали картины общения обоих Алистеров. Я словно проживала эти моменты вместе с Дэреком, чувствовала боль от ударов эмоциями, слышала несправедливые упреки старшего Алистера. Я будто сама в который раз объясняла ему, что ранящие разряды ментальной магии — не моя выдумка, что это подтвердили судебный и другие лекари. Что затворничество в доме — необходимость, способ избежать тюрьмы. Вместе с Дэреком я умоляла его отца принимать лекарство и заверяла, что побочные действия сведены к минимуму. Я чувствовала, что на лекарство Дэрек тратился только, когда терпеть постоянные удары становилось совсем невмоготу, когда требовалась хоть небольшая передышка.
В воспоминаниях Дэрека я очень четко видела самого токсичного родителя во всех мирах. Ему будто мало было и заботы, и самопожертвования сына, и спасения от тюрьмы. Он ни в грош не ставил Дэрека и постоянно говорил гадости, пытался унизить. Старший Алистер словно не понимал, что Дэрек живет лишь мечтой об индивидуальном артефакте для отца и зависящей от этого собственной свободе. Дэрек, хороший сын и человек, то есть дракон, не мог бросить отца. А по мнению Корвина Алистера, сын был его личным рабом, по гроб жизни обязанным родителю всем.
Я знала, что Дэрек рассказал намного больше, чем собирался. Из-за поводка, из-за того, что мне удалось использовать эту связь именно так. Это я хотела, чтобы Дэрек поделился наболевшим, потому что так я видела поврежденные чувства и могла их лечить.
Не представляю, откуда пришло это знание, почему я так была уверена в терапевтическом эффекте, но считала аксиомой то, что помогала Дэреку. Помогала. И лучшим определением для этой помощи было слово «исцеление».
***
Вера слушала с сердечным участием и пьянящим похлеще любого вина пониманием. Дэрек сидел рядом с девушкой, сжимал ее руку, залежавшийся плед пах пылью, от выпитого совсем немного кружилась голова, у колдовского огонька вилась крупная ночная бабочка. Рассказ, непоследовательный, не отражающий хронологию событий и сбивчивый, приносил облегчение. С каждым ударом сердца дышать становилось все проще, словно кто-то разрезал тугие незримые ремни, стягивающие грудь. Последний раз Дэрек чувствовал себя почти так же хорошо на Острове, засыпая под целебные песни сам-андрун. «Почти так же хорошо», потому что чары островитянок были общими, одинаковыми для всех. А Вера… Вера как-то воздействовала лично на него, помогала открываться, избавляться от трудных мыслей и воспоминаний.
Это откровение потонуло в тумане слабости и сонливости. Приятная расслабленность, которой хотелось наслаждаться, тоже напомнила о месте восстановления запала. Исцеляющие мази и благовония, растирания и ванны так же погружали дракона в дремотную негу. Дэрек чувствовал, что язык начинает заплетаться, а подбор правильного слова требует все больше и больше времени. Он хотел попросить у Веры прощения за это, но, встретившись взглядом с сероглазой девушкой, прошептал:
— Ты удивительная. Я ещё ни с кем не испытывал подобного.
Она не ответила, только улыбнулась, а отклик ее эмоций был обворожительным. Дэрек знал, что его слова отразили мысли Веры, а еще ясно понял, что очень нравится ей. Чувству, озарившему душу мягким солнечным светом, Дэрек не нашел бы определения, даже если бы искал. Чуть крепче прижав к себе Веру, он просто наслаждался моментом.
ГЛАВА 8
Утренний ветер упруго натягивал кожистые крылья, теплые лучи скользили по чешуе, ласкали морду, и Дэрек блаженно щурился, наслаждаясь полетом. Огнедышащие, как давно он не летал. Простое удовольствие, на которое вечно не хватает времени. Дэрек вдохнул полной грудью прохладный воздух и чуть накренился, ловя поток. Рядом кто-то сонно и недовольно застонал.