Не хочется признавать, но я им страшно завидую!

Я получил в руки свой кодати. По сравнению с деревянным, он тяжелей. Странно… а я-то думал, я сильней. Кто-то уже вынул свои клинки из ножен и разыгрывал неуклюжую битву самураев, стуча ими, как палками. Неужели, они успели забыть и то, чему он нас учил? Под строгим взглядом учителя все прекратили свои бессмысленные кривляния. Что-что, а взглядом вышибить всю дурь из учеников он всегда умел.

Не знаю, мог ли он так делать, когда ещё был спортсменом, лучшим в своём деле. Травма, полученная им несколько лет назад, вынудила его бросить большой спорт. Некоторое время про него вообще ничего не было слышно. Ходили разные слухи насчет того, что с ним случилось. Кто говорил, что он лечится за границей, кто – что он вообще запил. А потом он вдруг снова появился и занялся тренерской работой. Не уверен, были ли у него до этого ученики…

Все с нетерпением ждали, что нам скажут делать с мечами. Догадки были самые разные. Кто-то думал, что мы начнём изучать совершенно новую технику, другие считали, что будем добивать старую, но только с настоящими мечами. Третьи размечтались, что им позволят поучаствовать в настоящей битве. Но не тут-то было. Он редко баловал нас подобными подарками. Другое дело – они. Нам было велено взять кодачи за рукоять, вытянуть руку вперёд и стоять. Мы проделывали это с деревянными мечами, но стальные были не в сравнение тяжелей, а тут ещё надо было поднять одну ногу, положить ножны на носок и стоять так. Задача была ясна, но не проста: удержать равновесие и не сгибать руку с мечом. Это было новое упражнение взамен старого. Прошло совсем немного времени, когда многие начали пошатываться, балансировать свободной рукой, а их вытянутые руки дрожали под тяжестью клинка. Кто-то уже тихо жаловался, что это тяжело. Все привыкли стоять так до одурения с деревяшками, но сейчас это казалось непосильным. И у многих, наверно, ветром пролетала мысль бросить всё и свалить домой.

Учитель не обращал внимания ни на чьи жалобы, будто вовсе их не слышал. Моей он не услышит. Я стиснул зубы и терпел, как терпел всегда. Убеждал себя, что мы наконец-то продвинулись дальше, что он доверил нам стальные клинки спустя столько времени. Может, он, наконец, повысит нас в звании? По крайней мере, меня. Ведь я его лучший ученик!.. среди младших. Я всегда исполнял все его приказы, никогда не жаловался и не просил поблажек. Я никогда не опаздывал (сегодняшний день был случайностью). Неужели они настолько лучше, чем я?

Тут дверь скрипнула. Все, кроме учителя, повернули головы. Я почувствовал в мышцах ещё большее напряжение, нежели раньше, а по телу пробежали мурашки. Казалось, мышцы вот-вот разорвутся, как перетёршиеся канаты. Моё терпение было на пределе, а тут ещё… Я думал о них, постоянно сравнивал себя с ними, но никогда не жаждал их лишний раз увидеть. Скрипнула дверь и в зал тихо вошли они – старшие ученики.

Учитель повернулся к ним и каждого вежливо поприветствовал, назвав по прозвищу – они склонили головы. Носить прозвища дозволялось только им. Не знаю, что они значили (а звучали они совсем просто), выбирали ли они их или учитель сам назначал. Вот только иметь прозвище считалось большой привилегией. Второе имя служило подтверждением второй натуры – воина… и что-то вроде посвящения в старшие. И я давно мечтаю, когда и меня наградят вторым именем. Сколько бы я ни перебирал разные, ни искал что-то подходящее в книгах по истории, самурайских фильмах, я не мог найти того, что смог бы по праву считать своим вторым именем, второй натурой, второй душой. Какая душа была у этих людей…? я не могу определить этого по прозвищу. Потому что, каким бы простым оно ни казалось, оно имело свой потаённый смысл, знать который мог далеко не каждый. И я не знал.

Поздоровавшись с ними, учитель снова повернулся к нам. А они тихо прошли за его спиной. На каждом из них была такая же восточная форма, как на учителе. В руках они держали свои мечи, которые младшие ученики провожали завистливым взглядом. Старшие отошли в уголок и расположились на небольшой площадке возвышением в одну ступеньку. Оно было похоже на сцену или площадку для поединков, но сейчас там у боковой стены располагался телевизор и DVD-проигрыватель. Только эти два предмета нарушали атмосферу в зале, в остальном напоминавшем зал в школах боевых искусств Востока.

Я не мог повернуть головы и посмотреть, но, кажется, они вставили в проигрыватель диск и, судя по тихим звукам, смотрели какие-то поединки, толи фильм такого характера. Меня это так взбесило, что я на время позабыл, что мои мышцы трещали по швам! Они имеют всё, о чём бы я мог мечтать! Не отрицаю, что, возможно, они хорошие воины, и они были его первыми учениками всего каких-то четыре года назад, а им уже тогда было по четырнадцать! Но они не переживали тогда то, что сейчас терпим мы. Каждый раз. Тренировка за тренировкой. Никто их тренировок никогда не видел. Даже учитель оставляет им зал, а сам уходит с нами. Неужели он им настолько доверяет? И что же? Я чуть ли не со скоростью света бежал сюда, чтобы не опоздать. МЫ валимся с ног от усталости из-за этих адских тренировок! А ОНИ… приходят, когда захотят, садятся смотреть телевизор, будто они в кино пришли! Переговариваются, смеются, глядя на нас свысока! Он им даже слова против не скажет! Они имеют на поясе великолепные мечи. Носят свои прозвища, как корону!

Было дело, когда одна из наших девчонок как-то размечталась вслух, какое у неё будет прозвище, а учитель, смеясь, сказал, что она только младшая ученица, и обернулся через плечо, преисполненный гордости, где сидели его старшие ученики. Помню, как задело меня это, даже учитывая, что это не надо мной он тогда смеялся. Но они… сделали вид, что не услышали ничего. И за всё, что учитель для них делает, они даже не платят ни гроша! Это нечестно!

– Достаточно! Можете отдыхать, – сказал учитель, и все повалились на пол от усталости. – Я же сказал: «Достаточно!» – повторил он, обращаясь ко мне.

Я слишком ушёл в свои мысли, даже не заметив, что пересёк все свои пределы. Я не мог обратно согнуть руку, я чувствую сильную боль. Учитель заметил это по моему лицу. Я даже благодарен упражнению. Он подумал, что лицо такое красное и почти перекошенное от напряжения в мышцах. Какое-то время так и было, но потом оно таким стало из-за гнева.

– Разотри руку сам, – говорил он, потирая её своей прохладной ладонью и потихоньку сгибая.

– А они тоже так делали до посинения? – спросил я, указывая на старших учеников и пытаясь скрыть раздражение.

И он не ответил мне, а только усмехнулся!

– А что они там такое смотрят, интересно? – сказала одна из учениц, выворачивая шею, пытаясь разглядеть изображение на экране.

Тренер окликнул одного из них по прозвищу.

– Дети интересуются, что вы там «такое» смотрите, – учитель слегка передразнивал голос своей ученицы.

Дети!

– Это записи соревнований, – невозмутимо ответил старший ученик.

Они привыкли к вниманию и любопытству младших, поэтому реагировали весьма равнодушно, воспринимая это как должное.

– На прозвище откликается, как на своё имя, – заключила ученица, усмехнувшись.

– Не так долго осталось, и мы получим свои прозвища, – с уверенностью заявил самый младший из нас, ему только недавно исполнилось девять, он всегда мечтает больше всех нас вместе взятых.

– «Не так долго»! – посмеялся тренер. – Вам до них ещё далеко.

Они делали вид, что ничего не слышали и продолжали переговариваться насчёт увиденного на экране, но я-то знаю… что они всегда ловили каждое слово, когда речь шла о них.

– Два года! – не унимался младший.

– Гораздо дальше, – проговорил учитель, и его голос как-то изменился, стал более приглушённым.