Все вечера и с вечера до утра пели птицы о птичьих красках.
Иные краски ночные тайны птичьего царства, цветные тайны радужного пера.
Неземные краски наяву я увидел чудо никому не известные колера.
Я знаю, откуда птицы приносят сказку и о чем поют до утра.
Я знаю, из этой сказки мои певучие краски мне принесут ветра.
Перевод Н. Горской
391
164. МОРЕПЛАВАТЕЛЬ
И снова - море, лишь море со мною. (Там не звезда ли блестит серебром неверным из дымно-лиловой дали?)
А мне темнота сродни (души не прельстить звездою), лицом к необъятной мгле придвинут я вечной мглою.
Там, в волнах, - воля моя, в пустыне морской - надежда, таинственно населены темнеющие побережья.
Я - больше моря, но ум ничтожество мне пророчит, и в мире я одинок темнейшим из одиночеств.
Лишь мгла, единая мгла довлеет хляби и тверди, земля одна и вода одна для жизни. Или для смерти.
Перевод Г. Кружкова
393 165. НЕИЗМЕННО ТОЛЬКО ОДНО
Сосне посылает пальма трепетный свет, и трепетно пальме сосна шлет свой ответ.
Смугло-зеленая ночь была голубой и зеленой; "надейся", - мне говорит лик луны просветленный.
Но вера - всегда одна, неизменно только одно: в нашей душе живет то, что свыше дано.
Перевод В. Андреева
395
С. 395. Возможно, стихотворение "Неизменно только одно" (Рего lо solo) создано под впечатлением от стихотворения Генриха Гейне (1797 - 1856), широко известного у нас в переводе М. Ю. Лермонтова - "На севере диком стоит одинокоИ". Лермонтов несколько изменил смысл стихотворения Гейне. Если верно, что стихотворение Хименеса связано с произведением Гейне, то переводчик испанского поэта пошел "по пути Лермонтова": дело в том, что и по-немецки, и по-испански слова "сосна" и "Пальма" - мужского и женского рода, по-русски они - женского рода. Надо сказать, что Хименес высоко ценил творчество немецкого поэта книгу ("Далекие сады" (Jardines lejanos; 1904) он посвятил "бессмертной памяти Генрихe Гейне".
166. ЭТА СОБАКА
Голубизна голубых глубин в запредельность душа стремится! Бог лазурный подголубил все земное своей десницей.
Вышина, сошедшая с вышины, в ладони мои струится; собака по улицам тишины проходит Богом лазурнолицым.
Однако не сон ли приснился мне? И эта собака, быть может, снится... Или я видел ее в вышине, с Богом лазурным желая слиться? ..
Перевод Н. Горской
397
167. С РАДУГОЙ
Манит меня игра на арфе в недвижных тучах, музыка золота и серебра над вечным сияньем жгучим.
В скрещенье этих лучей двойных я бы думы свои озвучил: высокую облачность дней моих с радугой на небесной круче;
тебя, негаснущий окоем, виденье ночей летучих, твое отраженье в сердце моем, мое устремленье к тучам.
Перевод Н. Горской
399 168. ДАЛЬШЕ, ЧЕМ Я
Последние вспышки заката, за собой вы что увели? все мое, что исчезло в небе, все мое, что взяла земля, все мои затонувшие корабли?..
Что за далью, в этой дали дальше моря и неба, дальше предельных пределов земли?
Дальше веков, что во мрак ушли, дальше грядущих эпох, дальше смертей и рождений, распыленных в звездной пыли?
Дальше меня и моих озарений, дальше снов, что быльем поросли, дальше предбытия и небытия моего - дальше моей неземли?
Дальше, чем я и мое ничто, дальше, чем я в ничто - на мели всех никуда, никогда и нигде, дальше дали самой... и - дальше - вдали?
Перевод Н. Горской
401 169. СОСНЫ ВЕЧНОСТИ
На запоздалом рассвете скоро и я в синеву, за корабельную рощу, к вечной сосне уплыву.
Нет, не под парусом белым. Вынесет тело волной, той молчаливой, что сменит мертвую зыбь тишиной.
Там, где свидания вечны, с солнцем сойдется звезда и не пришедшего встретит тот, от кого ни следа.
Будет нас пятеро равных в сетке теней на свету. Равенства голая сущность все подведет под черту.
Из бесконечного вычесть так же нельзя, как причесть. Раз несущественна разность, все остается как есть.
403
И чтоб душа не смолкала в их отголоске морском, вечные сосны сомкнутся над первозданным песком.
Перевод А. Гелескула
405 170. ИЗВЕЧНЫЙ КАРМИН
Этот кармин не иссякнет, кармин вечерних долин, карминовая кантата из глубины глубин.
В лиловой ночи необъятной горит заката кармин; рядом с рассветом красным горит заката кармин; рядом с лазурным полднем горит заката кармин.
Заката карминные волны, стойкой сосны рубин беспредельное умиранье пламени средь руин.
В сердце, тоской объятом, горит заката кармин; в сердце карминно-красном горит заката кармин; в сердце бесстрастном горит заката кармин.
407 Никогда не погаснет небесный костер-исполин, вечности яркая ясность за пределом земных долин.
Перевод Н. Горский
409 171. ЛУЧШАЯ НОЧЬ
Я успокаивал долго и убаюкал как мог, а соловей за стеною даже к утру не замолк.
И над постелью звенели, тая, как вешние льды, самые синие звезды, все переливы воды.
"Слышишь?" - я спрашивал. "Слышу, голос, как дальний отлет, сник и приблизился снова: Как хорошо он поет!"
Можно ли было иначе слышать разбуженный сад, если душа отлетала, силясь вернуться назад,
если с последним усильем стало светлей и больней видеть последнюю правду и потерять себя в ней?
411 Можно ли было иначе там, на исходе своем, слышать уже ниоткуда слитно со всем бытием? перевод А. Гелескула
172. ДЕРЕВЬЯ-ЛЮДИ
С волнами мглы пройдя сквозь густой шиповник (были цветы нежны и круглы), я прокрался под вечер туда, где застыли стволы.
Одиночество было извечным, был бесконечным немой простор. Я деревом стал меж деревьев и услышал их разговор.
Улетела последняя птица из моего тайника, только я остался в укрытье, где клубились темные облака.
Я собой не хотел становиться я боялся вызвать их гнев, как дерево чуждой породы средь народа вольных дерев.
И они позабыли мой облик облик блуждающего ствола, и, безликий, я долго слушал, как беседа деревьев текла.
415 Я первой звезды дождался и вышел на берег реки, где играли лунные блики, невесомые, как светляки.
Когда я к реке спускался, деревья смотрели издалека. Они обо мне догадались, и меня забрала тоска.
Они обо мне говорили сквозь опаловый зыбкий туман я слышал их добрый шепот... Как же им объяснить обман?
