– А сейчас ты пойдешь к сенатору и будешь с ним любезной! – поговорила приемная мать и в ее голосе, до этого таком сладком и обволакивающем, зазвучала сталь.

Аврора молчала, пытаясь открепить крылья от своего белого платья.

– Аврора! Ты оглохла, Аврора? Ты заставляешь господина Мадсена ждать! Аврора!

Навязчивое повторение своего имени действовало на нервы. Она понимала, что мать не отстанет, как понимала и то, что возражать ей бесполезно.

– Нет! – воскликнула Рори, справившись с треклятыми крыльями и швырнув их на софу.

– Что ты сказала, хамка? – прошипела мадам Франсон. – Забыла, на каких условиях мы тебя удочерили? Забыла, что обещала слушаться? Делать все, что велят? Или хочешь к своему настоящему папочке?

В горле встал ком, который Аврора никак не могла проглотить.

– Нет… – выдохнула Рори и ее нежный ангельский голос прозвучал хрипло и грубо, как у глубоко простуженной.

Видя, что бунт подавлен в зародыше и ее воле ничто не угрожает, Бригита поспешила надеть маску заботливой и чуткой матери.

– Моя милая, девочка, ангел, мы сейчас в слишком бедственном положении, и, боюсь, скоро все станет еще хуже! – ласково пропела Бригита, заботливо поправляя якобы выбившуюся из прически Авроры прядь. – И это не говоря о нашем долге господину Фальку! Надеюсь, ты помнишь, что именно на его деньги мы смогли купить уютный и комфортабельный дом, в котором живем? Содержать его стоит немалых средств, а в прошлом месяце господин мэр поднял налог на недвижимость! Ну пойми, кошечка, у нас нет иного выхода!

Аврора понимала. Поэтому, ни слова не говоря, вышла за дверь. В коридоре она столкнулась с Питом Фальком, ожидая, что он выскажет ей из-за неправильно подобранного репертуара, но Фальк промолчал, мазнув по ней долгим взглядом, как ушатом ледяной воды окатил.

Да, когда-то она поступила очень глупо, и поэтому сейчас у нее нет выхода. Она обязана подчиниться. Обязана, на веки вечные теперь обязана…

– Счастлив лицезреть твою неземную красоту, душенька! Вблизи ты еще красивее! – сразу перейдя на панибратское «ты», проговорил господин Мадсен и приложился мокрыми губами к ее руке. – Хочешь чего-нибудь выпить? Шампанское? Вино? Или что-то покрепче? Такое шикарное выступление не грех и отметить!

Гельмут Мадсен был крупным, уже немолодым усатым мужчиной лет под шестьдесят с объемным брюшком и внушительной лысиной, нелепо прикрытой тремя зачёсанными набок прядями волос. Но особого внимания заслуживало облачение сенатора: алый бархатный пиджак, в изобилии украшенный золотым шитьем, золотистый шейный платок и бордовая рубашка, узкий воротничок которой туго обхватывал его морщинистую шею. Он благодушно улыбался, но маленькие хитрые глаза так и ощупывали все изгибы тела Рори, как будто он хотел представить, какая она там, под платьем…

Чем Аврора сильнее отказывалась, тем настырнее становился Мадсен, и, в конце концов, налил ей игристого.

– Ну-ну, не отказывайся! Немножечко…– сенатор, ухмыляясь, протянул девушке бокал. – За такое знакомство ведь и выпить не грех! У тебя потрясающий голос. Вечно готов слушать дивные звуки, что издаются из этого чудесного маленького ротика! Ты – настоящая сирена, тебе кто-нибудь такое говорил? Знаешь, кто такие сирены?

– Нет, – сквозь сжатые зубы процедила Аврора.

Разумеется, где ж ей знать-то? Она – безмозглая певичка, которой в довесок к голосу вряд ли достался головной мозг!

– Это прекрасные девы, которые соблазняли мореплавателей своими волшебными голосами, – закуривая поданную ему Обергом сигару, снисходительно пояснил Мадсен. – Вот только, увы, нижняя часть тела у них была птичьей. У тебя-то все с этим в порядке, а, красотуля?

Случайно вдохнув вонючий дым сигары, Аврора закашлялась. Переглянувшись с хозяином, Оберг придвинул ей стакан воды, но Рори было противно его касаться. Она уже хотела встать, но тут Мадсен, вальяжно откинувшись в кресле, протянул:

– Слушай, малышка, а спой-ка «Девочки такие девочки»? Лично для меня сейчас споешь?

Шок длился секунды две, после чего Аврору перекосило. Песня была отвратительная, про однополую любовь, но вкус Мадсена ее почему– то совсем не удивил.

– Сегодня я больше не пою, – девушка резко поднялась.

– Мисс Франсон, господин сенатор очень просит! – улыбчиво проговорил Оберг, удерживая ее. – Он заплатит, сколько скажете! «Девочки такие девочки»! Господин Мадсен просто обожает ее!

– Этой песни нет в моем репертуаре, – вырвав руку, отрезала Рори и тоном, далеким от вежливого, добавила. – Очень… приятно было пообщаться с вами и с господином Мадсеном, но мне пора. Хорошего вечера!

Когда девушка проходила мимо виповского столика, то наскочила на какого-то мужчину. Не глядя, она извинилась и чуть ли не бегом бросилась прочь. Впечатление от общения с городским сенатором, как того и следовало ожидать, было не самым приятным… Если честно, просто отвратительным!

– Ну, как все прошло? Ты была с ним мила? – сразу же набросилась на Рори приемная мать.

– Прекрасно, – лаконично отозвалась Аврора и принялась стягивать с себя белое платье, которое теперь почему-то казалось ей грязным.

Впрочем, никаких надежд, что Бригита Франсон останется в неведении по поводу того, что произошло, девушка не питала.

Карающая длань настигла Аврору в фойе, когда она натягивала вязаную шапку на свои темно-рыжие волосы, из которых уже вытащила гребень и все шпильки. Приемная мать, которая немного задержалась (явно для того, чтобы узнать подробности встречи Рори и сенатора), ураганом налетела на Рори, схватила ее за плечи и буквально вжала в стенку.

– Ты нахамила ему, дрянь! Не спела песню, которую он хотел!

– Я ее не знаю, – пробормотала Аврора, покосившись на Пита Фалька, который, как назло, тоже вышел в фойе.

Больше всего на свете Рори не хотелось, чтобы кто-то слышал этот унизительный разговор, а уж тем более сын хозяина кабаре.

– Не знаешь? – в неконтролируемой ярости Бригита Франсон ударила Аврору по щеке. – Сам сенатор оказал тебе такую высокую честь! Ты должна была быть с ним любезной! Слышишь ты? Лю-без-ной! А уж теперь-то он явно не захочет связываться с такой хамкой, как ты! Ты все испортила! Абсолютно все!

Прижав ледяную ладонь к горящей щеке, Аврора, отвернувшись от Пита Фалька, который, наверное, насладился этой безобразной сценой сполна, быстро прошла к дверям.

На крыльце кабаре мать закурила длинную тонкую сигарету, пуская колечки дыма в холодное ночное небо.

Февраль только начался, и обещал быть крайне суровым – ночью температура опускалась до тридцати градусов.

– Все равно ты уступишь, девочка, – проговорила Бригита Франсон, глубоко затянувшись. – Как уступала всегда. Ты приглянулась сенатору. И ты дашь ему все, что он пожелает! Пошли к машине… деточка.

От ее слов на Аврору повеяло такой безнадежностью, что девушка, низко опустив голову, изо всех сил постаралась избавиться от набросившихся на нее мрачных мыслей. Теперь окончательно ясно, куда клонит Бригита и это так омерзительно, так противно, что даже не укладывается в голове.

Зато около машины приемную мать ждал сюрприз – а именно отсутствие таковой. Непонятно правда, кто польстился на автомобиль мадам Франсон, но факт оставался фактом – старенький опель со стоянки кабаре бесследно исчез, причем даже камеры видеонаблюдения не зафиксировали факта его исчезновения. Просто когда рядом с ним парковалась другая машина, он был. Но эта самая машина закрыла его собой и когда она отъехала – опеля на месте уже не было.

С тоской наблюдая, как разоряется приемная мать, бегая по темной и холодной парковке, Аврора накинула капюшон куртки, так стала уже порядком замерзать. Как назло, она еще перчатки забыла, и теперь терла ладони, пытаясь отогреть леденеющие пальцы. Танцы с бубном Бригиты Франсон не имели совершенно никакого смысла, смысл имело позвонить в полицию, а потом вызвать такси. Когда-то же эмоции ее отпустят, и она догадается это сделать?

Но, как выяснилось, Рори недооценила свою дальновидность своей приемной матери. Вдоволь набегавшись и накричавшись в том духе, что «подонки, угнавшие ее опель, кровавыми слезами умоются», Бригита сгенерировала по-настоящему блестящую мысль: