- Ну, данный вопрос настоящую науку вообще не интересует. Зачем изучать матрешку до бесконечности? Выведем кривую распределения, и продолжим ее черту до реально необходимых значений. Главное у курицы вкусная печенка, есть мочевой пузырь, а клюв не съедобен.

  Так началось знакомство с человеком, который для Лури всегда состоял из смеси восхищения и частичного неприятия.

  Только где-то надсадно звенели комары. Солнце истомило разнотравье. И зеленая масса поникла вниз к прохладной коричневой Земле. Никак им без друг друга.

  Я сорвал соломинку и жевал ее, чувствуя солоновато несъедобный вкус соединения Солнца и Земли.

  Внизу, в колодце здания жужжала большая перемена. Давно уже не выпадало столь интересной причины для ее насыщения звуком. Девицы, конечно, не появлялись, но что толку, разговоров хватит недели на две.

  - Нет, вы представляете! - восторженно хихикал прыщавый верзила в косоворотке. - Они еще в защиту подали. Обляпались, но стекло и не пахнет. Какие фотогеничные женщины!

  Надо сказать, что выгоняли из Вышки довольно часто, под разными соусами, иногда и напрочь. Поболее зелени и бойкости лихой, менее за прилежную тупость. Случаи, как правило, курьезные. Рассказывали, например такое.

  Однажды группа старшаков крепко подгуляла. Где-то на путях неисповедимых к ним причепился строевик в летах, звании и состоянии столь же изумительном. Через некоторое время, один из весельчаков раздел вяло мычавшего офицера и напялив погоны, отправился разыскивать подчиненных для себэ, в личную эксплуатацию.

  И добился своего таки. В момент оперативного ареста, ученый муж командовал подразделением из полутородесятка младших чинов. Кагорта доблестных подчиненцев прилежно выполняла строевые распоряжения, браво маршируя по темному пятаку асфальтового двора. Так вот, его выгнали, можно сказать за гусарство. Но назвать дам гусынями или гусарынями? Позвольте, слишком.

   Началось с того, что один из странных странников преподов, тех, что вечно суют нос не в тот угол, решил посмотреть, что там - выше бункера Ослыча. В самом конце глухой лестницы в небо, он обнаружил удивительное видение.

  Еще на минуту ниже, его достало ощущение о дырявости крыши. Вверху как видно шел дождь, и его слегка обмочило. Но при более детальном рассмотрении источник влаги оказался практически невероятным. На верхней площадке, мило покуривая, расположившись между ступеней пролета, мочились две юные гусарыни.

  Удовольствие от новых, запретных переживаний оказалось столь сильным, что дамы и свидетеля заметили не сразу. Как он визжал, вырвавшись из лап первичного онемения, как он топотал ногами. Радостное известие в считанные секунды облетело учебное здание. Настоящий триумф абсурда, и какой. И после сих событий, они хотят остаться в Вышке?

  - Смешно... - думал Луря. - Впрочем, посмеются и забудут. Есть вещи и посерьезнее.

  Субъекты

  Не только меня, но, похоже, мир наш, пугает любая однозначность. Просто красивая мысль в корне не верна, ибо она проста. А если вещь проста, то это значит, что исчерпан еще один уровень ее осмысления. Черное и белое не чередуется в нашей жизни, а мелькают с непостижимой быстротой, по феерическим законам вероятности.

  К счастью, чересполосица не делает бытие однобоким и безнадежно серым. И я не перестаю удивляться мельканию красок радуги. Иногда мне кажется, что в столь глупом занятии и состоит смысл нашей жизни. Но кто поймет, где единство становится противоположностью? И только умоляю Вас, не думайте о течении Времени, о том, что с ним связано...

  Сколь разнообразен мир мелко и масло питающихся. Каких только видов не обнаружишь. Там далеко внизу за удобной кафедрой, постоянно таится нечто интересное. Сегодняшний индивидуум с интеллигентной, профессорской бородкой, начал свои объяснения отличий стула от стола.

  Препод на личном примере показывал, что писать на стуле неудобно, сидеть на столе неприлично (особенно в короткой юбке). Подпрыгивал вокруг и на упомянутые предметы с многочисленными ужимками. Он мотивировал легкие наезды на интеллект публики, непередаваемым личным опытом борьбы с природной тупостью слушателей и их начальных преподавателей.

  Отнюдь, он не проявил себя самым оригинальным. Луре больше запомнился тот, который представился прямолинейно - Профессор Гад. " У каждого студента есть свой профессор гад, я буду вашим" - неплохое высказывание.

  В чем преподы доподлинно уверены, так это в высочайшей, запредельной важности своего предмета. Как позднее понял Луря, каждый из их курсов представлял золотой венец высшего образования. А что изучалось до столь знаменательного события, составляло прелюдию к большой прекрасной вещи называемой "..." Вывеску меняли регулярно, раз в три месяца. Но все те же черные ящички занимали Лурю, ящички и их обладатель.

  Слепой

  Давно немытое, блаженное лицо с улыбкой на губах в лохмотьях. Глаза прячутся за непроницаемой защитой темных очков. Щеки портят ржавые прооспины. Слепой беспрерывно стучит палочкой, но сам еле двигается. Больше всего, поражают его ноги. Он бос, вяло шлепает коричневыми от грязи ступнями по непросохшим лужам.

  Сумасшедший - понимаю я чем-то внутренним. Серая громада-балахон плаща. Босые, беззащитные ноги, неверно попирающие землю.

  Вдруг слепой насторожился. Палочка будто живая завертелась в его руках, затем как стрелка компаса твердо уставилась в мою сторону. Я поежился и, предчувствуя неприятное, двинулся подальше от блаженного счастливчика. Но за спиной раздался колючий, призывный голос: - Обождите молодой человек, обождите!

  Словно несомая дурным ветром тень, слепой плавно двинулся в мою сторону. В его удивительно бесшумном движении ощущалась абсолютно нереальная угроза. Мне казалось, что он хочет заслонить собой небо.

  Испугавшись по-настоящему, я со всех ног ринулся прочь. Но слепой и не думал отставать. Как настоящая ищейка, он прилип к моему следу и изо всех сил старался сократить расстояние. Я вилял среди груд мусора, будто на гонках в не нашем, бандитском кинофильме. Вдруг сзади что-то загрохотало.