Вы то помните детскую загадку, как протащить верблюда через иголье ушко? Я помню, еще кое-кто помнит. Определенные ведомства, потихоньку шевелят пальчиками и спускают разнарядки. Поверьте, очень немногие могут усвоить, и пользоваться данным парадоксом. Но вещь стоящая, нужная. Будущее за ней.
Главное, нащупать устойчивую связь. Дергают за ниточки как попало, только идиоты. Тут терпение необходимо. Научную базу под закономерности подвести. Алгоритмы разработать. Пусть себе потихонечку, зато надежно. Стронем с места колесо, а раскрутить не проблема. Желающие найдутся.
А в Вас что-то есть, - он еще раз улыбнулся Луре и дружески, коллегиально похлопал ученика по плечу.
Вот уж чего измерить не возможно, так это сколько разговоров вмещается в одного человека. А в нас - школяров, вмещалось во много раз больше. И о чем мы только не переговорили. И где это только не случалось. А годы сортировали, раскладывали учеников по полочкам.
Будущие магистры нужны разные, но строго определенных калибров. Подразделений не так много, и Луря неплохо в них разбирался. Может, занятие и считалось нечестным, но позволяло хорошо ориентироваться в многообразных жизненных перипетиях.
Пожалуй, классификация полезна и Вам:
1. Клуша - сделать ВУЗ, т. е. выйти удачно замуж. В стипендии не нуждается; попадаются домовито - симпатичные; говорливы, податливы на определенные части тела.
2. Наседки. (Как правило, с периферии). Им помогли один раз, больше вряд ли. Довольно хватки, но до хваткости глупы. Зачем много знать, если можно много иметь. Предложись ближнему своему. Но зацепит, нытьем не отпустит.
3. И вы милые лисоньки. Честолюбивы или без, но всегда с крепкими коготочками. Я не беспокоюсь о вас. Вокруг вас мир крутится. Да и не без вашей посильной и постельной помощи.
4. О вы бобры трудолюбивы, ваш заработанный кусок... Их мало, но они настойчивы. Не из пробкового материала, наверх не выпрыгивают, и каштанов из огня не таскают. За то зубы...
5. Петухов много, они разноголосые. Бойкость приятственна. Что ждет их? Они по нраву дамам, и таинства науки их не захлестнут. Не берите в голову. Не ломайте ноги на принципах. Глядь и такой петушок на самой башенке.
6. Молодой орел - беркут или гриф с годами. Кто сказал, что они благообразны. Это их лакированная оболочка. Одет с иголочки, зачищены и отполированы перышки честолюбия. Вам жить да жить, и жить ладно.
Бывают крысы и тут, но рассказывать противно. Есть типы промежуточные. Есть выдающиеся. Но их так мало, что говорить о прочих, сейчас не ко времени. Если мы такие разные, то почему строем ходим? Живем семьями и полигамными коллективами? Почему одни других учат? И чему, в конце концов? Значит, есть что-то общее.
Честно говоря, Луря давно спал с Лисонькой. Маменька, как она себя называла, была вовсе не дурна собой. Да и Луря ничего не ведал о возрастных и прочих приличиях. Просто до сего случая, с ним ничего такого не происходило. Более того, отрок весьма удивился, узнав о необходимости тщательного сокрытия приятных обстоятельств от Хозяина.
А что же Сам? Да нет, он как всегда занят, смертельно занят. И разве мог он отказать хотя бы в чем-то милой Лисоньке. Эта женская ласка и забота стала для Лури таким откровением, что он бы влюбился по уши, если бы не некоторые обстоятельства.
Старая история
Податель сего сожжен прилюдно, на площади города, как колдун, вероотступник, сатана в образе человеческом.
"Мне двадцать семь лет, и вот уж который год я одержим одним и тем же. Я помню этот день лучше, чем любой другой в своей никчемной жизни. Будь он проклят.
Шатаясь по запутанным, грязным лабиринтам вечно пьяного портового города, я не внимал голосу божьему, остерегающему. Я вошел в один из мерзких кабаков, рассадник пороков человеческих. Ведомый под локти бесами пьянства и разврата, я хотел предаться беспутному веселью. Но ждала меня гиена огненная. Знать бы тогда, остановиться".
За грязным, уставленным кружками и объедками столом, с трудом удерживая равновесие, сидел старый, почти седой моряк. Плачевный вид его одежды недвусмысленно указывал, как долго не находилось работы для пришлого человека, и что он за сие бедовое время, успел пропить.
Стол был дубовый и ему безразличны удары тяжелых, просоленных кулаков. Старик призывал Небо и Ад на чью-то голову. Удары следовали после патетически потрясаний руками над головой, сопровождались разнообразными наклонами и раскачиваниями. Одновременно моряк изрыгал целые потоки скверных, незамысловатых ругательств.
От прочих столов к нему тянулись руки издевательской помощи :
- Так Педро, подбавь им еще, давай насаживай.
А он уже не мог выражаться по-человечески и только брызгал слюной в разные стороны. Наконец опять послышалось что-то членораздельное:
- Я сам видел этот гроб. Он такой тяжелый, что пятеро не смогли сдвинуть дьявольскую тушу с места. Он даже не покачнулся.
Но как видно, устно-творческая часть забавы успела поднадоесть привередливой публике. Она возвратилась к недопитым кружкам, оставив рассказчика в полном одиночестве.
Да и он давно смирился с избитой временем ролью. Тупо оглядевшись вокруг, моряк понял, что вышел из внимания окружающих и бессильно уронил голову на грязную корку стола.
Я взял у хозяина кувшин с вином и подсел к седому клоуну. Меня сильно заинтересовало столь веселое предисловие. Прихватив голову пьяницы за волосы, чуть приподнял, затем отпустил. Стол слегка вздрогнул, голова двинулась вверх сама и изрыгнула мерзкую хулу Господу нашему и мне грешному вместе с ним.
Но маленькая серебряная монета, вертящаяся волчком, так заворожила беднягу, что он забыл закрыть свой поганый рот. И так проступило кровавое пятно той беды, из которой мне не выбраться никогда.
Я слышал историю не в первый раз. Который год по городу ползли слухи о странном острове, гробе, парящем в воздухе и ключе к нему, который был то ли утерян, то ли невидим. Говорили также о драконах, его стерегущих. Предупреждали том, что остров может скрыться в самый неудачный момент под водой. Да много еще, о чем говорили.
