Мой лично лопнул Юрка - брат Володи. Зато разрешили снять сбрую (так Квашнин обвязки называет). Полегчало. Особенно за чаем.

   Но отдохнуть по-настоящему опять же не дали. Я последние чаинки сплевывал, когда мужички загоношились.

   - С горки кататься будем, с горки, - и усмехаются не добро и загадочно.

  Долго перлись по пыльной осыпи вверх и на противоположный склон. Правда, и по скале шли немного, но так - в связки не цеплялись. Полого. Наверху скала странная - в дырочку. Сама круглая и дырки такие же. Метров сорок - сорок пять высотой. На ее темечке глыба с дом - чудом каким-то прилепилась. Я лезть на макушку не захотел. Она над пропастью почти половиной тела нависла - того гляди, вальнется.

   - Она не падала ? - спрашиваю у мужиков.

  - Падала, - со вкусом и весомостью отвечает Горбунов, - три раза на место ставили.

  Ну ржут хором. А что смеяться, когда из щели арматура, трубы торчат. Значит кто-то сдуру пробовал махину свалить. Но куда там - в ней тонн сто, не меньше.

   Мужики трос натянули между двумя огромными скальными болдами. Вот тебе и горка. Под тобой метров пятнадцать не меньше. За трос карабином цепляешься - и поехали на салазках. Весь в веревках будто паук в паутинке. Страхуемся по полной программе. Но тетки орали как резаные. Я и не пикнул. Скатился целых два раза и кучку синяков заработал.

   Тут ведь не рассчитаешь. Веревку то передадут, то зажмут лишнего. А карабин по тросу - сыр по маслу. Скорость в три секунды набираешь. Дух захватывает.

   Поздно вечером, при свете костра нас принимали в скалолазы по-спартаковски. Вот это было зрелище. Нет, нас не мазали пастой и сажей. Нас не били калошами по бренному заду. Первый тест - на боязнь высоты. Мы, новички сидели в палатке и нас вызывали по одному.

   Я вышел вперед, чтобы не ждать. Предложили с завязанными глазами прыгнуть вниз с доски. Предупредили, что двое будут подымать ее над землей повыше, а я могу держаться за их головы.

   Из-под повязки ничего не видно. Как курица на хлипком насесте. Доску оторвали от земли, она заходила ходуном под моим весом. Я придерживался за макушки подымающих доску. Она медленно уходила вверх, а их головы вниз.

   Вскоре я был вынужден присесть, чтобы не потерять дружеские опоры под руками. Вокруг кричали - прыгай, а я не решался. Я не видел землю из-за повязки и боялся подвернуть грешные ноги. Наконец смущение одолело страх, я переклонился... И сразу же ткнулся коленями и носом в заботливо расстеленный спальник.

   Сорвал повязку, мои провожатые катались по земле и камням, крепко держась за животы. И правда, в этой ситуации лопнуть от смеха не мудрено. Я потом сам испробовал на сотоварищах. Доску поднимали долго и упорно, сантиметров десять над землей. А те, за чьи головы ты держишься, садились на карачки медленно и равномерно. Иллюзия полнейшая.

   Все уходит вниз, и тело теряет опору. Оно трепещет перед высотой, не представляя ее реальных размеров. Она кажется гибельной. И ты не веришь ни во что. Не веришь крикам, что ЭТО надо, что ЭТО надо делать только так, что ВСЕ будет нормально.

   Я новичок. Я действительно не верю в руки, которые держат мою жизнь на страховке, на траверсе, на турнике. Я еще не знаю, что здесь невозможно предавать, даже если на карту поставлено главное, что имеешь - жизнь.

   Это самое сложное и самое заманчивое. Учиться не предавать и не быть преданным. Наверное, именно это искусство и заворожило меня, втянуло в новый мир будто воронка. Ведь путь - это шаг, а страх лишь повод для преодоления.

   Затем преподнесли великое множество развлечений: битвы на подушках, телескоп, чихи. Не стоит выдавать маленьких, местных секретов, но, поверьте, каждое оказалось исключительно забавным.

   А потом начались послепраздничные будни. Я мог делать по пять подъемов в день, но хотел большего. Болели в кровь сбитые колени. Тело покрылось ссадинами и царапинами. Скалы обтирали меня наждачной бумагой. И уже казалось, что иначе и быть не может. Я привыкал терпеть.

   Зато перезнакомился с каждым и обрел назначенное место в новой компании. Оно не оказалось значительным, но цели, которые маячили впереди, обещали многое. Ради этого можно поступиться любым самолюбием. А может, я слишком сильно верю и желаю большего.

   Обратно возвращались той же дорогой, правили на ту же опору. Хотелось домой, в город. Он теперь не казался жарким и душным. Здесь втройне жарче. Водички бы сейчас. Чтоб из-под крана. Почувствовать, как она пробегает холодом из горла в слипшийся желудок.

   Дорога пыльная и более долгая, чем в первый раз. Полдень. Солнце висело над нашими макушками, и тренер вследствие сложившихся обстоятельств, и личного желания шагать без майки сгорел как рак в течение получаса. Но Горбунов не умеет унывать, он поойкивает, смеется сам, а более веселит других. Даже в автобусе до долгожданного города.

   Добрались домой поздним вечером. Я загорел и подгорел довольно основательно. Особенно это проявлялось на бледном фоне окружающих. Слишком быстро ем и слишком много рассказываю. Глотаю разнообразные морсики и кваски литрами. Пустота желудка будто у голодного волка. Сам не заметил, как свалился под бременем усталости и заснул.

   Но и ночь не успокоила внутренности. Несколько раз просыпался от жажды. Жаркое солнце Или подсушило меня как рыбу на коптилке. До него я был слегка покрыт салом бездеятельности, а теперь в силу обстоятельств, жирок вытапливался потихоньку.

   3.

   Хожу на тренировки в понедельник, среду и пятницу. Играем в футбол, бегаем, растягиваемся, ну и силовая часть. В футбол я им дал по самые уши. У меня мячик к ноге привязанный. Подтягиваюсь не очень, зато отжимания идут, дай Боже.

   Недавно видел, как Гриша подтянулся на турнике двадцать раз подряд. Это смотрелось. Ровно, уверенно и больше, чем может присниться. Гриша вполне самостоятелен, не то что мы. С Володей он особенно неуступчив, вызывающ. И наш тренер не разговаривает с ним как с прочими. А я пашу словно бобик, и любой меня учит. Ничего, где наша не пропадала.