Это ведь мои первые, родные скалы. Беговуха, Лева... Гомон галок и ворон говорит о весне, о свитых наново гнездах. Он будил меня зимними ночами, заставлял просыпаться в воспоминаниях о встречах.

   Лазать без грудной обвязки в беседке с поясом мне уже приходилось. Но когда Серега полез без каски на пятидесятиметровый маршрут Города, волосенки на моей голове слегка вздыбились. Я отлично понимал, что и маленький камешек, сброшенный с высоты нашей же страховкой, войдет в голову будто нож в масло.

  Дисциплины и опеки в давыдовской компании оказалось на порядок меньше. Мне никто не говорил, как и где я должен лазать. Никто не работал над элементами техники - мотали метраж. Единственная метода для Ирины Петровны - больше лазай. Но может, так надо?

  Получаю животное удовольствие от движения на скале. Спускаемся вниз парашютиком, это когда страховщик прицеплен ко второму концу веревки и не выбирает веревку, а отходит вниз, по мере продвижения напарника наверх.

  Веревки трутся, аж пух летит, зато спуск - одно удовольствие. Сидишь в удобной беседке, отдыхаешь и осматриваешь окрестности. Под тобой провал и синяя лента реки, а в обе стороны тянется пустынная бесконечность.

  Иногда полупустыня прозрачна и далека, иногда завешана почти призрачным пологом пыли. Она растворяется в неизвестном, и нет предела в ее течении.

  Пот ест глаза, перетекая через брови. Я утираюсь сырым рукавом и начинаю новый подъем. Мне надо не отставать от Сереги, а до этого еще очень много скальных метров. У нас график. Три дня лазанья, четвертый день отдыха. Но это так, отдыхать разве что на кухне. А чем прочим заняться? Купаться рановато. Хоть и жара с десяти до вечера, вода очень холодная. Мужики с уханьем кидаются туда, если увидят серебряные плавнички плывущей вверх брюхом глушенной на плотине рыбы.

  Но сие удовольствие явно не по мне. Уху попробовать, - завсегда рядом. А чтобы ничком в ледяную воду, ну никак. Брожу по пригоркам, окрестности обследую. Чудно здесь. Скалы будто волны из камня. Они пропитаны собственной древностью и силой по самые макушки. Иногда мне кажется, что скалы по-настоящему живые. Но это, конечно же, глупость. Я разговариваю не с ними, а с извечно меняющимся пространством.

  Оно выглядит то строгим и крутым, то закругляется, образуя чаши с бесчисленными желобками высохших водопадиков, рябью застывшего бело-серого движения.

   Скалы слагаются в скульптуры, фигуры, непонятные циклопические сооружения. А их тени? Они определенно живы. Даже вода не сравнится с их движением и изменчивостью. Лабиринты каньонов будто созданы волнами ушедшего во тьму тысячелетий моря. Я теряюсь в них и в собственном одиночестве. Серега не хочет бродить со мной. Он давно взрослый для пешего развлечения.

   И снова подъемы, и метраж. Устаю до опупения. Хоть переходи на двухдневку. В день мотаем по 700-800 метров, довольно достаточно, надо сказать, достаточно. Подушечки пальцев болят неимоверно. Ноги и руки в ссадинах и ушибах. Но болят не только они, все тело ноет и просит о настоящем отдыхе с горячей ванной, баней и холодным кваском для желудка.

   Хоть бы водички из под крана. Я согласен на самую малость. Этот чай, он горло в тошнотики вгоняет. Днем жарища за тридцать, ночью холод. Губы потрескались, лицо шершавое, обветренное. На зубах скрипит пыль, ее не счистить даже зубной пастой.

   Но с благословения Шефа ели сытно и спали мягко. Так что жалобы мои к себе и на себя - на собственную непрочность и пониженную жаростойкость.

  Петровна - женщина взбалмошная, подкидывает нам разные хохмочки. Когда в лагере заправляют тетки, поводов для конфликтов предостаточно. Мужики, как их хозяйственные придатки. Дамы распоряжаются направо и налево, а мы тихо сопим в тряпочку. А потом случлось откровенное чудо. Давыдова золото с пальцев и с шеи растеряла по всему Или. Утром хватилась в голос, бегом от палатки до скал и обратно. Глаза зареванные. Половину богатства не нашли, но два дня вышагивали словно страусы, попом кверху. Квадратами прочесывали, кто найдет, тому поцелуй.

  Я в счастливчиках не числился и благословения не получал. Не обнаружил ничего. Может, искал плохо?

  Потом приехали другие общества, и стало веселее. Тюльпаны отцвели, но степь засветилась многоцветьем палаток. Гоняли в футбол команда на команду. Народ горячий до безобразия. По ногам съездит и не чихнет. Но я участвовал почти во всех баталиях.

  Приехал и Горбунов с вновь набранными парнями - пружинами. Я к спартаковской стоянке не подходил близко. Так, смотрел издали. Обидно, столько камней переворочали, и кому? Горбунову передряги житейские хоть бы хны. Ржет как обычно, даже еще голосистее. А впрочем, откуда я знаю, что у него на душе.

  Прибыли и наши альпиноиды. Они тоже лазали, но значительно меньше нас. Отдыхали, резались в карты и нарды, играли в мальчики - девочки с давыдовскими тетками. Потом, ближе к обеду, кто-нибудь с диким воем разгонялся под горку и кидался в холодную реку. Ему вторили придурошные, вода кипела.

   Но мне не до их шалостей. Я занят, у меня начало получаться. Лазанье втянуло мое тело в какие-то новые, неизведанные ощущения. Скала становилась родной, она притягивала к себе и завораживала движением. Даже не зная маршрута, я отгадывал руками следующую зацепу. Только ноги еще маленько не успевали.

   С ранья, до зарядки, ко мне подскочила Давыдова: - готовься выступить на открытом первенстве 'Локомотива'. Участвуют все, кроме КМСов. Я пошел разминаться. Трасса в районе Города.

  Ждать старта пришлось довольно долго. Петровна умудрилась включить меня во вторую группу. А во второй лезут не новички, а за новичками. Можно было посмотреть, как трасса поддавалась безразрядникам.

   Плоховатенько. Падали гроздьями. Особенно в одном месте. Значит, это ключ трассы. Я его снизу выучил. Всю последовательность движений. На страховке наши альпиноиды стояли. Подбадривают, улыбаются. Им доверять можно. Мужики ходили такие горы. Серьезные.

   Шагалось до ключа неплохо. Жарковато, солнце палит. Руки потеют. Я на полке перед ключом сунул руки в дюльферные рукавицы. Там у меня канифолька в пыль размята. По совету Ирины Петровны. Уж она то знает.