Иногда удавалось напиться. Разживались в основном на заимке, остатками от радушно-обильного приема Бати, но в данный момент пользовались самодельной брагой, выстоянной в теплых вентиляционных отверстиях неисякающей запасами кухни.

  Когда разомлели, затопили баньку и вызвали цыган. В третьем часу ночи мадьяры подымались с постелей не охотно, но пинки действие возымели. А когда молодости поднесли чарку от широты гуляющей русской души, то кочевые заголосили стройно, с сердцем про обжигающе красивых юных дев, мужское естество и Наденьку, ожидавшую пацана с поля битвы.

  Не то, чтобы жратвы было мало, просто Саня крепил брагу спиртом и, похоже, не рассчитал. Заблевали всю каптерку и поперлись втроем мыться до бани. Шли гуськом и весьма тихо. Попоек в части не признавали, их будто и не было, но если нарваться, можно надолго угодить на местную губу.

  Парились долго, но добавленный в предбаннике хмель раскрутил голову с колес, и ночь смешалась в огненном вихре пьяной, направленной в пустоту удали. Нацелились в бассейн. Одеться по форме никто уже не мог, и ползли в ту сторону голышом, умело, по-пластунски.

  В части ходили легенды о призраке юной девы, купающейся в реке по ночам. Река была далеко, девственниц на заставе не имелось, и когда Саня наткнулся в воде на голую бабу, ему не поверили. Великан Зано принялся похабно ржать, зачалась возня. Кто был явно не свой, изворачивался, попал мавру в глаз порядочной оплеухой.

  Ее изловили и скопом подмяли в траве. Распалившиеся мужики лапали грудь, шарили по бедрам.

  Вот тогда и пришло. Накатило водоворотом грез, пронзительной чистоты и первозданности, забытыми чувствами детства. Неожиданно Мавр понял, что они остались вдвоем, наедине под одной крышей, называемой небом.

  Перепонки безголосой тишины лопнули гранатами, Мавр увидел, как ночь расцветилась фейерверками. Это тысячи эльфов-мотыльков стали зримы человеческому восприятию. Он увидел, как зашевелился каменный кракен, выброшенный из моря и уснувший до сроку неизведанные тысячелетия назад. Мавр заглянул в ее белесые, прозрачные глаза и увидел мир на такое количество перерождений вперед и назад, на такое количество проб и ошибок, что социалистическое сущее откатилось волной, стало глупым и маленьким.

  Он вдруг понял, что Нимфа ждала только его. Он увидел сеть живых морщин на живой земле и понял, что это и есть история человечества. Он познал вкус приходящего за ним потока, потока, что уносит земной разум в неизведанные дали. Он понял, как глупо и суетно ошибался, измеряя свое сердце привычками, секундами, местом отведенным ему судьбой. Он прозрел.

   Потом пришла боль. Это Зано душил его, пытаясь всей своей силой сломать шейные позвонки и не пустить в двери нового мира. Глубоко внутри колыхнулась злость. Мавр шевельнул пальцами и увидел, как Зано, хватая раззявленным ртом воздух, ракетой ушел вверх. Потом кувыркнулся Саня, волна унесла и его, запутав осколками сломанного тела в кронах вязов.

  Тьма ночи была тысячинога и тысячирука, она нежилась на остывающих от дневного солнца камнях, она плескалась в мириадах живых разноголосиц. Она обнимала тело Мавра и растворяла в неизведанно, открытом течении жизни. Она жила вечно, и забирала к себе то, что ей нравилось.

   Валентин сидел на полу каменного бункера, а замолчавший Мавр опять ковырялся пальцем в носу. Его циклопический глаз ушел с переносицы и мерно блуждал в районе макушки, изучая своды каземата.

  - То есть, что? - шипом выдавил из себя новоявленный командир.

  - Ничего, - ответил за хозяина вполне самостоятельный рот циклопа, - поосторожней с бабушкиными пузырьками. Им лет столько, сколько тебе недель отроду. А что там этот врачеватель смешал, никто и не помнит. Только из-за них Ностердамус и прогорел. Нравилось ему смеси горючие делать, а такие эксперименты не к добру. Хочешь, верь, хочешь, не верь, но реальность на всех одна. Как ты ей распорядишься, в какие рамки заключишь? Но лучше ее не взрывать, запутаемся в осколках. Пусть все будет по старому, каждый сам выбирает. По-другому ничего хорошего не получится.

  - Что выбирает?

  - Себя и остальных. Пусть они сами, а я пошел.

  - Куда?

  - Тебя дожидаться, на кудыкину гору. В Ботсвану на родину, к предкам. Осторожней с пузырьками!

  Через час Валентин набрел на правильное направление к выходу. На крашеной желтым деревянной скамейке его поджидал майор. Его бравая фуражка валялась рядом. Служивый чесал многострадальную репу и при малейшем намеке кинулся бы прочь.

  - В Багдаде все спокойно, - юморнул док.

  - А этот где? - неожиданно быстро среагировал служивый.

  - Этого не было, - решил за всех Валентин. - Привиделось вам, всем привиделось.

  И тут из него полезло:

  - Генерал в курсе, но и словом не скажи. А то в психушку или в дисбат. Оружие на вас испытали, да переборщили чутка. Но это конфендицально. Три урода потерялись в болотах и сгинули - официальная версия. Трупы захоронить, честь по чести. Несчастный случай на учениях. Так и доложим по инстанциям. А в гарнизоне я улажу. Понял?!

  - Так точно, товарищ лейтенант!

  А Валентин сел в мирно стоящий у ворот бобик и поехал разбираться с бабушкиным наследством...