Стряхнув вязкую пыльцу женской паутинки, Слон стал обиженным и до грубости нетерпеливым.

  -- Ты что, с утра прияла? Не строй из себя падчерецу. Какой шик, какое золото? Таня, ты у меня смотри. Я к вам по-братски, а вы из меня идиота.

   Таня вздрогнула и на секунду замерла, уставилась куда-то выше его лба, за макушку. Лева ждал, наконец взгляд ее приобрел обычную осмысленность и прямоту. Лицо ожило, она улыбнулась доверчиво и почти дружески.

   - Точно, прияла. Как эту штучку узрела, заворожилась. Ну как есть, что-то хочется. Сахара, пальмы, пирамиды, и бедуины под паланкинами. Ну страсть. Слон, ты меня в отпуск наладь, а со Стэном, я сама согласую.

   Опять понесло. Леве показалась, что за его плечами стоит сам Стэн в позе Ромео с банжо, оливковым маслом и бананом в волосах. Одурела баба, на своих кидается.

   - А-у-у!!! Ты этот идиотизм на помойку выкини. С докладом ко мне о текущих делах и полную изготовку. Пол часа времени на сбор. Все, топай!

   Слон вошел в кабинет и первым делом осмотрел арабеск в рамке. За ночь он прижился к месту и казался его совершенно необходимым продолжением. В дневном свете золотом он не попахивал, но вязь морщин обволакивала взгляд нескончаемой продолженностью чьих-то надежд и дальних странствий.

   При способности к нормальному воображению в точечной замысловатости древнего рисунка можно было разглядеть все и даже большее. Плавная нить медленно вычерчивала песчаную сухость и зной бархана, трепетную радость одинокого родника, загадку дышащих тенями тысячелетий осколков руин, бывших когда-то дворцами безмерно богатых халифов и султанов.

   Слон стоял на краю пустыни, зябкостью плечей ощущая всю трудность, гибельность пути назад и радость встречи со своей мечтою. Его кожа ссохлась от потери влаги, суставы сковывала немыслимая усталость и жажда глотка воды. Огромный, несгибаемо оранжевый диск Солнца давил ему в спину и оставалось только одно - сделать шаг.

   Там, за этим шагом начиналось его настоящее, прошлое и будущее. Там за этим шагом его ждали прохладные, глубокие тени дворца наполненные мудростью и простотой жизни тысячелетий.

   Высокие, смуглые люди в белых одеждах сидели возле прохладной искристости фонтанов и читали книги. Боже мой, что это были за книги. в них собралась все человеческая мудрость и способность к осмыслению мира. Они были разговором, который обнажал сущность земных и космических сил, предлагал место человеку, мудрецу в их хрустальных тенетах. Он предполагал знание, которое стоит над жизнью, над страстью, но является лучшим их продолжением.

   Хлопнула дверь. В кабинет к оторопелому Слону влетел Стэн в слегка пере возбужденном состоянии. Слон быстро пришел до себе, подобрался к столу и взмахом развернул рамку с арабеском тыльной стороной.

  -- Ты что не отвечаешь? - обиженно повел начальник, как-то сконфуженно заглядывая в серые туманные глаза обладателя кабинета. - Два раза тебе звонил, а ты не берешь трубку. У нас планерка или стакан водки и день без заботы, по правилам?

  -- Не знаю, - вяло ответил Слон и тяжко бухнулся в кресло. - Я тут штучку купил, отвалил восемьдесят баков, а теперь сам по ней сохну и прочих в напряги вгоняю.

  -- Оба-на! И ты в отпуск? А я что за всех скопом ишачить буду? Уже Татьяна подходила, Копейка во взбудораженном состоянии, говорит теорию неструктуальных массивов написать ему надобно. Вещает, Ньютон перед Эйнштейном, как вошь перед козой, и оба с гениального Диминого тела молока не получат. Ух, продвинулся.

  -- Он во сколько сегодня сподобился? - мрачно резюмировал Слон.

  -- Да уж часа два, как ошивается у сервера и в курилке. Думает думу нетленную.

   У Стэна с юмором все в порядке, значит, еще не лицезрел.

  -- Выкину, к ядреней фене, - решил про себя Слон. - Мы только взглядом окинули, а уже на карачках. И как этот интеллигент с ней жил? Как третьей мировой войны не зачал?

  -- Говорят картинка? - принялся начальник.

  -- Да, дребедень.

  -- Ну покажи?

  -- У нас планерка или день по правилам?

  -- Тогда пошли.

   Закрутилась вполне обычная канитель. Приезжали с судостроительного, мрачно утверждали про новые перспективы и начало навигации на месяц раньше срока. Обсуждали северный завоз и отношения с администрацией. Табачного дыма набралось на тамбур в общем вагоне, но кидаться в омут енисеевских вод никто не хотел.

   После обеда Слона неумолимо тянуло в собственный кабинет. Там набралось куча бумажных дел и поводов к расслаблению. Но честный владелец искренне понимал, что тяга сия, отнюдь не без вывиха. Личное состояние он сравнивал со страданием наркомана в период ломки.

   Скабрезная штука эти наши надежды, личные уютные мирки, а более тяга распущенного в прах воображения. Постылая извечность непроходимой суеты скалывает печень хроническим циррозом, и позывы организма к чему-то светлому и сокровенному будоражат сильнее, чем бутылка Хенесси.

   Слон несколько раз ловил свое тело в попытках продвижения в означенную сторону. Но что-то давнее, проснувшееся еще со времен Афгана, сторожило его, будто он не в родемом помещении, мирном городе, а в далеком рейде, из которого возвращаются только битые семьдесят процентов.

   Неоправданно несколько раз к нему подходили некоторые, похоже продвинутые горе работники. Жена Копейки Катерина преследовала ей скрытую цель и вызывала на откровенный разговор по поводу перспектив фирмы. Сам Копейка с хронической въедливостью искателя Паганеля, широкими шагами мерил коридор, и взглядом напоминал чудо в прострации.

   Потом подались уговором, и со Стеном и речниками без бакенов отвалили на судостроительный. Дело у них не хитрое, намечавшийся союз с фирмой "Слон", выделял некоторую инвестиционную привлекательность их завода, и давал надежды на льготный кредит. Чего конечно в ближайшую пятилетку не случится, даже под напором краевой администрации. Но отруливать надобно мягко, разговоры о подъеме российской промышленности уже не пустой звук.