Надо быть осторожной и не выдать себя. Молчать, слушать, учиться. Взять хотя бы язык. Очень странно, ведь девушка явно говорила не по-русски, но Роза поняла её слова. Возможно, память тела… В нём больше нет прежней души, но осталось знание. А душа Розы вдохнула в него жизнь. Осталось лишь прислушаться к порывам тела, принять их и применять сознательно.

От беспрерывного шевеления пальцы начали просыпаться, и вскоре Роза смогла приподнять кисть и даже покрутить запястьем. Воодушевлённая успехом, она принялась за пальцы ног. И тут из коридора донесся громкий шорох юбок, стук подошв по камню, взволнованные охи. В комнату вбежал мужчина в платье священника и бросился к кровати:

– Розита! Моя девочка! Ты жива! Манни, какое счастье!

Манни, та самая девочка-подросток с лохматой головой, кивала, хмуря брови, у дверей. Священник оказался не слишком старым, на вид лет сорок-сорок пять. Седые космы его болтались сосульками, а руки были не очень чистыми, с чёрными каёмками под ногтями. Розу от этого прямо передёрнуло – с училища терпеть не могла немытые руки… Но святой брат схватил её пальцы, прижался к ним губами, чуть не плача:

– Розита! Какое счастье! Мы все спасены!

Интересная история! От чего они все спасены? Так, два факта уже известны: её тело зовут Розитой, и она мама вот этой девушки. Святой брат вроде как привязан к Розите. Хорошо. Осталось только узнать, в какое место Роза приземлилась. И чем грозила её смерть этим людям.

– Розита, может быть, тебе хочется пить? Может быть, принести немного еды?

– Да!

Она и сама не поняла, как вырвался этот звук из горла. Но он таки вырвался, и Роза подивилась – каким он был хриплым и сильным, новый голос.

– Розита хочет есть! – восторженно возопил святой брат, воздев руки, отчего рукава его балахона соскользнули к плечам, открыв небритые седые подмышки. Роза вздохнула. С гигиеной тут явно проблемы… А менять всё придётся именно ей, Розе, потому что святой брат ляпнул о её важности.

– У нас нечего есть, – мрачно ответила Манни.

– Розите нужен куриный бульон! – мягко возразил святой брат. – Поди на кухню, вели поварихе приготовить, а пока собери сыру и хлеба.

– В замке осталось всего две курицы, – чуть не плача, возразила девушка, с неприязнью глядя на священника. – Если мы зарежем одну для бульона, не будет яиц!

Роза насторожилась. Что значит – всего две курицы? А сколько было? И почему не осталось?

– Розита важнее кур! – твёрдо заявил святой брат и даже брови сдвинул сердито.

Кашлянув, Роза подняла руку:

– Простите, а что тут происходит? Куда пропали куры?

На неё уставились две пары очумелых глаз: тёмные и живые Манни, блеклые голубые – святого брата. Затем в них появилась тревога. Священник поднялся с пола и осторожно спросил:

– Розита, девочка моя… Скажи мне, ты себя плохо чувствуешь?

Ляпнула… Надо было как-то тоньше, исподволь. Куры эти… Роза смущённо улыбнулась, лихорадочно придумывая легенду:

– Мне лучше, но отчего-то не помню про кур.

– Съели мы их, – Манни из тревожно-мрачной превратилась в совсем угрюмую девочку, отошла от кровати и снова уселась в кресло. Но вышивку не взяла, просто села, глядя в узкое окно.

– А какой сейчас год, Розита? – поинтересовался святой брат вкрадчиво.

От рождества Христова? Розе захотелось пошутить, но она прикусила язык. Больная – это ничего, но всяко лучше, чем сумасшедшая. Нельзя допустить, чтобы её закрыли в палате с мягкими стенами…

– Я не помню, святой брат, – смиренно ответила она. – Моя память играет со мной злые шутки.

– Эло милосердный… – прошептал священник, трогая пальцами, сложенными в щепотку, плечи и щёки. Крестится, что ли, он так? Надо запомнить. И Эло – это их местное божество?

– Вы её не отшепчете, святой брат, – резко вмешалась Манни. – Лучше скажите. Может, вспомнит?

– Год пять тысяч триста сорок второй от сотворения мира в звездном храме, – ответил священник. – Вы находитесь в замке Хогван, вы его владелица, лисса Розалия Хогван. Ведь вы помните меня и вашу сестру лиссу Магнолию?

– Господи, нет, не помню.

Роза покрутила головой, чувствуя, что тревога растёт в груди. Э нет! Серый человечек обещал… Хотя ничего он как раз и не обещал, кроме здорового тела. И тело здорово, по крайней мере, восстановление жизненных функций происходит быстро и безболезненно… Но вот окружение этого тела… Владелица замка! Лисса какая-то там…

Роза мысленно обругала себя. Дурёха! Лучше уж владелица замка, чем последняя служанка. Радоваться надо. Нет, погодим пока радоваться. Узнать надо, что там с курами… Почему Магнолия (господи, что за имя?) так помрачнела при упоминании кур?

– А кур зачем съели? Неужели не догадались цыплят вывести сначала?

Святой брат снова закрестился и испуганно ответил:

– Так ведь цыплят первыми съели… Потом петуха…

– А купить? Денег нет? Мы бедны?

– Вы идиотничаете, сестра! – скривилась от ярости Манни. – Прекрасно знаете, что замок осаждён! Где купить-то?

И она вышла из комнаты стремительной, хотя и несколько угловатой для девушки походкой.

– Осаждён?

Роза поперхнулась этим словом, и разом всплыли воспоминания детства – такие живые и яркие, словно это было вчера. Голод. Холодная комната. На потолке и на окнах иней, он таинственно блестит в свете зарева на улице – это горит соседний дом. Дров давно нет – сожгли всё, что можно. Хлеба осталось совсем чуть-чуть, но есть его сейчас нельзя, надо подождать до вечера, когда вернётся с работы мама. Она стала костлявой и какой-то зеленоватой. Она обязательно принесёт в платочке кусочек чего-нибудь съедобного… А пока её нет, лучше сидеть на кровати, кутаясь в одеяла, и не двигаться, чтобы не устать. Маленькая Роза понимает это очень остро, хотя ей всего пять лет…

Тогда тоже город был осаждён, и еды не было. Даже кур не было. И хлеба. А тут всё не так плохо – есть даже сыр!

Война… Как он мог, этот противный серый человечек, снова забросить Розу в войну?! Ведь он наверняка был осведомлён о её прошлом, о том, как она пережила блокаду, как осталась круглой сиротой, как ей было плохо и страшно… Он знал, точно знал. Нарочно сделал, не иначе!

– С кем война, можно узнать?

– С варварами, – отозвался святой брат. – С кем же ещё? Вот уже год идут и идут на север, ни один из замков не смог им противостоять…

Он горестно вздохнул, снова воздев руки к потолку, и Роза машинально проследила взглядом в том направлении. Между толстыми деревянными балками были трещины. Ох, ёбнется… Что ж Розита, безвременно почившая, не следила за замком?

Варвары. Война. И кур нет. Роза тоже вздохнула и решила попытаться встать. Нечего разлёживаться, надо знакомиться со своей новой жизнью.

– А какие они, варвары? – спросила, аккуратно шевеля ногами. Те слушались ещё плохо, но с каждым движением отзывались всё активнее. Святой брат с сомнением смотрел на эти поползновения, даже не пытаясь ответить. За него это сделала вновь вошедшая Манни, правда, в своей манере – зло и вредно:

– А вы выгляньте в окно, сестрица, вон их полным-полно за стенами замка! Вонючие, полуголые, шумные, как стая шакалов!

– Милое сравнение, – усмехнулась Роза, поворачиваясь на бок.

– Слишком лестное! – отрезала Манни. – Шакалы хотя бы полезны, а это отродье лишь убивает, грабит и сжирает всё на своём пути, как голодная саранча!

Молча Роза оперлась локтем о кровать, схватилась за балдахин второй рукой и рывком села. Святой брат шарахнулся от неё и отвернулся, мелко и быстро крестясь. Манни вскрикнула:

– Сестра! Вы бы хоть прикрылись!

Роза испугалась, что лежала под одеялом голышом, но нет. На ней была длинная ночная рубашка типа «балахон», скрывавшая всё тело. Почти всё. Колени оказались на виду, и с плеча ткань сползла от движения. А коленки-то красивые! Прямо как в молодости! Лет сорок уж не видала в зеркале таких! Ох, будто в послевоенное время вернулась. Щиколотки тоненькие, ровненькие! Правда, волосатенькие… Сейчас бы девки в обморок рухнули, увидав такое, а раньше на это и внимания не обращали. Хотя у Розы и волосы были светлые, и растительности на теле почти не было видно, а она пемзой тёрла лодыжки. Есть ли в этом мире пемза?