– То есть артиллерия турецкая в бою малоподвижна и скорострельностью тоже не отличается? – вполголоса уточнил командир.

Капрал улыбнулся:

– Так и есть, ваш-пр-во! Громоздки пушки у турок! Коли конную тягу взять, так передков у них вообще нет, а вся упряжь – веревочная. Вот так встанут пушки у лагеря, и больше уже черт-те с два куда их сдвинешь. Да и канониры, прости господи… Пушки-то в бою большей частью все по одному месту стреляют, наступающим особого вреда не делая.

Как человек опытный и даже уже можно сказать – бывалый, Ляшин прекрасно осознавал, что беседу эту Суворов затеял не зря. Что-то задумал отец-командир – не иначе. Совсем недавно явившись из Финляндии, Александр Васильевич получил от главнокомандующего генерала Петра Румянцева под начало двухтысячный отряд. Семьсот шестьдесят солдат Астраханского полка и еще донские казаки. Теперь нужно было действовать, о чем сейчас командир и высказался, вроде бы благодушно, с улыбкой – но взгляд был серьезен, очень серьезен.

– Главная задача наша – провести разведку боем! Этакий лихой рейд на Туртукай! Смекаешь?

Алексей молча кивнул. Еще бы не понять! Турецкий городок-крепость Туртукай с гарнизоном в четыре тысячи человек контролировал ближайшую переправу через Дунай. От Суворова и его войска требовалось лишь отвлечь внимание турок от действий главных сил.

– Человек, брат, а особенно – солдат, обладает свойствами, из которых одни для войны весьма пригодны, – опрокинув стопочку, продолжал генерал-майор. – Качества сии – решительность, храбрость, презрение к опасности. А еще – находчивость, сила воли, бодрость духа, умение подчиняться и повелевать. Вот чем русский солдат и ценен!

Наставительно подняв вверх указательный палец, Александр Васильевич передал стопку Епифану:

– Все ж, окромя того, есть еще и свойства, для воинских целей непригодные. Вялость, трусость, нерешительность! Стало быть, надобно что? Верно! Развивать качества первые и заглушать вторые.

Первейшее условие военного успеха – смелость и решительность во всяком случае. Но чтобы быть смелым и решительным, надобно не бояться опасности, а самый верный и прямой путь для этого – не выжидать ее, а идти ей навстречу.

Вообще-то, Суворов именно этого и держался, именно так и действовал, именно так воспитывал своих солдат. Отсюда и его приметы наступления – не только с точки зрения наивыгоднейшего образа действий, но и с точки зрения воспитания.

Между тем Александр Васильевич все не унимался, оседлав своего любимого конька. Значит, правду про него говорили – любит старик повитийствовать. Хотя какой старик? Лет сорок – сорок пять… Не молодой, да, но ведь и не старый еще! А уж бодрости – и тела, и духа – всем бы молодым так!

– Чтобы наступление было решительным, а только такое, Алексей, и приводит к положительным результатам, необходимо многое! Чтобы войска ничто не могло озадачить. Ни-че-го! Чтобы они были уверены в своей силе… и мысли бы не допускали, что могут быть побиты! Чтобы наступление заканчивалось бы непременно ударом. Вот как наш поиск на Туртукай, я думаю, сложится! Сложится, а?

– Всепременно, ваше превосходительство господин генерал-майор! – вытянулся Ляшин.

Капрал уж теперь окончательно понял, зачем его позвал командир. Не просто лясы поточить, отнюдь, а дать совершенно ясные указания к ближайшему боевому действу – рейду (или как в те времена говорили – «поиску») на Туртукай. Что ж… Не так далеко крепостица сия располагалась – верст десять, если напрямки.

Лагерь Астраханского полка – а с недавних пор и казаков – располагался неподалеку от православного монастыря Негоешти. Вполне добротной казалась обитель: кирпичные стены, ворота с башенкой, а во дворе – просторный храм, местные крестьяне именовали его иностранным словом «базилика».

Рядом с монастырскими стенами располагались бревенчатые хозяйственные постройки и совсем неподалеку деревня с одноименным названием, где встали постоем некоторые офицеры. Большинство же русских воинов в деревеньку не поместились – как и сам командир! Ну, на то его воля.

Жили в походных шатрах да палатках, варили на кострах нехитрую солдатскую пищу – кашу да щи, иногда разбавляемые раками да рыбой. Вот сейчас потянуло дымком…

– О! – улыбнулся Суворов. – Гречневую кашу варят. А пойти-ка потом, откушать.

– Откушайте, Александр Васильевич! Хоть и к нашему костерку…

– Да хоть и к вашему… Ну, ты ступай, Алексей, ступай. И наготове будьте!

Посмеявшись, генерал-майор шутливо погрозил Ляшину пальцем и, понизив голос, на полном серьезе добавил:

– Может, уже завтра в поиск и пойдем. Или – сегодняшней ночью уже. Чем неожиданней для врага удар – тем лучше. Как ты сказал-то? Пуля – дура, штык – молодец? Вот уж верно.

Обоих – и отца-командира, и капрала – ничуть не смущало, что в Туртукае – четыре тысячи человек плюс крепостная артиллерия, а у них-то – от силы – две! И что с того? Бьют-то врага не числом, а уменьем. Тем более – в крепости не регулярная армия, а наемники-левенды. Главное – решительность! Быстрота, натиск, удар. Удача, она смелых любит. Особенно на войне.

После беседы с отцом-командиром настроение у капрала поднялось, можно сказать – прямо до небес взлетело. Как все удачно нынче складывается – и ночная засада, и этот вот обнадеживающий разговор! Теперь еще бы в рейде-поиске не оплошать. Эх, тогда бы…

Что «тогда», молодой человек представлял себе весьма определенно: проявит себя, получит унтер-офицерский чин, а там и до офицера недалеко, тем более Алексей не из крепостных, не из приписных даже. Помор со свободного Севера, где отродясь никаких бояр-дворян-захребетников не было.

Так что на будущее перспективы имелись, и весьма неплохие. Что же касаемо сегодняшнего момента – прямо вот сейчас, то Ляшин получил от Александра Васильевича благословение устроить по случаю удачной засады небольшую пирушку. Тем более что и казачки-донцы что-то подобное соображали уже с утра: варили ушицу из местной белорыбицы, жарили на костре ягненка и даже смотались в Негоешти за водкой и брагой. Конечно, они не засаду отмечать собирались, а свое – и господина генерал-майора – на театр военных действий прибытие. О начальстве своем казачины отзывались весьма одобрительно – «лихой и нашего брата солдата жалует». К тому времени Суворов успел уже повоевать и в Польше, и в Финляндии – со шведами, приобретя репутацию командира решительного и даже в чем-то склонного к авантюрам. Таким же вот «немного авантюристом» был и главнокомандующий граф Петр Румянцев – достаточно вспомнить его рейды под Кольбергом во время войны с Пруссией. Однако сейчас Румянцев то ли постарел, то ли привык к осторожности и объявившегося словно снег на голову Суворова, как говорят, не жаловал.

Так оно было или не так – бог весть, это сейчас Алексея не шибко-то занимало. Гораздо больше интересовало другое – где бы раздобыть водки? Как успел доложить верный Прошка, донцы уже прошвырнулись по всем окрестностям, скупая вообще все, что можно было употребить в целях приятно-пьяного веселья. Если была водка – брали водку, не было – и брагой не брезговали и даже забродившим квасом. В монастырь заглянуть тоже не постеснялись – за кагором. И это при всем при том, что водка-то у них еще имелась и своя, казенная, в обозе.

– Ну, вот я и говорю! – Прохор возмущенно всплеснул руками. – Казенка есть, а они… Нам-то что теперь делать, коли волчины эти еще с утра рыскали? Теперь уж… шаром покати… Теперь уж… Эх!

– Экий ты питух, Проша, – пошевелив подброшенный в костер хворост, укорил парня Никодим Иваныч. Невысокого роста, с виду не очень сильный, но жилистый, в ловко пригнанном мундире с до блеска начищенными пуговицами, старый солдат производил впечатление человека бывалого, каким, собственно, и являлся. Прохора он опекал, учил уму-разуму.

– Донцы-то, оно понятно, прокатились… – пошевелив хворост, ветеран заглянул в котелок. – И тут уж мы до самого Букурешта ничего не сыщем. Ты воды-то принеси, Проша!