Дробно забили барабаны. Затрубила труба, взвизгнули сигнальные флейты.
Высадившиеся астраханцы споро выстроились в два каре. Одним командовал полковник Батурин, вторым – подполковник Мауринов. Ляшинский «взвод» подчинялся Батурину.
– Кто не зарядил еще… Заряжай! Примкнуть штыки! – снова скомандовал ротный.
– Ну что, братушки-молодцы! – совсем рядом вдруг возникла щуплая фигура командующего верхом на белом коне. Окинув взглядом солдат, Суворов взмахнул шпагой: – Православные! Чудо-богатыри! Ужо покажем нынче нехристям!
– Покажем, господин генерал-майор!
– Ужо высыплем турку!
– Молодцы! Слушай мою команду… Подполковник Мауринов!
– Я!
– Давай со своими молодцами на левый фланг. Там лагерь паши с батареей! Батарею разгромить к черту. Лагерь – разрешаю разграбить! Задача ясна?
– Так точно! Разрешите исполнять?
– Вперед! Впереди колонны – россыпью – егеря и карабинеры.
Отряд Мауринова исчез в полутьме, озаряемой частыми зарницами выстрелов.
– Полковник Батурин… – между тем продолжил Суворов. – Идем вдоль берега, на правый фланг. Карабинеры – вперед. Россыпью.
Печатая шаг, солдаты двинулись вслед за своим командиром. Александр Васильевич во главе колонны, верхом, чуть позади сгинувших в ночь карабинеров.
– Колонны и рассыпные егеря, – улучив момент, одобрительно молвил Никодим Иваныч. – Этак граф Петр Румянцев делал. Под Кольбергом.
В относительном спокойствии солдатушки шагали недолго. Как только повернули с берега к вражеской батарее – так турки тотчас же открыли стрельбу! От грома орудий заложило уши! С отвратительным воем проносились над головами ядра, парочка все же угодила в гущу солдат – кому-то оторвало ноги, а кому-то и голову.
– Вперед, вперед, чудо-богатыри! – неутомимо подбадривал Суворов. – А ну, всыпьте вражинам!
Грянул ответный ружейный залп. Колонна обернулась несколькими линиями. Сначала стреляли солдаты первой линии, затем опускались на колено, перезаряжали ружья. Тем временем стреляла вторая линия, затем – третья…
Правда, пушки были укрыты за земляной насыпью, так что русские пули пока что причиняли врагу мало вреда.
И Александр Васильевич сие очень хорошо понимал! Как и то, что с рассветом меткость врагов значительно улучшится. А если еще применят картечь?
– Эх, братцы-молодцы! Пуля – дура, штык – молодец. Батурин…
– Примкнуть штыки! В атаку… арш!
– Ур-ра-а-а-а!!!!
Русские бросились в штыковую неудержимой лавой! Подхватив ружье убитого сотоварища, Ляшин ворвался на насыпь одним из первых. Какой-то здоровенный турок бросился на него с саблею, замахнулся… и, получив штыком в живот, мешком осел наземь, зажимая дымящиеся, вываливавшиеся наружу кишки.
Завязалась короткая схватка. Редкие выстрелы, крики и стоны – все смешалось, и неожиданно быстро закончилось. Не выдержав натиска, турки бежали, надеясь укрыться за стенами крепости… которую им вообще-то надобно было прикрывать…
– Ур-ра-а-а!!! – предчувствуя близкую победу, радостно закричали солдаты.
Что-то громыхнуло, словно бы десять орудий выстрелили разом! Взорвалась одна из пушек… Совсем рядом с появившимся на земляном валу верховым – Суворовым.
Когда рассеялся дым – всадника не было.
– Суворов! – первым опомнился Ляшин, он и был-то к орудию ближе других, так, что от взрыва заложило уши.
Следом за капралом бросился верный ординарец, денщик, за ним и Епифан, хорунжий…
– Александр Василич… эгей!
Бросив ружье, капрал рванулся к насыпи… Вон убитый конь… и рядом – командующий. Бледный, с окровавленными лосинами и ботфортом.
– Александр Василич, жив?
– Да жив, жив, братцы. Только вот нога…
Суворов поморщился, пытаясь подняться. Не смог, и Епифан с ординарцем подхватили своего командира на руки, понесли…
– В лазарет вам, Александр Василич… Сейчас перебинтуем, ага…
* * *
Батарея была взята. Судя по громовому «ура», не только она одна. Похоже, суворовские чудо-богатыри взяли на штыки все турецкие лагеря и теперь прорвались в крепость. Недолго враг сопротивлялся, ага!
Крепость Туртукай капитулировала, имея гарнизон в четыре тысячи человек против семи сотен русских. Пятьсот человек астраханцев и донских казаков, плюс подмога – егеря и карабинеры.
Наступила радостная для каждого солдата пора – брать и делить трофеи! Для поиска военной добычи отрядили специальные команды, впрочем, и самим солдатам никто не препятствовал.
Кроме собственно военных, в Туртукае проживало и местное гражданское население, кроме турок, включавшее еще и христиан, в основном – болгар и армян. Кто-то проживал в каменных домах, кто-то – в хижинах, окромя того, русские освободили невольников. Домашние слуги-рабы имелись почти у каждого уважающего себя турка, и это еще не говоря о гареме. Всемилостивейший Аллах разрешал правоверным иметь нескольких жен, а наложниц – бессчетно. Кто сколько мог содержать.
Войдя в Туртукай, солдаты растеклись по узеньким улочкам, входили в дома, проверяя каждый двор – не укрылись ли там бравые турецкие вояки? Да нет, похоже, все, кто мог, сбежали в ближайшие крепости – Шумлу и Рущук. Суворовские войска тому не препятствовали. Они вообще-то совсем другую задачу имели – просто провести «поиск», разведку, отвлечь врагов от наступления основных сил на Силистрию. Ну, что сказать – отвлекли! И еще как.
* * *
Что ж, трофеи так трофеи! Каждому воину приятно, что греха таить. К солдатскому жалованью в семь рублей шестьдесят две копейки трофеи – неплохая прибавка. То, что поважнее – то конечно же в общий котел, ну а к мелочи никто не придирался.
– Слыхали, что полковник сказал? – выйдя на небольшую площадь, старый солдат Никодим Иванов сын Репников оглянулся на своего «взводного». – Крепость разрушить. Пушки – те, что тяжелые, что не унести – утопить. А всех христиан – переселить на наш берег. Чтоб, значит, не было им больше от турка никаких обид да примучиваний.
– Видал, не очень-то они хотят переселяться, – хмыкнул в рукав Коля Авдеев. – Стенают – мол, и дома тут у нас, и хозяйство. Ну, правильно, чего ж… Ну, так что где брать-то?
– Еще Александр Василич наказал – христианские дома не трогать. А басурманские – нате-пожалте, – ветеран усмехнулся в реденькие усы. – Так что, ежели икон в горнице нет – так там все и наше. Ну, пошли, что ли, господин капрал? Вон тот забор побогаче будет.
– Вы идите… я попозже подойду…
Махнув рукой, Ляшин проводил своих быстрым взглядом и прислушался. Показалось, будто…
Да нет, не показалось… Снова вроде бы как стон… похоже, что женщина стонет или ребенок… Вон за той калиткой, да…
Турецкие дома – неласковые, окнами на мир не смотрят – за заборами прячутся. И такие заборы, что не заглянешь – высокие, глухие. Вот как здесь… Ворота, правда, приоткрыты… видать, уже кто-то заглядывал.
Нет! Ну, точно – стон.
Приготовив на всякий случай пистоль, Ляшин толкнул створку ногой. Представший его глазам небольшой дворик выглядел как-то бедновато. Бочка с водой, покрытый соломой навес с очагом, небольшой дощатый стол с низенькой лавкой, в углу – старый карагач и сливы. И – дом, скорее даже – хижина. Маленькие оконца, меж ними – дверной проем, закрытый циновкою.
Да! Именно оттуда снова послышался стон.
Не убирая пистолета, Алексей решительно отбросил циновку, вошел…
– О, благородный воин… Я прошу помощи…
На низеньком ложе, посреди комнаты лежала молодая дева. Тоненькая, смуглая, с копной светло-русых волос и большими лучистыми глазами, она не очень-то напоминала турчанку, скорей, болгарку или валашку. Хотя кто его знает? Среди турецких кровей такого намешано! И рыжие турки сплошь и рядом встречаются, и даже светловолосые, навроде наших вологодских.
Из одежды на деве имелись лишь желтые полупрозрачные шальвары и черный, расшитый бисером, лиф, бесстыдно оголяющий плоский девичий животик с темной ямочкой пупка. Голова непокрытая, руки и ноги тонкие, но так, в общем – вполне даже красивенькая. Правда, не для турок – те все же пожирней девок любят. Как и баранину.
