Иронично, что за березовых паразитов, которые только и делают, что пьют сок из несчастных деревьев, кто-то вообще готов платить деньги. Илья, конечно, не жаловался. На слесарном деле в небольшой деревне много не заработаешь, а уезжать далеко от насиженного места ужасно не хотелось. В конце концов, он был единственным на предприятии рабочим, у которого, как говорил начальник, руки росли из правильного места. Нет, что ни говори, а где родился – там и пригодился. Здесь его все знают, и вообще, не продавать же маленький домик, в котором выросло не одно поколение его предков. Да и не купит его никто с прохудившейся крышей… Вот и приходится кое-как копить деньги на ремонт, таская чагу в дальнюю Власовку, к хозяину заготконторы Ефимычу.

Туда Илья и направлялся.

Дверь, петли которой не смазывали, кажется, с брежневских времен, протяжно заскрипела. За столом сидели двое: румяный пузатый Ефимыч и широкоплечий старик в потрепанной куртке, собиравший со стола разложенные веером карты. Заготовитель приветливо помахал рукой. Илья пригляделся к обернувшемуся старику. Окладистая, белая, как у Деда Мороза, борода, нависшие над глазами густые брови, большая бородавка под носом.

– Дед Борис, вы? – с надеждой спросил Илья.

Старик нахмурился.

Илья не заметил этого и продолжал, радостно улыбаясь.

– Ну, не помните? Я Илья. Вы с моим батей на рыбалку ходили, меня с собой брали изредка! Уже лет семь прошло или восемь…

– А, Илюха! – хлопнул себя по лбу дед Борис.

Улыбка, обнажившая прокуренные желтые зубы, вышла у него несколько растерянной. Старик оценивающе оглядел Илью. Нижнее веко левого глаза дернулось.

– Помню, помню, – приговаривал он. – Возмужал, а, мóлодец!

– И вы, я смотрю, все еще в строю! – засмеялся Илья, пожимая широкую ладонь.

– Что притащил-то, Илья? – окликнул Ефимыч.

Сборщик чаги тут же понурился и с виноватым видом протянул заготовителю два гриба.

– Да вот… Только эти и отыскал.

– Не грусти, парень, еще повезет, – подбодрил дед Борис, хлопнув Илью по плечу. – Ты ко мне завтра приходи, расскажу тебе про местечко, где чага водится. Чаю попьем, и вообще.

Он хитро подмигнул. Или это снова веко дернулось? Илья не обратил внимания, удивленный такой щедростью, и забормотал:

– Вы откуда про то место знаете? Много там чаги? А чего сами не собираете?

– Так я каждый пень знаю, Илюх. Лесник я или кто, а? – с ноткой обиды ответил старик.

Он перетасовал карты, но раздавать не стал. Бросил колоду на стол, тяжело поднялся и шутливо отдал честь хозяину конторы.

– Бывай, друже! А тебя, парень, завтра жду, – ткнул он пальцем в грудь Ильи и, посмеиваясь, побрел к двери.

– Он у тебя часто бывает, Ефимыч? – спросил Илья, как только захлопнулась тяжелая дверь.

– Редко. Обычно у него встречаемся, в карты играем. Сегодня я не мог отлучиться, вот он и пришел. А что?

– Да изменился он… Старость, наверно.

– Старость, старость. Последние два года совсем того, – Ефимыч многозначительно покрутил пальцем у виска. – То деревенских не узнавал, то забывал, как в дурака играть, будто из дремучего леса впервые к людям вышел.

– Склероз, – с печальным вздохом заключил Илья.

– Или маразм, – откликнулся заготовитель. – Но ты все-таки сходи к нему, может, и правда, заветное место покажет. С лесника не убудет, а нам с тобой – выгода!

Дед Борис слукавил: чай они с утра не пили. Сразу двинулись в чащу. Старик вел Илью по заповедным тропам, где изредка попадались кабаньи и заячьи следы. Пахло хвоей, прелой листвой и смолой, а небо держалось на колоннах старых сосен, на капителях из темно-зеленых крон. Ветки молодой поросли и колючей малины цеплялись за куртку и ремешки большого рюкзака, словно желая задержать сборщика чаги. Куда торопишься? Постой! Оглядись вокруг. Подыши живительным лесным воздухом. Прочти тайные шифры по змеистым узорам на красноватой коре…

Зато перед дедом Борисом лес словно расступался. Ни одна ветка не хлестнула его по лицу, ни одна хвоинка не запуталась в бороде. Он шел осторожно и неторопливо, как большой старый кот, обходящий свои владения.

Илье, наконец, надоело продираться сквозь бурелом. Он схватил топорик, которым срубал обычно чагу, и замахнулся на ветку, которая чуть не порвала капюшон.

– Не балуй, парень! – лесник тут же обернулся и грозно сдвинул брови. – Не руби деревья без причины. Все зачтется.

– Что же вы, дед Борис, небесной кары боитесь? – скептически фыркнул Илья.

– Не, я в такое не верю. Мне другое ближе.

– Какое?

– Я, Илюха, верю, что один человек стареет, а душа, душа-то бессмертная. Кочует из тела в тело, тем и живет, а? – старик с широкой улыбкой оглянулся через плечо.

– Бессмертная – это до поры, до времени. Пока не встретит этого… Как его? Гаюна.

– Кого?

– Лесное чудище. Дед Борис, да вы же мне и рассказывали, что видели на запутанных тропинках следы странные. Вроде медвежьих, только не косолапые. То ли злой дух, то ли оборотень. Гаюн, не помните? Мол, людей в чащу затаскивает и жрет их души.

– Не знаю, Илюх. Запамятовал, видно, – отнекивался старик.

– Да как же забыть такую жуть? Я хоть мальцом был, а запомнил намертво…

– Намертво – это хорошо, – перебил дед Борис и широким жестом раздвинул кусты. – Вот полянка-то. Тут чаги – пруд пруди!

Они вышли на небольшую прогалину, окруженную березами. Прямо посреди нее, среди сочной густой травы, вылезали поганки – ведьмин круг, прямо как в детских сказках. Илья взглянул на него и поежился, будто от внезапного сквозняка, но посмотрел наверх и забыл обо всем. На белоснежных стволах тут и там черно-буро нарастала заветная чага. Тут не то, что на ремонт, на новый дом накопить можно! Он, топча молоденькие колокольчики и мать-и-мачеху, бросился к деревьям, крепко сжимая топорик. Вот как поклеит новые обои, первым делом пригласит деда Бориса в гости. Надо же отблагодарить, угостить от души…

Срубая очередного паразита, Илья вдруг почувствовал, как крепкие сухие ладони схватили его за шею. Топорик выпал из вмиг ослабевшей руки, дед Борис подгреб его резиновым сапогом в свою сторону.

– Что ты, старый… Ополоумел? – хрипел Илья, вырываясь.

Воздуха в легких уже почти не осталось. Он царапал ногтями руки лесника, сдирая кожу до крови, и пытался пяткой тяжелого ботинка ударить старика по колену или хотя бы отдавить ногу, но дед Борис, неразборчиво шипевший проклятия, не поддавался на эти уловки. Они ритмично покачивались вправо и влево, кружились в причудливой пляске смерти. Илья, судорожно пытаясь втянуть воздух, все-таки изловчился и пнул лесника в колено. Тот ухнул, на секунду ослабив железную хватку, и выпустил жертву. Илья развернулся и резко ударил кулаком. Костяшки будто ударились о камень. Дед Борис отпрянул, потирая ушибленную щеку, но когда сборщик чаги нагнулся за топориком, вдруг зарычал по-звериному и матерым волком бросился на него. Оба рухнули в мокрую траву, и драка продолжилась уже на земле. Илья подмял старика под себя и замахнулся, чтобы расквасить оскаленную желтозубую морду, но дед Борис перехватил его руку и рывком перевернулся. Откуда в леснике вдруг взялась такая мощь? Мозолистые пальцы снова сжали горло, уже с новой неведомой силой. Илья открывал рот, как рыба, выброшенная на сушу. Ужас накатил ледяной волной. Что за чертовщина? Почему он, молодой парень, не может совладать с дряхлым стариком?

Обезумевший дед Борис невнятно бормотал то ли проклятия, то ли заклинание, и его блеклые глаза постепенно зеленели. Померещится же такое! Наверное, это от нехватки кислорода…

Илью стремительно покидали силы. Он бешено вращал глазами, в поисках топорика, который так и не успел поднять, или камня, или палки – да хоть какого-нибудь оружия. Но со всех сторон замечал только бледные поганки, окружавшие его голову словно гротескный нимб…

– Привет добытчику! – заготовитель довольно ухмыльнулся и присвистнул, оценивая раздувшийся рюкзак. – Снова в лес ходил?