– Не будите, – попросила фальшивая жена, и мне показалось, что её голос звучал умоляюще. – Пожалуйста.

– Пошли к прислуге, – шёпотом ответил я.

Девушка шла за мной и держала горшок в руках. Завявшие розы медленно раскачивались в такт ходьбе. Я вошёл на кухню. Никого. За ней две комнаты для прислуги, распахнул двери в обе – никого.

– Горничная сегодня не вышла, – объяснила девушка, я так и не определился, как мне её называть. – А повар и няня были.

Вызвал охранника. Он вошёл в дом уже через полторы минуты, обычно они сюда не захаживали, у них свой домик на территории, тёплый и уютный, с обзором на все камеры участка.

– Где прислуга? – грозно рыкнул я.

– Няня ушла утром, – отчитался он. – Вскоре после девяти. Горничной сегодня не было. Повариха ушла буквально пять минут назад, сказала, кардамон нужно купить.

Кардамон, черт, мысленно выругался я. Злость закипала и булькала в крови. А ещё – страх за своего ребёнка, происходило что-то непонятное.

– Зачем выпустил?

– Так не было по ним распоряжений, – тихо ответил он. – Жену сказали не выпускать, а по слугам ничего…

Он был прав. У нас здесь все же не тюрьма, люди работающие на меня приходили и уходили спокойно, винить охрану было не в чем. На горшок я покосился с ещё большим недоверием – с чего бы всем сбегать, если причины нет?

– Может их просто замучила ваша дочка? – невинно предположила девушка с горшком.

– Она ангел! – зарычал я так, что и охранник и девушка вздрогнули.

Проводил охранника. Распоряжения дал чёткие – никого не впускать. Никого не выпускать. Даже если это менты с ордером, звонить мне, спускать Бакса, что угодно, только чтобы никто сюда не проник. Я не могу рисковать дочерью.

Когда вернулся девушка снова сидела на ступеньках, только теперь рядом унылый, умирающий цветок.

– Никогда не любила розы, – печально сказала она. – Это все из-за вашей жены, да?

Вопрос был неожиданным.

– Возможно, – сдержанно согласился я. – Отчасти.

– А зачем вы женились на ней? Вы же её не любите…

– Её никто не любит, – улыбнулся я. – Я молодой ещё был и зелёный. Деньги делать умел, а мозгов толком не было. Попался. И спас меня один человек. Дедом его у нас зовут, авторитет. У него внучка, то ли родная, то ли приёмная. Он её и деть никуда не мог, и надоела она ему пуще горькой редьки. Вот и вытащил он меня, с условием, что я на этом чуде женюсь. Женился. Если бы отсидел, уже вышел бы…

Я сел прямо на пол, благо ковры в моём доме стоят столько, что с них и есть не зазорно. Розу надо в лабораторию, вспомнил я. И охрану с базы сюда перекинуть, черт с ней, с работой. Наверху раздались шаги, и на лестнце показалась Дана. Сонная, лохматая, на щеке след от подушки отпечатался, вместо пижамы костюм человека-паука.

– Папа! – обрадовалась она. – Ты приехал!

Мне показалось, или девушка смотрела на мою дочь с ужасом?

Глава 9

Юсупов развил бешеную активность. Для начала отобрал у меня горшок с погибшей розой. Розу мне было жалко, она была нежной и красивой, но если так подумать – себя жальче.

Потом принялся куда-то звонить. Орал, что-то кому-то доказывал, потом кто-то приехал и он ушёл во двор. Я выглядывала в окошко – на улице, никуда не делся. Это было хорошо, без него совсем неспокойно. А вот без прислуги было комфортнее, они меня все пугали.

Но и у этого плюса нашёлся один весомый довод против. В мою дверь постучались часа в два дня. Я открыла, ожидая своего похитителя, но за дверью стояла его дочь.

– Уже давно день, – сказала она.

– Я заметила.

Никаких тёплых чувств к этому ребёнку я не пытала. Да, она была самым умным из всех детей что я видела, но при этом удивительно противной, несмотря на ангельскую внешность.

– Я кушать хочу, – заявил ребёнок.

– Сгущёнки поешь, – посоветовала я.

– Я не умею сама её открывать.

Надо же, подумала я. А людей до белого каления доводить умеет.

– Тогда иди на кухню, найди что нибудь и съешь, – равнодушно ответила я.

И закрыла дверь. Я в няни не нанималась, я тут алиби создаю для психа, и возможно, маньяка. Легла на кровать думать свои тяжкие думы, в горизонтальном положении мне думалось куда легче.

А потом…меня пытались отравить. Это не факт конечно, но роза же сдохла. Вдруг на кухне яд? Вдруг еда, которая там есть, отравлена? А я сегодня, своими руками, убила розу. Если по моей вине умрёт ребёнок, пусть даже избалованный и противный, будет ужасно. Я все же гуманист и человек не самый плохой.

Я прокляла все на свете и пошла вниз. Малышка нашлась на кухне. Придвинула стул к плите, залезла на него и разглядывала содержимое кастрюли.

– Не ешь тут ничего, – попросила я. Про яды ребёнок, пусть и умный, мог не знать, поэтому сказала, – Оно тут все протухло.

Забрала кастрюлю, вывалила её содержимое в ближайший унитаз. Потом так же поступила с великолепным мясом. Выбросила всю готовую еду, которую нашла, посуду загрузила в посудомойку. Ими я никогда не пользовалась, но потыкала в кнопки пару минут и разобралась, агрегат зашумел, набирая воду.

Потом взяла большой мусорный пакет, и начала складывать в него все открытые упаковки с едой. Я не могла рисковать здоровьем этого ребёнка, да и своим тоже.

– Ты что делаешь? – удивилась девочка.

– Это тоже протухло.

– Ты делаешь странное. Я папе расскажу.

Я напомнила себе мысленно – никогда не рожай детей. А потом посоветовала девочке идти на улицу и жаловаться. Заодно попросить у отца еды, я тут кухаркой не нанималась.

Некоторые люди умели готовить. Я – нет. Меня пыталась научить мама, они с отцом много времени проводили на работе, я следила за Светкой. Не вышло. Потом Светка подросла и сама вполне сносно стала готовить. И тоже меня пыталась научить, но тщетно.

С сестрой мы жили вместе, до её госпитализации, и она, пусть и младшая, всегда готовила сама. С тех пор, как она перебрались в больницу, я похудела на пару килограмм и заработала гастрит.

Что бы такого приготовить, чтобы не отравиться теперь уже своей стряпней?

– Любишь яйца? – спросила я у девочки, которая так никуда и не ушла, наоборот стояла тут и с любопытством на меня глазела.

– Терпеть не могу, – заявила она.

– Вот и отлично, на обед у нас яйца.

Жарить я их не взялась, закинула варить я в кастрюлю. На мешала немудреный соус из майонеза, сыра и чеснока. Засела время. Обычно я варила яйца до синих желтков, но сейчас меня нервировал голодный любопытный ребёнок.

– Ты какая-то другая, – удивила меня девочка.

Малышка, конечно, была въедливой, но всерьёз, как противника, я её не воспринимала. Сомневаюсь, что кто-то поверит, если она скажет, что маму подменили. Поэтому не напряглась.

– Брак с твоим папой кого хочешь изменит, – буркнула я.

Слила кипяток из кастрюли, налила холодной, подождала. Потом переложила все яйца в тарелку. Поставила на стол. Села, быстро почистила себе одно яйцо, разреза да пополам, бухнула соуса и укусила. Желудок заурчал – я тоже успела проголодаться.

– А я? – спросила Дана.

– Кто не работает, тот не ест, – ответила я с набитым ртом, и похлопала по соседнему стулу, приглашая присоединиться.

Стукнула яйцом по краю стола, и вручила девочке. Сама ела и на неё смотрела. Она колупала свое яичко так сосредоточенно, что вытащила язык от усердия. Со скорлупой открывались куски белка, она психовала, один раз даже стукнула кулаком по столу, но не сдавалась.

Я слопала два яйца, налила себе чая, который не пах ничем сомнительным, и сидела рядом. Малышка почистила пять яиц. Первое совсем страшное, потом лучше, и пятое – почти без изъяна. Затем макнула в соус, откусила и улыбнулась.

– Вкусно!

– Это потому, что ты сама постаралась, – ответила я. – молодец.

В доме раздались шаги, но меня они не напугали – я успела выучить, как ходит Юсупов. Сейчас он явно взволнован. Зашёл на кухню, нас увидел, успокоился, но в глазах – удивление.