Тело медленно привыкало к воде, но холоднее всего почему-то было голове, хотя воздух прогрелся градусов до двадцати. Наверное, до забора можно было догрести минуты за четыре, но какая-то тревога сдерживала его. Он не знал, охраняется дельфинарий или нет, а если охраняется, то насколько сильно, куда делись парни с Кравчуком, и почему они заехали именно сюда. Он плыл и плыл, а слева все разворачивалась и разворачивалась панорама дельфинария с угрюмыми корпусами зданий, с береговыми мостками и вольерами, огороженными сетями, с какими-то странными далекими шумами.
Из воды Майгатов выбрался сразу за забором. Пригнувшись, перебежал к голым, уже обсыпавшимся кустам. Шум стал резче, грубее. Какое-то странное животное кричало низким, утробным голосом, и этот голос так несоответствовал яркому солнцу, голубой воде бухты, чистеньким отполированным галькам берега, что хотелось прервать этот крик. Но вот к нему добавился еще один, не такой громкий, но еще более душераздирающий, и Майгатов побежал за бруствером из кустов по направлению к этому звуку.
Голоса, прорежаемые смехом, остановили его. Он сел еще ниже, хотя высота кустов этого и не требовала, и попытался что-нибудь рассмотреть сквозь сплевшиеся густо, как в корзине, ветки кустарника. Кажется, на мостках у ближайшего вольера кто-то стоял. Рукой Майгатов раздвинул жесткие, колючие ветки и ощутил что-то похожее на радость, хотя радоваться было нечему.
На деревянном мостке, опершись грудью на перила, стояли те два парня и смотрели вниз с таким видом, точно рыбалили. Да и с перил свисала в воду веревка, правда, настолько толстая, что на нее можно было ловить лишь кита. В воде вольера слышался плеск, но нужно было знать тайны дельфинария, чтобы понять, что там происходило. Майгатов уже решил подобраться поближе, чтобы утолить собственное любопытство, но тут парни с усилием потянули веревку вверх, а уже через пару секунд он услышал голос Кравчука:
- А-ах, па-а-ах! Я достану,.. я принесу, но... не... сейчас не мом-гу, не... а-а-ах! - и замолчал, словно в рот ему воткнули кляп.
"Я принесу," - эхом повторилось в голове Майгатова. Что принесет? Как что?! Вахтенный журнал! Значит, он - Кравчук! Ну, тихоня, ну, лентяй!
После того, как загадка была разгадана, Майгатов вдруг остро ощутил, что где-то рядом - Пирсон-Зубарев. Неужели опять остался в машине? Майгатов продлил взгляд до самого дальнего вольера, до площадки для дельфиньих представлений - нет, "мерса" нигде не было. И упорно молчал Кравчук.
Раздирая тишину, опять ворвался со стороны бухты урчащий, утробный крик какого-то чудовища. Внутри у Майгатова похолодело. Его испугал не сам крик, а неожиданность его появления. А внутри этого испуга, словно косточка внутри абрикосины, колюче и объемно лежало удивление. Он не мог даже представить, что же это за животное могло издавать такие резкие, душераздирающие крики. Насколько он помнил, дельфиньи щелчки и попискивания на этот рев не походили даже отдаленно.
На противоположной от мостков стороне вольера он заметил нечто похожее на огромные носилки. Может, это и были носилки, например, для перевозки дельфинов, но это казалось сейчас совсем не важным. Он видел не носилки, а укрытие. И укрытие неплохое.
Майгатов переполз за него, брезгливо ощущая животом не только грязь асфальта и прибрежных галек, но и сплющенные пивные банки, пробки и похрустывающие целлофановые обертки от сигарет и печенья. Выглянул - и почувствовал, что глаза становятся квадратными, как у того мужика.
Над срезом воды торчали вверх туфлями ноги Кравчука. Торчали, словно у спортсменки из группы синхронного плавания, и, наверное, в этих ботинках, в волосатых ногах, с которых сползли до колен брюки, была бы своя комичность, если бы Майгатов не вспомнил, что Кравчук не умеет плавать. Еще чуть-чуть приподнявшись из-за укрытия и наверняка рискуя стать увиденным, он наконец разглядел, что погруженного в воду Кравчука, который почти и не делал никаких движений, пытался вытолкнуть наверх, к спасительному воздуху, юркий серый дельфин. И эта бодливость дельфина больше всего веселила парней.
- Смотри-смотри! Не-е, сорвался... Я уж думал, что сейчас башку-то вытолкнет...
- Он к этому не приучен.
- Да он у тебя вообще ни к чему не приучен. Только играться...
- Ну да! - обиженно ответил более высокий из парней, и Майгатов узнал в нем любителя семечек и нокаутирующих ударов в живот. - Его как раз и готовили для уничтожения подводных пловцов. Штуку такую с ножами на голову закрепи - и он кого хошь в воде почикает... Правда, Терминатор?
Но дельфин, как и все дельфины на планете, человеческого голоса не понимал. Он видел перед собой лишь непрошеного гостя, который нагло вторгся в его родной вольер, и, поскольку из-за плохой кормежки настроение в последние месяцы у него было препоганейшее, выталкивал этого гостя, который вполне мог отобрать и ту жалкую рыбешку, которая иногда дельфину все-таки перепадала.
- Все. Минута прошла. Пора харю просвежить, - напомнил более низкий из парней и по тому, как хватко и мощно он взялся за веревку, как скоординировался, Майгатов почувствовал в нем спортсмена. Нет, не боксера. Наверное, борца. Но когда парень повернулся боком, Майгатов отказался от этой версии. Такие аккуратные уши у борцов не бывают. Значит, либо гребец, либо яхтсмен. Второе больше подходило для Севастополя, и Майгатов так и пометил его для себя яхтсменом. А любителя ударов в живот окрестил кикбоксером.
Под плеск воды показалась налитая кровью, какая-то разбухшая голова Кравчука.
- Ну что, сволота, понял свою ошибку? - зло спросил кикбоксер.
- А-а-ах, а-а-ах... По... по... пон-нял... Отпустите... Не мо... гу... Сердце...
- Жрать меньше надо. Во-он какую харю наел, - посоветовал яхтсмен, хотя сам, судя по набирающей жирок фигуре, жрал не меньше.
- Я... я принесу... Дайте еще... ну, еще пару дней... И я точно принесу...
- Поверим? - спросил яхтсмен у кикбоксера. Кажется, он был чуть подобрее.
- Он уже дважды обещал, - напомнил кикбоксер и сплюнул прямо на мокрый живот Кравчука, с которого свитер сполз на грудь и вот-вот мог закрыть голову и задушить своего хозяина. - Первый раз ни хрена не получилось. Второй раз заменжевался. Слушай, жлоб! - крикнул он вниз. - То, что мы тебя в водичку окунаем, это еще разминка. Скажем так, маленький заплыв в толщину. А вот когда мы тебя достанем, начнется бокс. Ты в детстве в цирке был?
- Я не... мо-огу... отпустите... Через два дня принесу... Не могу я сегодня...
- Так был или нет? - зло дернул он за веревку.
- Бы... был...
- О! Значит, сивучей видел... Знаешь, как они драться любят?
- Правда, что ли? - не поверил яхтсмен.
- В школе надо было лучше учиться, - съязвил кикбоксер. - Сивучи - это родичи медведей. У них боевой инстинкт. Если видит, что его атакуют, он сам идет во встречную атаку. Ты думаешь, для чего здесь сивучи? Мы ж их готовили для атак на подводных диверсантов. Усек?
- А чего ты придумал? - кивнул вниз яхтсмен.
- Выкупаем нашего пузанчика, вытащим, подсушим и запустим в вольер к сивучу. Знаешь, как тот драться будет?
Словно подтверждая слова кикбоксера, еще истошнее, чем прежде, заорало то чудовище, которого так испугался Майгатов, но теперь испуга он не ощутил. И удивления тоже. Потому что увидел за спинами парней, в клетке над следующим вольером, огромную, в два взрослых медведя размером, коричневую тушу сивуча.
- А не убьем? - с тревогой спросил яхтсмен.
- Заволновался? Он что: твой родственник? - он бурно выругался и выпустил веревку из рук.
Яхтсмен не ожидал такого и тоже машинально, под весом Кравчука, выпустил канат.
Из угла вольера серой молнией метнулся к надоевшему чужаку дельфин. Игра повторялась.
А Майгатова встревожило упоминание Кравчука о сердце. При его весе и таком истязании оно действительно могло не выдержать.
Именно страх за Кравчука, а не злость на парней, подняли Майгатова. Он встал, стряхнул с груди и бедер налипшие камешки, ракушки и грязь и, словно одновременно стряхнув с себя сомнения, неторопливо пошел вокруг вольера. Наверное, если бы побежал, парни бы сразу все поняли, но в его размеренной походке, в его внешней беззащитности человека в одних-единственных плавках было что-то успокаивающее. Эта небрежная уверенность подчеркивала, что он здесь - свой, что он уже тыщу раз видел дельфинов, что он просто решил искупаться, поморжевать в стылой октябрьской воде и вот сейчас пройдет мимо и поднимется в родной штабной корпус. И когда он резко свернул на мостки, парни, скорее всего, мысленно все еще считали его своим, человеком из дельфинария.
