Александр Немиров
Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже
© Немиров А., 2022
© ООО «Издательство Родина», 2022
Выставка, которая поразит мир
В 1889 году правительство Франции намерилось организовать невероятно амбициозную Всемирную выставку, которая соберет множество энтузиастов, художников, мыслителей, политиков и мошенников, которые сделают Париж своей сценой. Выставка была приурочена к столетию годовщины взятия Бастилии[1], правительство хотело подчеркнуть благородные чувства.
«Мы покажем нашим сыновьям, чего достигли их отцы за столетие благодаря прогрессу в знаниях, любви к труду и уважению свободы», – провозгласил Жорж Бергер, генеральный директор выставки.
С 1855 года французы проводили международную выставку в Париже каждые одиннадцать лет (по крайней мере, старались), и каждая была более гигантской и грандиозной, чем предыдущая. Эта конкретная экспозиция должна была стать
«рекламой республиканской системы, которая в течение 18 лет держала в страхе роялистов и бонапартистов справа и представителей различных социалистических течений слева. Философия власти должна была рассматриваться как гуманистическая, филантропическая, открывающая свои объятия всему человечеству».
Привычным и проверенным местом для проведения выставки было Марсово поле, которое постоянно посещал и осматривал Гюстав Эйфель, представляя свое готовое, вскоре знаменитое на весь мир творение. Эйфелева башня была выбрана центральным элементом предстоящей Всемирной выставки.
Попеременно осмеиваемое, презираемое и вызывающее восхищение, удивительное сооружение стало самым заметным и противоречивым символом господства промышленности и триумфа модерна. Эйфелева башня должна была стать самым высоким сооружением в мире, выдающимся символом республиканской Франции, видимым со всех сторон, идеальным памятником, чтобы председательствовать на Всемирной выставке в стиле рококо, быстро поднимающейся вокруг ее основания.
Гюстав Эйфель неустанно добивался того, чтобы его башня была закончена к маю 1889 года. Одетый в черный сюртук, жилет и брюки в полоску, месье Эйфель носил высокий накрахмаленный белый воротничок, галстук и шелковый цилиндр. Его темная борода была аккуратно подстрижена; его прищуренные голубые глаза ничего не упускали. Флегматичного и невозмутимого, его можно было встретить почти каждый день и в любую погоду на Марсовом поле, взгромоздившегося на строительную платформу, руководившего людьми во время строительства башни из кованого железа. В течение девяти месяцев парижане зачарованно наблюдали, как наклонные опоры столь обсуждаемого сооружения заметно поднимались с каждой неделей. Многие, кто ненавидел даже саму идею Эйфелевой башни, чувствовали себя вполне удовлетворенными, поскольку частично построенная башня напоминала уродливое, неуклюжее существо.
Сравнительная высота Эйфелевой башни (300 метров) и самых высоких сооружений мира. Париж 1889–1890 гг.
В секрете от всех приближалось время инженерной истины Гюстава Эйфеля, момент, когда он узнает, сможет ли он правильно выровнять четыре мегалитические опоры, которые будут поддерживать платформу первого этажа его башни. Только точно выровненная платформа идеальной ровности могла безопасно служить фундаментом и опорой для остальной части конструкции высотой в 300 метров.
Создатель продолжал утверждать, что его дизайн совершенно оригинальный:
«Не греческий, не готический и не ренессансный, потому что он будет построен из железа… Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что это будет произведение великой драмы».
В марте 1888 года Гюстав Эйфель, в свои пятьдесят шесть лет, был в расцвете сил, одним из самых богатых людей страны, сделавших себя сам, и знаменитым инженером самого высокого в мире железнодорожного моста в Гарабите, Франция. Там его изящные железные арки высотой в 120 метров, казалось, без особых усилий поддерживали железнодорожные пути, пересекающие гигантскую долину. Эйфель также стал крупной колониальной силой. В Танане, Южный Вьетнам, его фирма построила длинный железнодорожный мост, и большая часть ее зарубежного бизнеса заключалась в продаже оригинальных, легко монтируемых модульных мостов и зданий. В Европе огромный, богато украшенный железнодорожный вокзал Эйфеля в Пеште, Венгрия, вызывал большое восхищение своей архитектурой из металла и каменной кладки, в то время как его гениальный дизайн 22-метрового купола обсерватории Ниццы включал «плавающее кольцо, которое позволяло легко поворачивать 110-тонный купол вручную». В Америке Эйфель был наиболее известен как инженер, который сделал возможным строительство колоссальной и любимой Статуи Свободы, поскольку он решил проблему внутреннего каркаса, а затем построил его для скульптора Фредерика-Огюста Бартольди.
Когда в конце 1884 года Французская республика объявила конкурс на впечатляющее центральное украшение для Всемирной Парижской выставки 1889 года, было вполне естественно, что фирма Эйфеля приняла в нем участие. Два молодых инженера башни Эйфеля, Эмиль Нугье и Морис Кехлин, совместно с архитектором Стивеном Совестром создали первоначальный проект железной башни высотой 300 метров, которая так понравилась Эйфелю, что он внес дальнейшие усовершенствования и начал продвигать ее как идеальный памятник Всемирной выставки. В конце концов, она будет почти в два раза выше самого высокого здания на тот момент в мире, недавно завершенного памятника Вашингтону высотой 170 метров в Америке, полностью затмив эту достопримечательность.
Первое публичное упоминание Эйфелевой башни появилось 22 октября 1884 года на последней странице «Фигаро» [2]. Газета отметила:
«Одним из самых необычных проектов, безусловно, является 300-метровая железная башня, которую М. Эйфель намеревается построить».
Французская нация остро нуждалась в демонстрации своего возрожденного глуара[3], который был запятнан катастрофическим поражением Наполеона III во Франко-прусской войне 1870 года, кровавым восстанием коммуны и всеми последующими политическими и экономическими потрясениями.
Как отметил британский журнал Engineerin:
«Политика многое сделала для того, чтобы дискредитировать Францию среди других наций; Выставка сделает гораздо больше для восстановления ее престижа и придаст ей еще большее значение в искусстве, промышленности и науке… их Выставка является самым важным объектом в пределах их горизонта».
Республиканская Франция пригласила на свой праздник все страны мира. Великие европейские державы ответили враждебно, поскольку, хотя республиканское правительство могло настаивать на том, что его ярмарка празднует свободу, науку и технологии, монархи Европы рассматривали ее как празднование падения и обезглавливания королей и королев. Лорд Солсбери, выступая от имени Великобритании, выразил протест против самой идеи французского празднования. Русский царь прямо осудил Французскую революцию «как мерзость». Германия отвергла универсальные выставки как «устаревшие». Их неудобства не уравновешиваются «их преимуществами»… Австрия использовала в качестве предлога парижские манифестации в пользу Венгрии. Италия сказала: «Расходы больше, чем мы могли бы вынести». Испания отказалась, как и Бельгия, Голландия, Швеция и Румыния. Турция, как и Италия, сослалась на бедность. Только страны Центральной и Южной Америки с энтузиазмом откликнулись на приглашение, как и Япония; Соединенным Штатам еще предстояло официально принять его. Французские республиканцы отвергли королевских нытиков, уверенные, что ярмарка продемонстрирует роль Франции «как воспитателя, благодетеля и распространителя света и хлеба».
